Алексей Писемский — о поэте

крепостные люди его трепетали, но только дураки и лентяи, а умных и дельных он даже баловал иногда". Мать Писемского "была совершено иных свойств: нервная, мечтательная, тонко-умная и, при всей недостаточности воспитания, прекрасно говорившая и весьма любившая общительность"; в ней было "много душевной красоты, которая с годами все больше и больше выступает". Двоюродными братьями ее были: известный масон Ю.Н. Бартенев (полковник Мареин в "Масонах") и В.Н. Бартенев , образованный флотский офицер, оказавший важное влияние на Писемского и изображенный в "Людях сороковых годов" в лице симпатичного Эспера Ивановича. Детство Писемского прошло в Ветлуге, где отец его был городничим. Ребенок, унаследовавший от матери ее нервозность, рос свободно и независимо. "Учиться меня особенно не нудили, да и сам я не очень любил учиться; но зато читать, особенно романы, я любил до страсти: до четырнадцатилетнего возраста я уже прочел - в переводе, разумеется, - большую часть романов Вальтера Скотта, "Дон-Кихота", "Фоблаза", "Жильбаза", "Хромого беса", "Серапионовых братьев" Гофмана, персидский роман "Хаджи-Баба"; детских же книг я всегда терпеть не мог и, сколько припоминаю теперь, всегда их находил очень глупыми". Об образовании его заботились мало: "наставники у меня были очень плохи, и все русские". Языкам - кроме латинского - его не учили; языки ему вообще не давались, и он не раз впоследствии страдал от этого "подлейшего неведения языков", объясняя свою неспособность к их изучению перевесом способностей к наукам философским, абстрактным. Четырнадцати лет он поступил в костромскую гимназию, где начал писать и пристрастился к театру, а в 1840 г. перешел в Московский университет, "будучи большим фразером, благодарю Бога, что избрал математический факультет, который сразу же отрезвил меня и стал приучать говорить только то, что сам ясно понимаешь. Но этим, кажется, только и кончилось благодетельное влияние университета". С этим пессимистическим замечанием согласны не все биографы Писемского. Как ни скудны были собственно научные сведения, приобретенные им на факультете, образование все-таки несколько расширило его духовный кругозор; еще важнее могло быть знакомство с Шекспиром, Шиллером ("поэтом человечности, цивилизации и всех юношеских порывов"), Гёте, Корнелем, Расином, Руссо, Вольтером, Гюго и Жорж Санд, особенно с последней. Увлекался Писемский, впрочем, только ее проповедью свободы чувств и женской эмансипации, а не общественными идеалами, провозглашенными в ее произведениях. Хотя, по словам Писемского, он успел за время бытности в университете "сознательно оценить русскую литературу", однако идейное движение 40-х годов вообще мало отразилось на развитии Писемского и главный деятель эпохи - Белинский , оказал влияние разве на его эстетические теории, но никак не на социальные воззрения. Славянофильство также оставалось ему чуждо. Его духовные интересы связаны были почти исключительно с театром. В 1844 г. он "снова стяжал славу актера": знатоки ставили его в роли Подколесина, даже выше Щепкина . Слава первоклассного чтеца всегда оставалась за Писемским, но "репутация великого актера, которая была ему составлена в Москве и которой он очень гордился, не выдержала окончательной пробы в Петербурге" (Анненков ). В 1844 г. Писемский окончил курс университета; отца его в это время уже не было в живых, мать была разбита параличем; средства к жизни были весьма ограничены. В 1846 г., прослужив два года в палате государственных имуществ в Костроме и Москве, Писемский вышел в отставку и женился на Екатерине Павловне Свиньиной , дочери основателя "Отечественных Записок". Выбор оказался чрезвычайно удачным: семейная жизнь внесла много светлого в судьбу Писемского. В 1848 г. он снова поступил на службу, чиновником особых поручений, к костромскому губернатору, затем был асессором губернского правления (1849 - 1853), чиновником главного управления уделов в Петербурге (1854 - 1859), советником московского губернского правления (1866 - 1872). Служебная деятельность, окунув Писемского в глубь мелочей повседневной провинциальной жизни, оказала значительное влияние на материал и метод его творчества. "Трезвость", вынесенная Писемским из университета, окрепла вдали от волнений напряженно-культурной жизни. На литературное поприще он выступил в первый раз с маленьким рассказом "Нина" (в журнале "Сын Отечества", июль, 1848), но первым произведением его должно считать "Боярщину", написанную в 1847 г. и, по воле цензуры, появившуюся в печати лишь в 1857 г. Роман этот уже проникнут всеми характерными особенностями таланта Писемского: чрезвычайной выпуклостью, даже грубостью изображения, жизненностью и яркостью красок, богатством комических мотивов, преобладанием отрицательных образов, пессимистическим отношением к устойчивости "возвышенных" чувствований и, наконец, превосходным, крепким и типичным языком. В 1850 г., войдя в сношения с молодой редакцией "Москвитянина", Писемский послал туда повесть "Тюфяк", которая имела громкий успех и, вместе с "Браком по страсти", выдвинула его в первые ряды тогдашних писателей. В 1850 - 1854 гг. появились его "Комик", "Ипохондрик", "Богатый жених", "Питерщик", "Батманов", "Раздел", "Леший", "Фанфарон" - ряд произведений, до сих пор не потерявших неподражаемой жизненности, правдивости и колоритности. Разнообразные моменты русской действительности, еще никем не затронутые, явились здесь впервые предметом художественного воспроизведения. Напомним, для примера, что первый эскиз рудинского типа дан в Шамилове за четыре года до появления "Рудина"; ординарность Шамилова, сравнительно с блеском Рудина, хорошо оттеняет пониженный тон произведений Писемского. Переселясь в 1853 г. в Петербург, Писемский произвел здесь значительное впечатление своей оригинальностью и, так сказать, первобытностью. Осторожность, с какой он уклонялся от теоретических и философских разговоров, "показывала, что отвлеченные идеи не имели в нем ни ученика, ни поклонника"; идеи общепринятые и, казалось, бесспорные, находили в нем противника, но совершенно неподготовленного к их усвоению. В материальном отношении Писемский в Петербурге был стеснен; жизнь его "подходила к жизни литературного пролетария". Служба ему не удавалась, писал он мало. За 1854 г. напечатаны в "Современнике" - "Фанфарон" и в "Отечественных Записках" - "Ветеран и новобранец"; в 1855 г. - критическая статья о Гоголе , лучший рассказ Писемского из народного быта: "Плотничья артель" и повесть "Виновата ли она"; оба последние произведения имели большой успех, и Чернышевский в обзоре литературы за 1855 год назвал повесть Писемского лучшим произведением всего года. Когда в 1856 г. морское министерство организовало ряд этнографических командировок на окраины России, Писемский принял на себя Астрахань и Каспийское побережье; результатом путешествия был ряд статей в "Морском Сборнике" и "Библиотеке для Чтения". Весь 1857 г. Писемский работал над большим романом и, кроме путевых очерков, напечатал только небольшой рассказ: "Старая барыня". В 1858 г. Писемский принял на себя редакцию "Библиотеки для Чтения"; его "Боярщина" явилась, наконец, на свет, а в "Отечественных Записках" был напечатан его chef d'oeuvre - роман "Тысяча душ". Не прибавляя почти ни одной новой черты к облику писателя, уже выразившемуся в его первых произведениях, роман, как наиболее глубоко задуманное и тщательное обработанное его произведение, характернее всех остальных для художественной физиономии автора, "и прежде всего, для его всепоглощающего глубокожизненного реализма, не знающего никаких сентиментальных компромиссов". В широкую картину расшатанного общественного строя провинции вставлены удивительные по психологической отделке портреты отдельных лиц. Все внимание публики и критики было поглощено героем, особенно историей его служебной деятельности. В фигуре Калиновича все - в прямом несогласии с сущностью романа и намерениями автора, отрицавшего художественный дидактизм, - видели отражение модной идеи конца 50-х годов: идеи "благородного чиновника", изображенного здесь, однако, в довольно сомнительном свете. Добролюбов, находя, что "вся общественная сторона романа насильно пригнана к заранее сочиненной идее", отказался писать о нем. Настенька, по общему признанию - наиболее удачный положительный образ Писемского. Быть может, благоприятные внешние обстоятельства, ознаменовавшие эту эпоху в жизни Писемского, дали ему уже почти не повторявшуюся в его деятельности способность стать и трогательным, и мягким, и чистым в изображении рискованных моментов. По этой мягкости близка к "Тысяче душ" небольшая, но сильная и глубокотрогательная повесть "Старческий грех" (1860). Еще ранее этой повести - одновременно с романом - напечатана была в "Библиотеке для Чтения" знаменитая драма Писемского: "Горькая судьбина". Основа пьесы взята из жизни: автор участвовал в разборе подобного дела в Костроме. Конец пьесы - явка Анания с повинной - столь законный и типичный для русской бытовой трагедии, в замысле автора был иной и в настоящем своем виде создан по внушению артиста Мартынова . Вместе с первыми рассказами Писемского из народной жизни, "Горькая судьбина" считается наиболее сильным выражением его реализма. В изображении великорусского мужика, в передаче народной речи Писемский никем ни раньше, ни позже превзойден не был; после него возврат к пейзанам Григоровича стал немыслимым. Спускаясь в недра народной жизни, Писемский оставлял свой обычный скептицизм и создавал живые типы хороших людей, столь редкие и не всегда удачные в его произведениях из быта культурных классов. Общий дух морали, развитый в мужицком мире "Горькой судьбины", неизменно выше удручающей атмосферы "Боярщины" или "Богатого жениха". Поставленная в 1863 г. на Александринской сцене драма Писемского имела чрезвычайный успех и до "Власти тьмы", была единственной в своем роде мужицкой драмой, привлекающей внимание обширной публики. Конец пятидесятых и начало шестидесятых годов были апогеем славы Писемского. К известности талантливого писателя присоединилась репутация замечательного чтеца; блестящий и авторитетный критик, Писарев, посвящал ему хвалебные этюды; он был редактором большого журнала. Коренное противоречие между духом этой эпохи и мировоззрением Писемского должно было, однако, привести к печальному исходу. Писемский не принадлежал ни к какой определенной группе и, не пытаясь примирить их воззрения каким-либо эклектическим построением, склонен был видеть одни слабые их стороны. Чуждый новому литературному направлению, Писемский вздумал бороться с ним легким и модным оружием - насмешкой, сатирой, памфлетом. Этим оружием успешно владели его противники, сильные другими сторонами своей деятельности и, прежде всего - своей широкой популярностью; но совершенно иным было положение Писемского. Когда в журнале Писемского, имевшим очень слабый успех, начался, в конце 1861 г., ряд фельетонов за подписью "Старая фельетонная кляча Никита Безрылов", уже невинной и благодушной насмешки первого фельетона над литературными вечерами и воскресными школами было достаточно, чтобы печать, с "Искрой" во главе, разразилась против Писемского бурей негодования. Дальнейшая полемика привела к тому, что редакторы "Искры" вызвали Писемского на дуэль, а авторитетная редакция "Современника" объявила себя солидарной с яростной статьей "Искры" о Безрылове. Глубоко потрясенный всем этим, Писемский порвал связи с Петербургом и в начале 1862 г. переселился в Москву. Здесь на страницах "Русского Вестника" появился в 1863 г. его новый роман, задуманный за границей (где Писемский, во время лондонской выставки, познакомился с русскими эмигрантами), начатый в Петербурге еще до разрыва с прогрессистами и законченный в Москве под свежим впечатлением этого разрыва. Общепринятое мнение о "Взбаламученном море", как о произведении грубо тенденциозном, полемическом, даже пасквильном, требует некоторых оговорок. Современная роману критика видела в нем "брань молодого поколения" (Зайцев в "Русском Слове", 1863, № 10), "личную желчь, желание оскорбленного автора отомстить противникам, не признававшим его таланта" (Антонович в "Современнике", 1864, № 4); но все это применимо, до известной степени, только к последней части романа; по признанию самого автора, "если здесь не отразилась вся Россия, то зато тщательно собрана вся ее ложь". Противники Писемского не отказывали ему, однако, в таланте: Писарев уже после инцидента с "Искрой" ставил Писемского выше Тургенева и находил, что старое поколение изображено в "Взбаламученном море" в гораздо более непривлекательном виде, чем представители нового. Евпраксия - положительное лицо романа, списанное с жены автора - противополагает молодых идеалистов герой, который, во всех своих идеалистических и эстетических метаниях, остается грубым материалистом. Вообще роман написан слабо, но не лишен интересных образов (например, Иона-циник). Из Москвы Писемский прислал в "Отечественные Записки" новое произведение, напечатанное в 1864 г. Это "Русские лгуны" - "чисто Рубенсовская коллекция живых и ярких типов русского захолустного житья". Писемский стал было заведывать беллетристическим отделом "Русского Вестника", но в 1866 г. опять поступил на государственную службу. С переездом в Москву совпадает поворот в направлении творчества и явное ослабление художественных сил Писемского. С этого времени им овладевает "памфлетическое отношение к сюжетам", проникая собой не только боевые изображения современности, но и картины отжившего быта. К последним относятся драмы, появившиеся в 1866 - 1868 годах в журнале "Всемирный Труд": "Поручик Гладков", "Самоуправцы" и "Белые соколы". В 1869 г. появился в славянофильской "Заре" роман Писемского: "Люди сороковых годов". Художественное значение романа незначительно; яркими и интересными являются в нем только лица второстепенные; даже в техническом отношении, в связи и расположении частей, он значительно ниже прежних произведений автора. Общественные идеи сороковых годов и представители обоих противоположных направлений, западничества и славянофильства, не находят в авторе сочувствия; социальная проповедь Жорж Санд и Белинского кажется его любимцу - эстетику, мистику и идеалисту Неведомову - "писанием с чужого голоса", а по адресу славянофилов, устами здравомыслящего Зимина направляется упрек в незнании народа - упрек, который Писемский повторял и впоследствии, видя в славянофильстве одно "религиозно-лингвистическое сантиментальничанье". Весьма важны автобиографические элементы романа, на который Писемский не раз указывал, как на дополнение к своей биографии. Здесь и его отец, в лице полковника Вихрова, и его воспитание, гимназия и увлечение театром, университет, студенческая жизнь, интерес к известной стороне "жорж-сандизма" и многое другое, игравшее роль в жизни автора. Критика отнеслась, в общем, неодобрительно к роману, не имевшему успеха и в публике. Появившийся около того же времени немецкий перевод "Тысячи душ" вызвал в Германии целый ряд сочувственных критических отзывов (Юлиана Шмидта, Френцеля и др.). Через два года ("Беседа", 1871) появился новый роман Писемского: "В водовороте", где автор пытался "представить нигилизм, осуществляемый в общественной среде". По своему литературному значению этот роман еще ниже предыдущего. Затем Писемский обратился к новому предмету обличения: ряд драм-памфлетов рисует, в грубых и мало реальных красках, финансовых дельцов. "Подкопы" (комедия, в "Гражданине", 1873) - памфлет настолько резкий, что цензура вырезала его из журнала - посвящены высшей администрации; "Ваал", "Просвещенное время" ("Русский Вестник", 1873 и 1875) и "Финансовый Гений" изобличают концессионеров, биржевиков, капиталистов во всевозможных преступлениях. Пьесы эти сценичны и имели успех, но "Финансовый Гений" показался редакции "Русского Вестника" настолько слабым в литературном отношении, что его пришлось печатать в маленькой "Газете Гатцука". В столь же незначительных органах появились и два последние романа Писемского: "Мещане" ("Пчела", 1877) и "Масоны" ("Огонек", 1880). Первый посвящен изобличению все того же пошлого и наглого "Ваала", противополагаемого стародворянскому культу условного благородства, красоты и тонкого вкуса; автор мало знаком с подлинным "мещанством", и потому отрицательные образы романа совершенно лишены тех детальных, интимных черточек, которые только и могут сообщить поэтической абстракции жизненность. В "Масонах" автор блеснул богатыми историческими сведениями (ему в этом отношении очень много помог Вл.С. Соловьев), но роман мало занимателен: интересных фигур в нем, кроме упомянутого выше полковника Мареина, почти нет. Успеха он не имел никакого. "Я устал писать, а еще более того жить, - писал Писемский Тургеневу весной 1878 г., - тем более что хотя, конечно, старость - не радость для всех, но у меня она особенно уж не хороша и исполнена таких мрачных страданий, каких не желал бы я и злейшему врагу своему". Это тягостное настроение владело Писемским еще с начала семидесятых годов, когда внезапно покончил с собой его любимый сын, молодой математик, подававший надежды. Тщетно боролась любящая семья с приступами возрастающей ипохондрии, к которой присоединились еще физические недуги. Светлыми моментами последних лет жизни Писемского были празднование 19 января 1875 г. (на полтора года позже, чем следует), в обществе любителей российской словесности, двадцатипятилетнего юбилея его литературной деятельности и Пушкинские дни 1880 г. Хотя речь о Пушкине, как историческом романисте, произнесенная Писемским на празднестве, прошла незамеченной, общее настроение его, приподнятое чествованием памяти любимого поэта, было недурно. Новое несчастие - безнадежная болезнь другого сына, доцента Московского университета - надломило исстрадавшийся организм Писемского. Обычный припадок острой тоски и мнительности не завершился тихой грустью и физическим изнеможением, как бывало прежде, но перешел в предсмертную агонию. 21 января 1881 года Писемский скончался. Его смерть не показалась ни критике, ни публике значительной утратой для литературы, погребение его представило разительный контраст с похоронами умершего почти в то же время Достоевского . В воспоминаниях людей, знавших Писемского, резко запечатлелся его характерный и сильный образ, в котором слабые стороны значительно перевешиваются достоинствами. Он был человек добродушный, с глубокой жаждой справедливости, чуждый зависти и, при всем сознании своих заслуг и дарований, удивительно скромный. Всеми особенностями своего духовного склада, от неумения усвоить себе иностранную культурность до непосредственности, юмора и меткости суждений простого здорового смысла, он выдавал свою близость к народу, напоминая умного великорусского мужика. Основная черта его характера стала первостепенным достоинством его дарования; это - правдивость, искренность, полное отсутствие, отмеченных им в статье о Гоголе, недостатков догоголевской литературы: "напряженности, стремления сказать больше своего понимания, создать что-то выше своих творческих сил". В связи с этим он, один из величайших русских реалистов после Гоголя, защищая в теории "искусство для искусства" и ставил своему учителю в упрек желание "поучать посредством лирических отступлений" и "явить образец женщины в лице бессмысленной Улиньки". Впоследствии Писемский пожертвовал этими взглядами в угоду дидактическим намерениям. Не это, однако, было причиной упадка его таланта. Многосложные процессы общественной жизни, которые Писемский взял предметом своих позднейших романов, требовали, для правдивого, хотя бы даже и не исчерпывающего изображения не одного дарования, но и определенной и достаточно возвышенной точки зрения. Между тем еще Ап. Григорьев , которого никак нельзя заподозрить в дурном отношении к Писемскому, замечал о его ранних произведениях, что они "говорят всегда за талант автора и довольно редко - за его миросозерцание". Но этого таланта было вполне достаточно, чтобы дать поразительно верную и рельефную картину элементарно простого строя дореформенной России. Объективность настолько глубоко проникает лучшие создания Писемского, что Писарев называл Гончарова - это воплощение эпического творчества - "лириком в сравнении с Писемским". Септическое отношение к представителям красивого празднословия, не переходящего в дело, наравне с широкими и мрачными картинами отживающего быта, сослужило незаменимую службу тому движению, которому суждено было порвать связь между первоклассным писателем и русской читающей публикой. "Полное собрание сочинений Писемского" издано товариществом Вольф в 24 томах (Санкт-Петербург, 1895). В 1 томе этого (2-го изд.) напечатаны: "Биография Писемского. Список книг, брошюр и статей, касающихся жизни и литературной деятельности Писемского", критико-биографический очерк В. Зеленинского, статья Писемскому Анненкова "Писемский как художник и простой человек" (из "Вестника Европы", 1882, IV), четыре автобиографических наброска и письма Писемского к Тургеневу, Гончарову, Краевскому , Буслаеву (о задачах романа), Анненкову и французскому переводчику Писемского, Дерели. Материалы для биографии Писемского, кроме вышеуказанных - в статьях Алмазова ("Русский Архив", 1875, IV), Боборыкина ("Русские Ведомости", 1881, № 34), Горбунова ("Новое Время", 1881, № 1778), Русакова "Литературный заработок Писемского" ("Новь", 1890, № 5), Полевого ("Исторический Вестник", 1889, ноябрь). Письма к Писемскому, с примечаниями В. Русакова, напечатаны в "Нови" (1886, № 22; 1888, № 20; 1890, № 7; 1891, № 13 - 14). Обзоры жизни и деятельности Писемского с литературными характеристиками см. у Венгерова "Писемский" (Санкт-Петербург, 1884; указана литература до 1884 г.), Скабичевского "Писемский" ("Биографическая библиотека" Павленкова , Санкт-Петербург, 1894), Кирпичникова "Писемский и Достоевский" (Одесса, 1894; и в "Очерках истории русской литературы", Санкт-Петербург, 1896), Иванова "Писемский" (Санкт-Петербург, 1898). Более значительные общие оценки у А. Григорьева "Реализм и идеализм в нашей литературе" ("Светоч", 1861, IV), Писарева ("Русское Слово", 1861 и "Сочинения" Писарева, т. I), Ор. Миллера "Публичные лекции" (Санкт-Петербург, 1890, т. II), Н. Тихомирова "Значение Писемского в истории русской литературы" ("Новь", 1891, № 20). О "Тысяче душ" см. Анненкова "О деловом романе в нашей литературе" ("Атеней", 1859, т. I, VII, II), Дружинина ("Библиотека для Чтения" 1859, II), Дудышкина ("Отечественные Записки", 1859, I), Эдельсона ("Русское Слово", 1859, I), о "Горькой судьбине" - Михайлова и графа Кушелева -Безбородко ("Русское Слово", 1860, № 65. 67, 69), Некрасова ("Московский Вестник", 1860, I; 1863, XI - XII), "Отчет о 4-м присуждении премии Уварова" (рецензии Хомякова и Ахшарумова ); о "Взбаламученном море" - Эдельсона ("Библиотека для Чтения", 1863, XI - XII), Скабичевского "Русское недомыслие" ("Отечественные Записки", 1868, IX), Зайцева "Взбаламученный романист" ("Русское Слово", 1863, X), Антоновича ("Современник", 1864, IV). По поводу юбилея в 1875 г. и смерти Писемского в 1881 г. во всех почти периодических изданиях помещены обзоры его жизни и деятельности; более значительные некрологи - в "Вестнике Европы" и "Русской Мысли" (март, 1881). Иностранные отзывы о Писемском у Courriere "Histoire de la litterature contemporaine en Russie" (1874); Derely "Le realisme dans le theatre russe"; Julian Schmidt "Zeitgenossische Bilder" (т. IV). На немецкий язык переведены, кроме "Тысячи душ", "Старческий грех" и "Взбаламученное море", на франц. - "Тысяча душ" и "Мещане". А. Горнфельд.