Цитаты из книг — Галина Кузнецова

Самые глубокие, пленительные, настоящие страсти бывают только в детстве и в старости. Остальное - ерунда.

по поводу любви народа к монархам, вспомните еще, что Л. Н. Толстой писал в письме к Николаю II: "Вы думаете, что народ Вас любит, Вы увидите, что никто не пошевельнет пальцем для Вашего спасения". И это оправдалось.

К сожалению, я очень тупа сейчас, читаю урывками, устаю чуть ли не каждые два часа, и от этого все у меня еще не ясно.

На днях вечером сидели в кабинете Бунина, и разговор зашел о Достоевском. Бунин, который взялся перечитывать "Бесов", сказал: - Ну, вот и опять в который раз решился перечитать, подошел с полной готовностью в душе: ну, как же мол это, весь свет восхищается, а я чего-то очевидно не доглядел... Ну, вот дошел до половины и…

С тех пор как я понял, что жизнь-восхождение на Альпы, я все понял. Я понял, что все пустяки. Есть несколько вещей неизменных, органических, с которыми ничего поделать нельзя: смерть, болезнь, любовь, а остальное-пустяки.

После жаркого нам подали десерт и кофе, закрыли двери и оставили нас одних. Рахманинов, мало пивший и евший очень умеренно, позволивший себе только лишнюю чашку кофе, стал рассказывать о своем визите к Толстому. Говорил он еле слышным голосом, почти шепотом, с придыханиями, произнося "р" вместо "л". - Это неприятное…

Не люблю праздничных дней. Всегда в них какое-то беспокойство, ожидание чего-то, что должно случиться и никогда не случается.

Надо прежде всего очищать собственную душу. Не делать ничего, что может повредить, хотя бы невольно, косвенно другим. Удерживаться от малейшего осуждения. Удерживаться также от замечаний, когда видишь, что другой делает не то. Заниматься прежде всего воспитанием себя, себя, себя!

- Да, а вот как выражено! Это именно эти звуки (он показал голосом, как кричит чайка). А вот например: "За байраком, байрак - в поли могила. Из могилы встае - казак сивый, похилий". "Похилий" - как сказано! А перевести нельзя. Я пробовал переводить Шевченко. Не то! Так же и поляков. Самые близкие "смежные" языки труднее…

- Почему вы, И. А ., так мало ездили по России? Вот это ваша ошибка, вы должны были бы всё объездить. - Да ведь это вам, когда вы потеряли Россию, всё представляется так. А мне что же? Когда есть свой дом, в некоторые комнаты и не думаешь заглядывать. А когда потерял - кажется, всюду бы пошёл. В Париже вон все бегут…

...Вообще, пока человек молод и неразвит, его или подавляет виденное, или, напротив, так изумляет, что он ничего не может о нём сказать. Пока человек не вышел из чего-нибудь, не возвысился над ним - не он владеет им, а оно им. Всё настоящее начинается собственно с 33-х лет.

Мы живём в страшной, хотя, может быть, и спасительной тупости. А потом вот так бьёт по голове и вспоминаешь, что это за страшная штука - наша жизнь...

В России страшно разлагалось низшее сословие. Я замечал это каждые два года, когда приезжал из-за границы. В семидесятых годах мужики ещё были отличные. Крепостное право они и не вспоминали - им его напомнили позднее, искусственно. В восьмидесятых годах было уже много хуже, а в девяностых - совсем никуда. Главное, три…

Россия была испорчена литературой. Ведь всё общество жило ею и ничего другого не желало видеть. Ведь даже погода в России должна быть всегда дурной, по мнению писателей. Я как-то указал кому-то, что у Щедрина во всех его сочинениях ни разу нет солнечного дня, а всё: "моросил дождик", да хмуро, да мерзко. И что же? Так и…

От сотворенья мира одно и то же! Мы всегда ищем чего-то (счастья?) не в том, что нас окружает, а где-то вовне, в каких-то эфемерных странах...

Это зависит от свойства русского человека. Никто так тяжело не переносит праздник, как русский человек. Я много писал об этом. И всё остальное проистекает отсюда. В русском человеке всё ещё живёт Азия, китайщина... Посмотрите на купца, когда он идёт в праздник. Щёки ему ещё подпирает невидимый охабень. Он ещё в негнущихся…

Он говорил отлично, твердо, с французскими ударениями, с большим сознаньем собственного достоинства и временами с какой-то упорной горечью. Говорили, что, благодаря плохой акустике, радиоприемнику и непривычке шведов к французскому языку, речь его была плохо слышна в зале, но внешнее впечатление было прекрасное.