Цитаты из книг — Шервуд Андерсон

Порой, когда разум больше не в силах двигаться вперед, тело заступает на его место, и тогда завершение начатого дела становится необратимым, неизбежным

В каждом человеческом теле есть великий колодец безмолвных раздумий, которым нет конца. Вслух произносятся те или иные строго определенные слова, но в то же самое время глубоко внутри, в самых потаенных глубинах, звучат слова иные. Это залежи мыслей и невысказанных чувств

Коли природа моя такова, что не могу греху противиться, так отдамся же греху. Хоть пустосвятом не буду, а то на устах у меня Слово Божие, а на уме плечи и шея женщины, которая мне не принадлежит.

В жизни каждого мальчика наступает миг, когда он в первый раз оборачивается к своему прошлому. Может быть, именно тогда он и перешагивает рубеж зрелости. Мальчик бродит по улицам родного городка. Он думает о будущем, о том, какой персоной он явится миру. В нем зарождаются честолюбивые замыслы и сожаления. Вдруг что-то…

«Любовь — как ветер черной ночью, колышущий траву под деревьями, — говорил он. — Не добивайтесь от любви ясности. Она — божественная случайность жизни. Захотите от нее ясности и определенности, жить захотите под деревьями, где веет ночной ветер, — тогда сразу наступает долгий душный день разочарования и на губах, горячих…

Вот на такую улочку и вышел ясной январской ночью Джордж Уилард, переполненный звонкими мыслями. Улица едва освещалась, а тротуар местами отсутствовал. Что то в этом пейзаже еще больше подогрело его разыгравшуюся фантазию. Последний год он проводил весь свой досуг за чтением книжек, и сейчас ему вспомнилась одна история…

– Тебе понадобится знание жизни, – объявила она с такой серьезностью, что у нее задрожал голос. Она взяла Джорджа Уиларда за плечи и повернула, чтобы смотреть ему в глаза. Прохожий подумал бы, что они сейчас обнимутся. – Если ты намерен стать писателем, нельзя баловаться словами, – объяснила она. – Лучше отставить мысли о…

... этот ранимый, ребячливый человек, к которому все испытывали безотчетную симпатию, был просто неудачником, натурой слишком утончённой для прозаической жизни.

Уош Вильямс был человеком бесстрашным. После одного случая он возненавидел жизнь и ненавидел её всей душой с упоением поэта. В первую голову - женщин. "Стервы", - так он их называл. К мужчинам он относился немного иначе. Мужчин он жалел. "Да разве есть на свете человек, чтобы не сидел под башмаком у какой-нибудь стервы?"…

У Еноха никогда ничего не получалось... Он так и не стал взрослым, а потому не понимал людей и не мог добиться, чтобы они понимали его. Ребенок в нем всё время больно ушибался, натыкаясь на реальность, на такие её стороны, как деньги, вопросы пола и противоречивые мнения.

Он возбуждался, говорил слова, которых не собирался говорить, и Алиса, смущенная желанием внести что-нибудь красивое в свою довольно бесцветную жизнь, тоже возбуждалась. И тоже говорила. Корка её жизни, её всегдашняя сдержанность и робость отлетали прочь, и она отдавалась любовным переживаниям.

В глазах людей, наблюдавших за ним, пряталось веселье, разбавленное тревогой. Люди ждали, когда его понесёт, и приготовлялись к бегству. Хотя припадки его были, в общем, безобидными, они были нешуточными. Они обладали силой стихии. Оседлав идею, Джо подчинял себе всех.

Сам Джо был маленького роста и по характеру не похож ни на кого в городе. Он напоминал крохотный вулканчик, который много дней молчит и вдруг выбрасывает пламя. Нет, даже не так - он был вроде человека, подверженного падучей, который внушает своим ближним страх, потому что припадок может налететь внезапно и бросить его в…

Нынче у фермера, стоящего возле печки в деревенской лавке, голова до отказа забита словами других людей. Газеты и журналы нагрузили его полностью. Многое из прежнего дикого невежества, в котором была и какая-то прекрасная детская невинность, исчезло навсегда. Фермер у печки - брат городского человека, и если вы послушаете…

Лежал он совсем тихо, тело у него было старое, и проку от него было мало, но что-то внутри оставалось совсем молодым. Он был как беременная женщина - только носил в себе не младенца, а молодость.

Начало самого материалистического века в мировой истории, когда в войнах будут обходиться без патриотизма, когда люди забудут о Боге и станут считаться только с моральными установлениями, когда воля к власти заменит служение по доброй воле и красота будет едва ли не забыта в страшном безудержном порыве человечества к…