Лучшие книги Ильи Иосифовича Кабакова

Издание представляет собой публикацию всех диалогов Ильи Кабакова — крупнейшего русского художника современности и Бориса Гройса — философа, куратора множества выставок, теоретика современного искусства. В книге представлены как известные диалоги начала 1990-х, так и впервые публикуемые. Жанр интеллектуальной беседы, представленный в книге, ведет свою историю от античности через высокую классику к нашему времени и является ярким примером одной из форм существования в традициях московской концептуальной школы.

Вашему вниманию предлагается издание, которое содержит беседы авторов 9-12 июня 2009 г., в доме Ильи и Эмилии Кабаковых на Лонг Айленде (Нью-Йорк).

Всемирно известный художник Илья Кабаков написал книгу о 1960-70-х годах в 1980-е, по свежему следу описываемой жизни. Он не создавал летопись неофициального искусства - просто рассказывал о себе и своих товарищах, анализировал то, что они делали, не сомневаясь в важности и исторической значимости их творчества. Сегодня, когда все это действительно стало историей, мы можем оценить глубину анализа, точность описания симптоматики и прогнозов, а также степень историчности и объективности, казалось бы, субъективных, изнутри одного круга написанных воспоминаний.

Рассуждения больших художников об иллюстрировании книг, их философия и понимание особой миссии иллюстратора детских сказок предстает перед читателями. Как говорят художники, «ребенок точно знает, какая сказка настоящая, а какая придуманная. Он знает, каким должен быть настоящий замок, настоящий принц и т.д.». Относиться к своей работе неискренне было невозможно, иначе юные читатели почувствовали бы подвох. Именно такими искренними сказочниками предстают перед нами Эрик Булатов, Олег Васильев, Илья Кабаков и Виктор Пивоваров.

Издание известного российского и американского художника, одного из наиболее значительных фигур московского концептуализма. Книга посвящена "Тотальной инсталляции". Формат: 33,5 см x 24 см.

28 июня 2013 года в Зимнем дворце открылась выставка "Утопия и реальность. Эль Лисицкий, Илья и Эмилия Кабаковы", подготовленная Государственным Эрмитажем в сотрудничестве с музеем Ван Аббе, Эйндховен, Нидерланды, где находится крупнейшее собрание произведений Лисицкого за пределами России.
На выставке представлено множество инсталляций, рисунков, картин, эскизов, макетов, фотографий из разных музеев и частных коллекций, сопровождаемых комментариями художников.
Экспозиция разворачивается как параллель и оппозиция между искусством авангарда, представляющим советскую утопию, и московским концептуализмом, как искусством советской реальности. Своеобразный диалог между художниками проходит через анфиладу залов, разделенных на семь основных тем: "Космос", "Чистота форм", "Победа над бытом", "Памятник лидеру", "Трансформируя жизнь", "Вера в реализацию будущего", "Художник как реформатор" (Эль Лисицкий). С этими темами вступают в дискуссию произведения Кабаковых, экспонируемых по разделам: "Голоса в пустоте", "Мусор", "Быт победил", "Памятник тирану", "Бегство от жизни", "Нереализованная утопия", "Художник как рефлектирующий персонаж".
К выставке подготовлен научный иллюстрированный каталог (на русском и английском языках), который предваряет вступительное слово М.Б.Пиотровского, генерального директора Государственного Эрмитажа, и Чарльза Эше.

"Сборник "В нашем ЖЭКе" был сделан в 1981 году. В это время меня очень привлекала тема мусора, мусора как одной из основных метафор тогдашней нашей жизни. Одновременно, наверно, по той же причине я занимался изготовлением "Архива ненужных вещей", который выглядел как собрание папок, коробок, ящиков, куда я подкладывал всевозможную бумажную чепуху, которая ежедневно сыпалась на меня в виде квитанций, записок, справок и пр. Наполнив очередную папку и прошив ее веревочкой, я надписывал сверху "Книги жизни. Том 12" и приступал к следующей. При этом, надо сказать, я чувствовал себя как бы работником какого-то учреждения, которому положено в срок сдать отчет за проделанную весьма ответственную работу.
Через какое-то время я понял, как называется это мое учреждение: это был ЖЭК. Именно на его полках в архиве я видел подобные тщательно пронумерованные папки. Если бы я их раскрыл, то наверняка нашел бы среди бухгалтерских и других отчетов "отчеты за проведенную общественную работу" за такие-то годы. Я захотел сделать такую же папку за 1981 год, включив в нее среди своих текстов тексты моих друзей. Мне кажется, что некоторые из них будут удивлены и даже рассержены столь бесцеремонным отношением к их собственным архивам, которые были предназначены для других целей, в других сборниках, но уж точно оказаться не в такой папке. На это я бы возразил, что не следует пренебрегать значением ЖЭКа, сводя его лишь к материальному и бюрократическому учету. ЖЭК, по моему убеждению, существует как хранитель более универсального "целого", где концентрировалась та атмосфера, которой мы дышали со дня нашего рождения и которому мы принадлежали и внутри, и снаружи. Поэтому в заглавии стоит перед словом "ЖЭК" слово "наш".

От автора.

Издание включает в себя значительную часть текстов крупнейшего русского художника современности, основателя и идеолога московского концептуализма.

Три раздела этого сборника объединены общей темой: исследованием "речи советских людей", той коллективной речи, которая существовала и понималась однозначно всем нашим обществом в 70 - 80-е годы прошлого века. К этому времени окончательно установился этот язык общего понимания и каждый в нашей стране мог быть уверен, что в любой "точке" - в деревне или в городе - все говорят на этом языке точно так же, как и он.
При этом внутри языка существовали два "наклонения", и говорящий прекрасно различал их, склоняясь то к одному, то к другому в зависимости от обстоятельств.
Эти "наклонения" суть Приказ и Жалоба, и связаны они были напрямую таким образом, что когда при встрече один из участников диалога занимал первую позицию, то другой тотчас же смещался на вторую и наоборот.
Но в этом же диалоге скрывались и другие возможности, другие обертоны, хорошо различимые нашим советским ухом. В каждой из произносимых жалоб можно было расслышать затаенный приказ, а в каждом категоричном указании уже была скрыта жалоба на то, что распоряжение это вряд ли будет выполнено.
Тексты первого и третьего раздела сборника сочинены автором в надежде, а лучше сказать - в полной уверенности, что они ничем не отличимы от того коллективного языка, о котором говорилось выше и который постоянно звучал и звучит в голове у автора.
В отличие от этого тексты второй части сборника абсолютно подлинны и документальны.
Нахождение этих документов описано в предисловии к самому разделу. Следует лишь добавить, что, по мнению тех, кто их прочел, эти тексты, которые, казалось, похожи один на другой, в целом производят такое уникальное и высокохудожественное воздействие, что кажется - они сочинены неизвестным, но, без сомнения, великим писателем ранга Андрея Платонова или Венедикта Ерофеева.

Триалоги - это уникальный творческий эксперимент, который в 1982-1983 годах поставили художник и эссеист Илья Кабаков, искусствовед и социолог Иосиф Бакштейн, а также филолог и культуролог Михаил Эпштейн. На протяжении года они встречались и писали небольшие эссе на выбранные ими темы, а затем обсуждали их и дополняли тексты друг друга комментариями. Темы для этих импровизаций охватывали искусство, культуру, общество и повседневную жизнь; часто предметом совместных дискуссий становились реалии советского времени и важные идеологемы: от хоккея, сумки или плаката до судьбы и эпоса. Помимо материалов импровизационных сессий, в книгу вошел написанный М. Эпштейном раздел "К истории и теории импровизаций", в котором рассказывается о других импровизационных сообществах, возникших в России и на Западе с 1980-х годов до наших дней - Клубе эссеистов, "Египетских ночах", "Пишу как дышу", "Lost and Found". В этом разделе автор рассматривает жанровые особенности импровизации как экзистенциального события мышления, соединение в ней творческой и коммуникативной составляющих, соотношение ее с фольклором и эссеистикой. В приложение включена статья М. Эпштейна "Илья Кабаков как мыслитель", в конце книги приводится библиография работ по проблематике книги, а также хронология всех импровизаций на русском и английском языках, в которых М. Эпштейн участвовал как модератор и автор. Издание иллюстрировано факсимиле текстов И. Кабакова и репродукциями его работ, относящихся к темам импровизаций.

Studienarbeit aus dem Jahr 2007 im Fachbereich Russistik / Slavistik, Note: 1,0, Humboldt-Universität zu Berlin (Institut für Slawistik), Veranstaltung: Hauptseminar: Der Moskauer Konzeptualismus, 0 Quellen im Literaturverzeichnis, Sprache: Deutsch, Abstract: Essays zu den Themen: „Livingstone in Afrika", Il'ja Kabakov und der sowjetische Müll, Dmitrij A. Prigov: Auf Raubzügen, Vladimir Sorokin: Rede-Schlangen, Vladimir Sorokin: Der Tod des Autors als Verfahren.

Вашему вниманию предлагается "Х. Д. К. Альманах, №1, 2011".

"Утопия живописи.
Согласно широко распространенному мнению, в искусстве не существует прогресса. Отчасти это верно, но только отчасти. Во всяком случае, в эпоху модернизма мы наблюдаем последовательное развитие определенной тенденции, и суть ее заключается в том, что все аспекты искусства мыслятся как в равной степени фиктивные. Никто уже не верит в способность искусства сформировать адекватный, так сказать, "реалистический", образ внешней реальности или аутентично передать внутреннее состояние человеческой души. Но при этом сохраняется вера в то, что любое произведение искусства фактом своего появления обязано художнику, который его создал. Невзирая на широкое распространение дискурса о смерти автора, искусство наших дней по-прежнему внушает представление, что за каждым художественным произведением скрывается художник, создавший это произведение или хотя бы, как в случае реди-мейда, осуществивший акт его выбора. Даже для демонстрации смерти автора требуется художник, инсценирующий эту смерть в своем искусстве. Убеждение, согласно которому источником искусства является художник, в особенности прочно укоренено в сфере живописи. Если фотография или видео-арт с самого своего возникновения вызывали сомнения относительно релевантности классического представления об авторстве, то живопись неизменно рассматривается как область естественной гегемонии авторской индивидуальности. Не случайно, говоря о гениальном художнике, мы обычно имеем в виду живописца. В немецком языке понятие "Malerfurst" (властитель живописи) звучит привычно. А вот понятие "Videofurst" (властитель видео) наверняка показалось бы странным".

Борис Гройс
Формат: 34 см x 24 см.

"Будем как мухи.
Один из современников русского авангарда вспоминает, как Маяковский иронизировал над известным тогда художником Чекрыгиным, наблюдая за его работой: "Ну, вот, опять ангела нарисовал. Ну, нарисовал бы муху. Давно муху не рисовал".
Илья Кабаков постоянно возвращается в своих работах к рисованию мухи. Естественным кажется поэтому странный, на первый взгляд, вопрос: какое значение имеет изображение мухи для художника, или, что то же самое, какое место занимает муха в его художественной системе. Вероятно, самый простой ответ на этот вопрос состоит в том, что муха по самой своей природе не может занять ни в какой системе никакого определенного места. Муха постоянно кружится, жужжит, садится и в тот же момент снова взлетает. Ее передвижения в воздухе всегда хаотичны, место, которое она занимает на поверхности предметов, всегда случайно. К тому же муха лишена идентичности - она с трудом фиксируется взглядом, и мы никогда не можем в точности проследить, та ли это самая муха кружится, садится и взлетает сейчас, что и за мгновение до того. Особенно в своих более ранних графических работах Кабаков подчеркивает эту посторонность мухи любому определенному порядку вещей: он иногда помещает вполне реалистическое изображение мухи на свои тщательно спланированные и на бюрократический манер расчерченные графические листы - как будто муха случайно села на них и сейчас снова взлетит.
Но если сама по себе муха столь непоседлива, то кажется, что, по меньшей мере, понятие мухи и его место в языке культуры вполне стабильны. Кабаков в своих "мушиных работах" развеивает эту иллюзию: понятие мухи оказывается столь же подвижным, как и она сама".

Борис Гройс
Формат: 34 см x 24 см.

То, что сделали в своих работах Илья и Эмилия Кабаковы, используя иконографию 30-50-х годов и создав обобщенный образ советского художника, это, по сути дела, прочтение визуальных текстов социалистического реализма как глубоко эшелонированной семантической структуры, обладающей к тому же свойством гетерохронности. Кабаковы реконструируют сталинскую картину как одновременно отталкивающую и притягательную, включая согласно концептуальной традиции оценку произведения в само произведение. Однако они сами в последних работах усложнили себе задачу, поскольку тексты в изобразительной плоскости практически отсутствуют и эффект отмеченной двойственности достигается исключительно живописными приемами. Текст присутствует в работах Кабаковых скрыто, поскольку подчеркнутая, утрированная сюжетность картин говорит о том, что они как бы иллюстрируют собой некоторый авторитетный текст, говорит о "литературоцентричности" русского искусства.

Формат: 33,5 см x 24 см.

Вниманию читателей предлагается альбом с цветными иллюстрациями набросков и рисунков Ильи и Эмилии Кабаковых. Издание на русском и английском языках.