Цитаты из книг — Леонид Аронзон

Как хорошо в покинутых местах! Покинутых людьми, но не богами. И дождь идет, и мокнет красота старинной рощи, поднятой холмами. И дождь идет, и мокнет красота старинной рощи, поднятой холмами. Мы тут одни, нам люди не чета. О, что за благо выпивать в тумане! Мы тут одни, нам люди не чета. О, что за благо выпивать в…

Приближаются ночью друг к другу мосты, и садов и церквей блекнет лучшее золото. Сквозь пейзажи в постель ты идешь, это ты к моей жизни, как бабочка, насмерть приколота.

Взгляни сюда - здесь нету ничего! Мой друг, Офелий мой, смешить тобой Горацио моё, ты - всем живая лесть, но не смущайся: не шучу тобою - где нету ничего, там есть любое, святое ничего там неубывно есть.

Боже мой, как все красиво! Всякий раз, как никогда. Нет в прекрасном перерыва. Отвернуться б, но куда? Оттого, что он речной, ветер трепетный прохладен. Никакого мира сзади: Что ни есть - передо мной.

Я сам горбат, стихи мои горбаты, а чем я виноват? - евреи виноваты! Собачью их тоску в глазах их бесконечных, ещё припав к соску, я пил, себя калеча. Давида знак ко лбу прибила мне Расея - что ни еврей - горбун, все горбуны - евреи: конёк ли горбунок, что дурня приготовил, иль мёртвый педагог - одной со мною крови!…

Однобокая двигалась лошадь, на телеге стоял катафалк, растянув бесконечные вожжи, с двух сторон её кучер шагал. Что везла эта бедная кляча? Я, догнав её, в гроб заглянул: и, от ужаса медленно плача, перед всем ощутил я вину: там лежала такая же лошадь, только больше, чем эта, мертва, и я, видом её огорошась, на ногах…

Не темен, а сер полусумрак, и комната наша пуста, под сумерки у Петербурга разит, как у пьяниц из рта. Какой Петербург! — захолустье! — облупленный ветром фасад, когда, отвернувшись от устья, Нева гонит волны назад. Как ткань расползается эхо буксиров и мучает слух, итак, — никуда не уехав, — давай соберём по узлу. Давай…

Плащ поэта, подобье рубища, о стихи, о моё подобье, для нетленного мира любящих одарю себя нелюбовью, как дорогой, крестом и папертью, как потерей того, с чем сросся, предаю себя, как анафеме, неприкаянному сиротству.

Каким теперь порадуешь парадом, в какую даль потянется стопа, проговорись, какой ещё утратой ошеломишь, весёлая судьба, скажи, каким расподобленьем истин заполнится мой промысел ночной, когда уже стоят у букинистов мои слова, не сказанные мной. Гони меня свидетеля разлада реальности и вымыслов легенд, покорного служителя…

Всё на свете перепутав, "Бэээ!" -запела стая уток. Подлетая высоко, ржали гуси: "Иго-го!" Лошадь на спину легла и гогочет: "Га-га-га!" Стадо коз поет: "Ку-ку!", а свинья: "Ку-ка-ре-ку!" Тут на шум сбежались рыбы, успокоить всех могли бы, но уж много лет подряд рыбы вслух не говорят.

Я выгнув мысль висеть подковой живое всё одену словом и дав учить вам наизусть сам в кресле дельты развалюсь.

Стадо божиих коровок в многи тысячи головок украшает огород и само себя пасёт. Обернувшись к миру задом по привычке трудовой, ходит лошадь красным садом, шею кончив головой. Две коровы сходом будд там лежат и там и тут.

Приближаются ночью друг к другу мосты. И садов и церквей блёкнет лучшее золото. Сквозь пейзажи в постель ты идёшь, это ты к моей жизни, как бабочка, насмерть приколота.

"Я, -отвечаем мы, - за нами, за нами - мы. Нам нет конца, на сыновьях лицо отца, и впереди нас только знамя с небес смотрящего Творца, и знамя это - небеса!"

Благодарю Тебя за снег, за солнце на Твоём снегу, за то, что весь мне данный век благодарить Тебя могу. Передо мной не куст, а храм, храм Твоего КУСТА В СНЕГУ, и в нём, припав к Твоим ногам, я быть счастливей не могу.

А я становился то тем, то этим, то тем, то этим, чтобы меня заметили, но кто увидит чужой сон? Я вышел на снег и узнал то, что люди узнают только после их смерти, и улыбнулся улыбкой внутри другой: КАКОЕ НЕБО! СВЕТ КАКОЙ!

Тебе любви моей мало, созданной цельными мазками, думаешь, картина слабее стала из-за грубой резьбы на раме? Нет, она хуже не станет. Рамы меняются, краски б не блекли. Кустарщина в золоте тоже манит, только она на век ли? Июль 1956

Как хорошо в покинутых местах! Покинутых людьми, но не богами. И дождь идет, и мокнет красота лесных деревьев, поднятых холмами. И дождь идет, и мокнет красота лесных деревьев, поднятых холмами, — как хорошо в покинутых местах, покинутых людьми, но не богами.