Цитаты из книг — Юрий Каракур

На лавке у нашего подъезда, если лето, сидели старушки, а когда одна вдруг вставала (разогреть ужин мужу, поставить вариться рассольник, телепередача в семь), то прощалась: «Ладно, девочки, я пошла». Девочки – со всеми своими артритами, с катарактой на левом глазу, с давлением. Им нравилось так называть себя – просыпалась…

Вещи такую долгую имеют жизнь, так умеют обосноваться, что я иногда смотрю на них как на победителей. И ладно бы браслет, икона, часы, но ведь бутылка из-под настойки в виде графина (гранями играет пробка), кувшин-инвалид без ручки, папка для бумаг с надписью «600 лет городу Кирову» (неудобный замочек, треснувший пластик,…

Летом всё самое красивое, новое, прохладное начинается как раз в районе шести утра, когда можно любое место застать врасплох, а оно – голубенькое, незлое.

...нужно как можно дольше любить, ведь любовный взгляд, тщательный, медленный, сантиметр за сантиметром рассматривает, запоминает даже глупости вроде поясницы и (раздвинув волосы) ушной раковины, спасает от повреждений. Никто под моим присмотром не посмеет отколоть пальцы на ступнях, отбить голову, выхватить диск из руки,…

Задачка по природоведению, поведение в лесу: определяем части света, чтобы понять, где дом, а где смерть. Давайте присмотримся к дереву. Вот тут, видишь, мох, это значит, что со стороны мха (не моха!) притаился и холодеет север, зима, вот эти вьюги, помнишь, когда колко и безнадёжно идти по улице к гаражам. Ну а с той…

Прошлые выходные были оттепельные, тревожно кричали птицы, чёрными стаями выводили фигуры над деревьями и как будто звали или напоминали о чём-то, а помнить не хотелось.

В саду стоял по-чеховски, привалившись плечом к стене, старый зонт, нога его заканчивалась пикой, благородная чёрно-серая клетка казалась пиджаком. Он регулярно отчаивался и выпускал костлявые спицы, но бабушка подхватывала их и ниткой привязывала обратно, словно упрашивала: нет, потерпи ещё чуть-чуть, и зонт напряжённо…

Эмма Михална только дотрагивалась до всякой мысли и никакую не обдумывала долго: будет ли очередь, отложить на сберкнижку, как обычно, заглянуть в гастроном, подкупить, приятно вспомнилась халва, а за ней следом умершая сестра, которая тоже её любила, но это без особенной грусти, халва победила.

Но бабушка смеяться, в общем-то, боялась. Особенно в первой половине дня. Утром насмеёшься, вечером наплачешься, говорила она.

«Если отложить бабушку по оси абсцисс, а затем приподнять по оси ординат (ну не выше метра семидесяти), то получится одна маленькая чёрненькая точка. Удивительно, что Америка разглядела крохотную мою бабушку. Ведь есть же что-то большое: Миссисипи (не запутаться бы), Венеция, леса Амазонки, Тихий многоводный океан, и…

«Рак – речной, членистоногий, медленно ползущий по дну, усы – от этого я не мог отделаться, хоть и знал, что рак одновременно и то и другое, как ключ, лук, норка. Но сразу же после заболела раком появлялись клешни, вредная медлительность.»

- Бабушка, а что это такое пери что-то? Тётя Лара говорила, когда вышла из туалета. - Перистальтика, - недовольно отвечает бабушка и переводит: - Да просраться просто не может.

Поезд гудит протяжно, грустно, напоминая о том, что прошло, и о том, чего, кажется, и не было никогда. И как тут закончить, если нет этому никакого конца.

От какого-то общего восторга, из-за того, что бабушка такая весёлая и поправляет волосы, я стал целовать её в щёки, она смеялась, как будто смущалась и не ожидала, что я так её люблю. Конечно, это была любовь, самая долгая, не успевшая закончиться.

Лёг пораньше, когда летняя ночь ещё не наступила, а только припугнула и красиво висела с жёлтыми разливами, остро кричали стрижи за окном.

Сейчас голоса нет, а жопой вертят, — продолжает бабушка разговор про магнитофон, — я как посмотрела на эту Распутину, так и ахнула. Вместо трусов какой-то шнурок в жопе.

Там, внизу, у пруда, по железной дороге едет поезд, протяжно, грустно гудит, будто Чехов его слышит.