Цитаты из книг — Алла Ярошинская

Одной из малоисследованных сторон «постчернобыльского» синдрома является обращение людей, переживших атомную катастрофу, к Богу. Разуверившись в том, что их проблемы будут решены властями, люди, вместо того чтобы пытаться самостоятельно найти выход из положения, оставить опасные радиационно загрязненные территории,…

По-видимому, слишком для многих на Украине пролонгирование последствий глобальной катастрофы на ЧАЭС превратилось в супердоходное мероприятие. О ядерной безопасности уже давно никто всерьез и не думает. А зачем о ней думать, если ее так легко, так бесконечно и так безнаказанно, на виду у всего мира и Европы, куда Украина…

А куда же было девать радиоактивные отходы? Россия отказывалась забирать отработанное ядерное топливо с украинских АЭС. (Она и в своем захлебывается!)

Подобно тому, как придворные Франции в средние века дарили своим дамам цветы картофеля, не подозревая, что у этого растения есть нечто более важное, чем бело-розовые лепестки, так многие сейчас, рассуждая о ядерной энергетике вообще, как-то забыли об атомной бомбе в частности, на которой вот уже двадцать пять лет сидит…

Чтобы попасть сэру на стол, овца должна быть девственно чиста. От чернобыльской радиации. То есть пройти своеобразное «чистилище» через свободные от радиации пастбища. Да нам такое и не снилось! Понятно, что в конечном счете речь идет не об овцах, а о людях.

У фонда были друзья на Западе и в Японии. Особенно тесные связи возникли с японскими «чернобыльскими» организациями, которые возглавляют Акико Вада из Токио и Икуо Кусака с острова Хоккайдо. Акико Вада вместе с коллегами-женщинами побывала в гостях у Фонда для ознакомления с его работой, ее организация через наш Фонд…

В 1992 году, когда я первый раз побывала в Японии в качестве главы официальной делегации от Министерства печати и информации России, где в то время работала, судьба неожиданным образом свела меня с доктором Шигемацу в его лаборатории. Тогда публично, в присутствии многих людей, спросила, а не стыдно ли ему за его…

Иерусалим предлагал взять народичских детей к себе на оздоровление. Армянские дети после землетрясения тоже отдыхали там…

«Я живу в городе Могилеве, а пишу Вам. Живем, как атомные заложники. Дозиметров ведь у нас ни у кого нет и проверить данные мы не можем. Надежда на приобретение их тоже нулевая, хотя и пишут кое-где, что их начали выпускать. А замеры официальные брались из расчета два на один квадратный километр. Тогда как надо бы через…

В моем огороде раньше тыква росла слабо, а в 1986 году выросла такая, что я не в силах была ее донести до двора. Кукуруза изменила цвет листьев, стала полосатой. Корова родила урода, родились щенки без хвостов, кошка родила лысого котенка, который сдох, и она сама тоже сдохла. Это что у них, животных, тоже радиофобия? У…

В августе 1989 года на встрече в Народичах одна из выступавших женщин передала мне свой дневник. Школьную тетрадь в клеточку. Эта исповедь – открытая рана. Многие ли сельские жители ведут дневники? Что же должно произойти с человеком, внутри него, чтобы он взялся за ручку и писал сам себе?

Глава 14 «Я МАКНУЛ В МОЛОЧКО ТОЛЬКО ПАЛЬЧИК…» Так испуганно объяснял своей маме малыш, которому родители запретили пить парное молочко от домашней буренки. Письма из зоны радиации – обжигающие человеческие документы. Исповеди. Коллективные. Личные. От жителей. От инициативных групп. От трудовых коллективов. От…

Из-за радиоактивного облучения наши ровесники с лентоткацкой фабрики, других промышленных предприятий не в состоянии выдержать восьмичасовой рабочий день. Разве могут 12 лет глотать радиоактивную пыль механизаторы, водители, трактористы, работники скотоводческих ферм и рассчитывать на „льготную“ пенсию? А что уже говорить…

Изучая эти обжигающие сознание документы, я вспомнила, как на встрече правительственной комиссии с жителями северных районов области одна из отчаявшихся мам со слезами на глазах рассказывала с трибуны: „Когда я неожиданно застала своего пятилетнего малыша возле крынки с молоком, он испуганно начал просить: „Мамочка, не…

А ведь пыль не спрашивает, режимное это место или нет, она летит себе, куда ей хочется. В Мощанице молоко „грязное“. Перестали принимать коров. Люди потеряли интерес к жизни.

За Мощаницей заходим в благоухающий лес. Пахнет хвоей, прелым листом… Тепло. Август. Поют птицы. Все как будто бы так, как всегда. Внешне, во всяком случае. Но вот кладем дозиметр на землю, под деревом. Сорок секунд – и 0,106. Делаем еще два замера. То же самое. Лес опасен для человека.

А к Рождеству Христову мне пришло приглашение в Бехи: церковь освящалась, восстанавливалось кладбище. Позже я получила от Марии Федоровны Бех, главной возмутительницы спокойствия местных властей, грустное письмо. Она писала о том, что радиация замучила, что очень трудно с материалами на реставрацию церкви.

Упрямство властей удивляло: мало того что отобрали церковь, надругались над мертвыми, мало того что село находится в радиационно пораженной зоне, что старики несколько лет фактически брошены на доживание, так им еще и помереть не дадут по-человечески, с Богом. Село восстало.

Затем кто-то передал письмо, пояснив: это написала старая женщина, такая старая, что уже почти и не ходит. Его, написанное дрожащей немощной рукой, я прочитала по дороге в Житомир. «Я коренная жительница Бехов, видела, как церковь строили, но знаю, как ее ломали, купола и кресты выбросили, а могилы трактором разгребли… Я…

Значит, можно предсказать: в тех областях, где какие-то болезни прогрессируют, облучение будет способствовать увеличению их числа. В регионах, где повышена смертность от инфарктов, их будет еще больше. Там, где есть рак и без радиации, с ней он будет увеличиваться. Итак, новая концепция? Возможно – момент истины?