Цитаты из книг — Владимир Корнилов

Считали: все дело в строе, И переменили строй, И стали беднее втрое И злее, само собой. Считали: все дело в цели, И хоть именили цель, Она, как была доселе, За тридевять земель. Считали: все дело в средствах, Когда же дошли до средств, Прибавилось повсеместно Мошенничества и зверств. Меняли шило на мыло, И собственность…

«Да, для Москвы стараемся! А для меня, между прочим, Слуцк, как Москва, был. Да и другому свое родное село или город, как Москва!.. И только под самой Москвой вспомнили, что отступать некуда… Эх, гром не грянет, мужик не перекрестится, — злобно подумал он, перескакивая в жару с одной мысли на другую. — Так-то, мужик… А ты…

Как человек, всю жизнь работающий с людьми, Гаврилов не мог не уважать авторитет, завоеванный у всего народа. И после, когда потихоньку, а потом и в открытую, в их полку и в соседних стали хватать по ночам командиров, от комполка до ротных, а комиссаров так вообще чуть не сплошь, он, жалея их детей и жен, кивал при…

Сначала для него, красноармейца срочной службы, главным был нарком Клим, луганский слесарь, свой русак, ясный и понятный, а тот, с трубкой, тоже вроде был, но его как бы и не было. И для отделенного Гаврилова Клим еще был главным, но потом все сменилось, и хоть Клим нацепил маршальские здоровенные звезды, а тот…

— Я, знаете, плохой политик, — шептала Лия, — но мне очень не нравился договор с Гитлером. Меня это оскорбляло: с такими людоедами здороваться за руку. Нет, это было очень неприятно…

И еще за сеном-соломой отправь. Пусть накидают в церкви, а то застудят нужные места — ни рожать, ни утешать не смогут.

После танцев за оградой клуба, Где росли лопух да лебеда, Целовались горячо и грубо, Обнимались, будто навсегда... Дождь стучал угрюмо и настойчиво, Во кустах не щелкал соловей... А рождались почему-то дочери, Дочери заместо сыновей...

Это надо же - в долгожители Я протиснулся - смех и грех! Из участников вышел в зрители Безобразий и зрелищ всех. И на самом последнем ярусе Все, что вижу, опять кляну, В безнадеге томлюсь и ярости И не хлопаю никому. Вновь железные декларации, Снова прежний служебный раж, Вновь тюремные декорации, Да и пьеса одна и та ж.