Цитаты из книг — Алексей Федяров

Продол, вдруг всплыло в памяти, так называется коридор в тюрьме. В их кругу читали книги о лагерях. Это пугало тогда, но успокаивала мысль, что авторы книг освобождались, они были сильными и трудности делали их ещё сильнее. Позже Анатолий понял, что тюрьма стократ страшнее, чем он читал, просто те, кто мог о ней написать…

— Слушай, Станислав, внимательно слушай, — проговорила Виктория Марковна, снова утирая кровь с разбитой губы, — страна умерла, когда они пришли к власти.

— Я думал об этом, — спокойно ответил Денис Александрович, — и, знаете ли, пришёл к выводу, что то, что нас не допустят ни к управлению страной, ни к бюджету — к лучшему. Именно это стало последней каплей, которой цивилизация этой части суши не вынесла, — когда опричники и тайный приказ стали управлять казной.

Человек, которому некуда возвращаться, будет жить там, где ты его поселишь. А человек, которому ты дал жильё, — навсегда твой.

Всегда кто-то приговорён. И всегда нужен кто-то, кто подпишет показания, надо же на что-то ссылаться в приговоре.

— Ты идёшь на охоту, стоишь, ждёшь, ты стреляешь и ни разу не попадаешь, но кто-то рядом говорит: «О, чудо, летят мёртвые птицы». И ты веришь. Потому что в это легче поверить, чем в то, что ты не попал. — Но они же умные. Виктория. Давид был умный. Стас — умный. — Все и всегда выбирают мёртвых птиц.

Бывшие потребители продукта вдруг ставших невостребованными Виктории Марковны, её друзей, оппонентов и врагов — «пропагандистов», как клеймила их она, растеклись по кластерам без мобильной связи и всемирной сети, но с местными газетами. Этих местных газетёнок оказалось вполне достаточно. Роптать пытались, фантомные боли…

И есть ещё кластеры с коренным населением, их интеграция в новый порядок идёт сложно — многовековая привычка иметь огромные неосвоенные земли и ничего не делать не поддаётся излечению.

— Они просто уехали. Почти все. Они годами накапливали активы у нас, чтобы уехать сразу, как только не смогут больше «поднимать бабло» здесь. Да, всё так вот просто. Элиты и «вечного» руководства больше нет.

— А что вы здесь делаете? — задал он вопрос на грани допустимой жёсткости. Джон снова не удивился. — Мы помогаем. Чтобы вы опять чего-нибудь не натворили. — С чем? — Сами с собой. Со своей землёй. Исконной. — Да что мы натворить сможем в вечной мерзлоте?! — Вы сможете, в этом уже никто не сомневается, — очень серьёзно…

Кеша этот — обычный бык из стада. В стаде много таких и коров много. Они добрые. И полезные. Но могут затоптать. Так ты будь пастухом, не давай себя затоптать, а корми и используй. Глупо жаловаться, если ты сам не научился брать от них то, что они дают другому.

Нет, Давид, человек слаб, ты слаб, они были слабы и будут слабы. Подписывали всё от страха, ещё до того, как их ломать начинали по-настоящему.

Люди ехали и ехали, их отправляли очень далеко от тех мест, где они жили, сначала экстремистов «явных», потом тех, кто писал о них, затем тех, кто проходил свидетелями — здесь часто все они встречались. Конца этому не было.

Ему больше ничего не надо было доказывать, оттого он был спокоен и нельзя было не верить тому, что он говорит.

Да, государство есть, со странным пока устройством, с центром управления, где решения принимаются коллегиально, членами Конвенции, государствами, что пришли однажды, когда стало понятно — существующее опасно для них настолько, что надо рискнуть. Но рисковать не пришлось, по большому счёту. Всем, кто мог принимать решения,…

Вы жили как недобитые и неспособные к действию много лет. Вы боялись, что вас добьют, и ждали, что кто-то что-то сделает за вас, хотя могли делать сами. Вы очень много говорили и ругались. Вы делили то, чего у вас не было и быть не могло. Вы обсуждали, как обустроите то, что вам никто не собирался отдавать, а вы не…

Финансовая, сексуальная мотивация, страх — всё это несравнимо с идейными убеждениями как основой отношений опер — агент.