Дзен и постмодернизм творчества Бориса Акунина

Среди массовых литературных проектов последних лет особое место занимает литературный проект Бориса Акунина . Действительно: впервые за много лет интеллектуальная критика стала анализировать массового писателя, причем не под рубрикой "чтиво", а среди обычных произведений арт-литературы.

Мы попытаемся рассмотреть феномен Бориса Акунина в тесной связи с современной философско-идеологической и общекультурной ситуацией, с некоторыми политическими событиями и экономическими явлениями.

Цель данного исследования - не только дать оценку литературной деятельности Бориса Акунина, но и проанализировать философское, психологическое кредо писателя.

Борис Акунин о себе и своем творчестве

"Эссеист, литературный переводчик, беллетрист Григорий Шалвович Чхартишвили родился 20 мая 1956 года в Грузии. С 1958 года живет в Москве. Учился в школах № 23 и 36.

Под впечатлением от японского театра Кабуки поступил на историко-филологическое отделение Института стран Азии и Африки МГУ и стал японоведом.

Работал заместителем главного редактора журнала "Иностранная литература", однако в начале октября 2000 года ушел оттуда, чтобы заниматься исключительно беллетристикой.

Главный редактор 20-томной "Антологии японской литературы", председатель правления мега проекта "Пушкинская библиотека" (Фонд Сороса).

Автор книги "Писатель и самоубийство" (М.: Новое литературное обозрение, 1999), литературно-критических статей, переводов японской, американской и английской литературы (Юкио Мисима, Кэндзи Маруяма, Ясуси Иноуэ, Корагессан Бойл, Кобо Абэ, Такако Такахаси, Малкольм Брэдбери, Питер Устинов и др.) и беллетристических произведений, написанных под псевдонимом Борис Акунин (романы и повести серий "Приключения Эраста Фандорина", "Приключения сестры Пелагии" и "Приключения магистра")".Составитель сборника наиболее ярких произведений современных западных беллетристов "Лекарство от скуки".

В одном из интервью сам Чхартишвили открывает секреты своего творчества достаточно подробно, хотя нез без определенной степени лукавства...

— Видите ли, помимо писания книги по японской литературе, я ведь занимался литературным переводом. Это работа с языком, на который переводят.

— Работа литературного переводчика состоит в том, чтобы взять некое иноязычное произведение- растение и пересадить его на нашу почву. В результате оно становится русским растением, звучит на русском языке, существует по его правилам. Там образность может быть иная, идеи другие, но все равно это вполне в русле нашей литературы. Любой профессиональный переводчик должен очень хорошо владеть русским языком, гораздо виртуознее, чем писатель. Последний вправе разработать свой литературный стиль и пользоваться только им, а переводчик должен владеть разными стилями, в идеале — всеми.

— После такой 20-летней школы, когда мне приходилось переводить разных авторов, иногда подстраивая их под какую-то уже существующую русскую стилистику, иногда выдумываю стилистику, которой не было прежде. Это очень хорошая практика ремесла — работа со слогом и текстом. Поэтому, когда мне для моей нынешней литературной игры нужно сымитировать стиль того или иного русского писателя, для меня это не составт особого труда.

— Я человек планового хозяйства, люблю придумывать архитектурные конструкции. Знал, что будет сначала одна литературная серия, про этакого харизматичного, привлекательного сыщика. Потом она будет разветвляться в еще две серии. Предполагал, что это произойдет где-то на третьем году существования проекта. Так и вышло. Одна более литературна, другая совсем не литературная. Зная себя, представлял, что надоест писать одно и то же. Мне все время нужно менять правила игры. Мало того, чтобы романы об Эрасте Фандорине не были похожи один на другой, нужно писать не только о Фандорине, поскольку герой начинает надоедать мне, а я ему. Значит, нужно еще что-то. Потом и этого стало мало. Должна быть еще, допустим, драма, экранизации. И вот все это сейчас происходит.

— Помимо литературной составляющей проекта — еще и бизнес-проект. Не просто ради зарабатывания денег. Они не могут быть основной целью. Деньги — что-то такое, что само собой образуется, если все правильно устроено, нечто сопровождающее, подразумевающийся гарнир к котлете, главное — чтобы котлета была правильной. С точки зрения бизнес проекта, интересно создать некую систему, в центре которой находится не издатель и не литературный агент, а автор. Поэтому у меня три издательства и три литагента. Чувствую себя кем-то вроде дирижера, который этим оркестром управляет. Дирижирующий композитор, который свою симфонию не отдает в чужие руки. В этом есть некоторая степень параноидальности, но мне так интереснее.

...То, что вы говорите по поводу литературного ремесла, традиционно русская точка зрения на писателя и его работу. Я к писательству отношусь иначе. Мне не приходится себя ломать и заставлять, потому что не отношусь к работе как к кресту, великой миссии и т.д. Для меня это все равно игра. Часто серьезная игра. Вообще игра — дело серьезное. Играть несерьезно не имеет смысла.

...Почему? Зависит от игры. С одной стороны, переводческая работа приучила к дисциплине. Работаю по графику, быстро. С другой, не считаю себя писателем с большой буквы, который томится в ожидании вдохновения. У меня не бывает вдохновения, у меня бывает настроение. Владею собственной методологией написания романов. Она похожа на строительство дома. Чтобы построить дом, мне нужно вдохновение, идея, зерно, с которого начинается книжка, любая мелочь.

... С этим проблем нет. У меня есть специальный файл идей на будущее. Там их больше, чем когда-либо смогу написать. Потом просто рисуешь проект, проверяешь его, начинаешь строить по кирпичикам. Потом начинаешь заниматься интерьером и отделкой. Обычная работа. Я не отношусь к ней как к какому-то вдохновенному труду... «(интервью со Светланой Коротковой для «ЗН»)

Итак, творчество для Бориса Акунина – это игра, игра по определенным правилам. А его литературный проект – это, прежде всего, по признанию самого же автора, бизнес-проект. Даже сам псевдоним Б. Акунин может быть понят двояко, в переводе с японского он означает «злой человек», к тому же его можно прочитать как фамилию известного анархиста «серебряного века» Бакунин. А если учесть, что Чхартишвили двадцать лет посвятил японкой литературе, и действие его романов относится как раз к серебряному веку, то и тут мы сталкиваемся с определенной игрой.

В одном из многочисленных интервью Чхартишвили признается, что в кино он хотел бы сыграть мистера Фрейби, если мы наберем в русском регистре эту английскую фамилию, то получим опять таки Акунина.

Общая характеристика романов

Борис Акунин на сегодняшний день - автор 12 исторический детективов: 9 из серии "новый детектив" о сыщике Эрасте Фандорине, живущем во второй половине XIX - нач. XX вв.. ("Азазель", "Турецкий гамбит", "Левиафан", "Смерть Ахиллеса", "Особые поручения". "Статский советник", "Коронация", "Любовница Смерти", "Любовник Смерти"); три из серии "Приключения магистра": "Алтын-Толобас" - о родоначальнике Фандориных немецком дворянине фон Дорне, приехавшим в Россию в XVII в., и одновременно о внуке Эраста Фандорина, Николасе, прибывшего в Россию в наше время; и двухтомное "Внеклассное чтение". Наконец, последние романы Бориса Акунина - теперь в серии "провинциальный детектив" - о сыщике-женщине монахини Пелагии ("Пелагия и белый бульдог", "Пелагия и черный монах"). Кроме исторических детективов, Б. Акунин написал еще и детектив-пьесу - "Чайка", а также "Трагедию" на мотив "Гамлета" У. Шекспира. Для газеты "Неофициальная Москва" он сочинил "Сказки для Идиотов", уже вышедшие отдельным изданием.

Первая книга появилась в 1998 году. Хотя обложка романа была оформлена в традиционном для бульварных детективов "кровавом" стиле, но "критики - спустя год - захлебнулись от восторга" (Так интереснее мне и взыскательному читателю 1999:9). С тех пор романы стали выходить один за другим, а по популярности Б. Акунин сравнялся с А. Марининой. Его "Коронация" получила в 2000 году премию "Антибукер". С 2000 года его книги стали выходить в Италии и Франции. А. Адабашьян, по заказу ОРТ, снял многочасовой сериал по мотивам "Азазели". Этот же роман собирается экранизировать Поль Верховен, а на студии "ТРИТЭ" Никиты Михалкова уже запускается в производство "Статский советник". Говоря образно, объявленная первым издателем Б. Акунина И. Захаровым "акунизация всей страны" произошла (Захаров, Потрошитель злых языков 2000: 40).

Скажем несколько слов о самих романах. На протяжении нескольких лет Борис Акунин создает единый литературный проект, причем проект детективный. По всем законам массовой литературы, сюжеты почти всех его книг прямо или косвенно касаются одного персонажа - Эраста Петровича Фандорина.

Действие романов, героем которых является непосредственно Фандорин, происходит в пореформенной России XIX века. Б. Акунин выстраивает на первый взгляд исторически верную картину, но иногда дает свою собственную, подчас фантастическую трактовку известных событий. Весь смысл, который Б. Акунин влагает в создаваемую им историческую имитацию, выражена на обороте обложке книг из серии "Приключения Эраста Фандорина": "Памяти 19 столетия, когда литература была великой, вера в прогресс безграничной, а преступления совершались и раскрывались с изяществом и вкусом".

Кажется, будто Б. Акунин поставил своей целью переписать всю историю - и не только России, но и мира. Например, в "Азазели" причиной стремительного развития прогресса во второй половине 19 века стала организация, наподобие масонской, - частный пансионат англичанки леди Эстер, которая воспитывает в нем детей сирот. Суть ее метода - в выявлении того уникального таланта, который заложен в каждого ребенка, а затем - развитие этого таланта. Когда безгранично преданный своей воспитаннице сирота вырастает, он "засылается" на службу, быстро растет по служебной лестнице благодаря развитому таланту, но никогда не забывает про воспитавший его "пансионат". И все крупнейшие деятели политики, науки, культуры были, по Б. Акунину, учениками леди Эстер.

Или, например, роман "Смерть Ахиллеса". Знаменитый русский генерал Соболев (в реальности - Скобелев), герой русско-турецкой войны 1877-1878 годов, будучи решительным панславистом, задумал произвести бонапартистский переворот, освободить балканские страны, создать единое славянское государство и т.д. Про это стало известно на уровне императорской семьи, и Соболев был убитым международным наемным убийцей, нанятым братом царя.

Еще более вольная трактовка известных исторических событий находится в романе "Статский советник". В нем действиями революционной подпольной Боевой Группы управляет офицер Департамента полиции Пожарский, используя БД в своих собственных, карьерных целях. Руководитель БД, Грин, получает от него анонимные записки с указанием конфиденциальной информации - когда, где будет тот или иной крупный чиновник. Цель Пожарского - как можно выше подняться наверх по служебной лестнице, с тем, чтобы потом, уже, будучи руководителем, бороться с революционной заразой своими методами, спасая Россию от неминуемой гибели. Иначе говоря, жизненное кредо Пожарского - "цель оправдывает средства".

Наконец, в "Коронации" Б. Акунин вводит в роман огромное количество действительных исторических деятелей - всю царскую семью конца 19 века. У одного из великих князей международный преступник похищает малолетнего сына, требуя в качестве выкупа знаменитый бриллиант с коронационного скипетра. Ситуация осложняется тем, что в Москве, в которой и разворачивается действие романа, на днях должна состояться коронация будущего императора Николая II. Если на скипетре не будет бриллианта, то это вызовет международный скандал; однако тот же скандал разразится и если преступник убьет сына великого князя и разошлет его останки по всей Москве. В результате Романовы решают отсрочить время обмена на неделю, то есть "арендовать" бриллиант у преступника, выплачивая ему каждый день то или другое знаменитое украшение династии. В обмен на это авантюрист (оказавшийся впоследствии женщиной) показывает им живого мальчика. В конце концов, мальчика убивают, но Романовы остаются, спокойны, так как коронация не сорвалась. Все повествование сопровождается описанием нравов императорской семьи: эпатажный гомосексуализм московского генерал-губернатора великого князя Симеона Александровича, слюнтяйство и душевная слабость самого императора.

Подобное подчас вольное обращение вызвало разную реакцию в нашей критике. Некоторые авторы не касаются концептуально-исторических построений Б. Акунина, а характеризуют исключительно его умение создать ауру пореформенной России. Тогда оценки исключительно положительные: А. Вербиева находит произведения писателя "полными исторических реалий" (Вербиева 2000:6). Достоверную атмосферу второй половины 19 века отмечает и С. Дубин (Дубин 2000: 410).

Такие же авторы, как Т. Ульянова, наоборот, обвиняет Б. Акунина в искажении исторических событий. В своей статье "Пародия на правду: как обфандоривают историю России" она пишет, что еще в "Азазеле", "Турецком гамбите", "Левиафане", "Особых поручениях" Борис Акунин вольно с ними обращался, но тогда это было лишь фоном. Зато в "Смерти Ахиллеса", "Статском советнике", "Коронации" и "Пелагии и белом бульдоге" Б. Акунин берет курс на небрежное отношение к истории России, но с определенных идеологических и политических позиций русского либерализма; русская история перед писателем - он "и кроит ее, как хочет". Т. Ульянова признает, что не все в России было идиллией, но не таким, каким Б. Акунин изобразил в "Смерти Ахиллеса" - полным мрака и хаоса (Ульянова 2000: 8).

Если Т. Ульянова видит в Б. Акунине "либерала", то Р. Арбитман "консерватора", романтизирующего и приукрашивающего пореформенную Россию: и в "Азазели", и в "Турецком гамбите", и в "Левиафане", и в "Смерти Ахиллеса" преступники состоят в иностранном заговоре; а "сам факт принадлежности к жандармскому ведомству не только не бросает тень на героя (Эраста Фандорина. - А.З), но и оказывается главной человеческой добродетелью. Романтизация Третьего Отделения как единственной надежи победоносного Отечества превращается в лейтмотив акунинских сочинений. Страну, где главными бедами всегда считались дураки и дороги, сам автор по - шулерски подменяет пряничной державой, угроза которой исходит исключительно извне . В романах мы видим внешне логичную, но на деле абсолютно фантастическую картину российской действительности последней четверти 19 в., откуда благоразумно изъяты едва ли не все "внутренние турки" - обскуранты и держиморды, чиновные тупицы и полные бездари" (Арбитман 1999:218). Но статья Р. Арбитмана вышла в 1999 году, когда Б. Акунин не написал еще ни "Статского советника", ни "Коронацию", в которых со всей ясностью заявил свою идеологическую позицию: он - либерал, который не принимает ни радикально левые теории (дискредитация революционного движения в "Статском советнике"), ни крайне правые, промонархические (дискредитация императорской семьи в "Коронации").

Однако подобного вывода мало для определения идеологической позиции Б. Акунина. Дело в том, что для Т. Ульяновой главное выдуманное обвинение и разоблачение по отношению к семье Романовых, присутствующее в "Коронации", - это то, что для них бриллиант оказался дороже ребенка (Ульянова 2000: 8). Однако она будто бы забывает, что это не простой бриллиант (как она пишет "крупный бриллиант из Грановитой палаты), а бриллиант с царского скипетра, одного из важнейших элементов коронационных торжеств, символа могущества, силы и непоколебимости дома Романовых. Если бы его не было, это тут же было бы замечено обществом, разнеслось по всему миру, и уже пошатнувшийся авторитет Романовых был бы окончательно испорчен. Можно возразить, что если бы император рассказал миру о похищении мальчика, то символический капитал бриллианта был бы меньше, обмен бы произошел, коронация бы состоялась, мальчик - спасен, а авторитет Романовых остался на прежнем уровне. Но только вряд ли бы подняло этот авторитет известие о том, что преступники прямо из-под носа венценосной семьи украли маленького великого князя.

Значит ли это, что критика Б. Акуниным царизма непоследовательна и что он своего рода правый либерал? Вряд ли: если бы Романовы сразу же решились обменять мальчика на бриллиант, то это еще более бы характеризовало их как слабых политиков, так как они пожертвовали бы государственными интересами ради личных интересов, ради благополучия одной семьи. Да и потом, наконец, тогда бы фабула детектива не получила развитие.

Скажем несколько слов и о главном герое серии - Эрасте Петровиче Фандорине.

На протяжении всего проекта мы следим за его служебным продвижением: в романе "Азазель" он еще простой курьер полицейском управлении, а в "Статском советнике" - известнейший чиновник по особым поручениям при градоначальнике Москвы, статский советник. Фандорин честен, упрям, смел, умен. Но благодаря своей галантности и застенчивости, как пишет Вяч. Курицын, он "совсем не похож на "крутого", чей медальный профиль всерьез надоел и в книгах, и во внешней им реальности" (Курицын 2000: http//:www.guelman.ru/slava/writers/akunin/html). Фандорин все совершает "с изяществом и вкусом" - убивает людей, соблазняет женщин, раскрывает преступления.

Мнение критики

Итак, массового читателя Б. Акунин пленил. А что писали о нем критики?

Ядро всех хвалебных статей в адрес Б. Акунина одно и тоже: восхищение текстами писателя как постмодернистскими. Например, А. Вербиева из "Еx libris НГ" писала, что Б. Акунин стал "постмодернистом в детективном жанре" (Вербиева 1999б:13). Причем постмодерн Б. Акунина характеризуется обычно исключительно формальными признаками: цитат-ность, интертекстуальность, ироничность.

К примеру, Л. Данилкин считает, что детективы Б. Акунина "вырастают из литературного штампа, совершенно уже стершегося, но общеизвестного" (Данилкин 2001а: А:); они написаны "в манере Достоевского, Ивана Тургенева |..., Булгакова, Аверченко, Рыбакова (Вербиева 1999а:13). Та же А. Вербиева называет Б. Акунина "виртуозом имитации"; его романы состоят из стилистических и сюжетных элементов классической литературы", а сам автор - читатель, ставший писателем" (Вербиева 1999 б:13). А Лев Данилкин характеризует Б. Акунина как "литературного олигарха", "которому досталась естественная монополия - на русскую классическую литературу" (Данилкин 2001а: A 6).

Многие фанаты Б. Акунина, собираясь на сайте www.fandorin.ru, развлекаются тем, что расшифровывают цитаты своего любимого писателя - что и откуда он взял. Около года назад один поклонник писателя написал в "Гостевой" примерно следующее: "Ну и пусть источник цитаты заметен - благодаря тому, что Акунин кого-то цитирует, я после специально с источником цитаты ознакомлюсь. Так что просвещает меня".

Мы сейчас не будем говорить о том, насколько вообще такие признаки, как цитатность, интертекстуальность, иронизм и проч., можно назвать постмодернистскими, насколько они интересны. Это спор давний, и он относится скорее к области признания непризнания постмодернизма как такового. Однако в теории все выглядит волне верно: интеллектуальны читатель находит в произведениях Б. Акунина всевозможные цитаты и аллюзии, намеки на известные исторические и культурные события; наслаждается блестящими стилизаторскими способностями автора. Массовый читатель, как говорит Л. Новикова, "прежде всего, следит за интригой, ожидая убийцу" (Новикова 2001а:14), и думает, что там дальше будет.

Иначе говоря, перед нами знаменитая постмодернистская теория американского критика Лесли Фидлера, которую он описал в своей статье "пересекайте границы, засыпайте рвы", демонстративно опубликованной в журнале Playboy в 1969 году.

Л. Фидлер начинает статью с провозглашения "агонии литературного модерна" и начала эпохи постмодерна. Под литературой модерна он подразумевает ту, которая говорит, что только она только является самым прогрессивным репрезантом чувства и формы и что за ее пределами новации бессмысленны. Литература модерна не скрывала, что была элитарной, но такое представление об искусстве, по Фидлеру, существует только в обществе классовом и не соответствует обществу постиндустриальному и массовому (Вельш 1992: 113).

В связи с этим Л. Фидлер призывает к стиранию границ между "элитарной" и « массовой» литературой, одновременно выступая против шаблонной бульварной литературы. Он надеется, что постмодернизм осуществит это стирание, в результате чего одно и тоже произведение будет интересно и массовому читателю и интеллектуалу. Достичь этого можно методом « двойного кодирования»: т.е., к примеру, заключить сложную философскую притчу в детективную форму (Вельш 1992,114-115).

Объясняя, зачем необходимо это стирание границ, Л.Фидлер говорит: «Элитарная литература, находясь, как она полагает, на вершине, есть не богатство духа, а его беднота», так как такая литература лишает себя той части культуры, которая находится чуть ниже этой вершины. Одновременно со стиранием границ происходит ликвидирование зазора между художником и публикой.

Но как же создается подобное произведение, смесь массовой и элитарной культуры? Во-первых, по мнению Эко(1988:97-98), сюжет может существовать под видом цитирования других сюжетов, тем самым иронически осмысливая их. Постмодернист создает такое произведение и тем самым повышает интеллектуальный уровень, в отличие от поставщиков массовой литературы, которые, ориентируясь на массовые вкусы, никак не увеличивают интеллект читателя. Если представители элитарной культуры озабочены тем, чтобы сохранить ее на века, то постмодернисты ставят перед собой цели поскромнее ,но так же необхомые для общества.

По мнению критиков, Aкунин смешивает в своих произведениях массовую литературу и элитарную, благодаря этому произошла реабилитация детективов. Многие сетуют на обильную цитатность и интертекстуальность романов Акунина. На мой взгляд, есть определенное настроение, стилизация под Достоевского, Чехова, Крестовского.

Постмодернизм Акунина начинается с пародии на конкретные произведения.

Одним из главных пародийных произведений является пьеса «Чайка». Название отсылает нас не только к одноименной комедии А.П.Чехова, но и несколько первых страниц автор полностью переписывает конец пьесы русского драматурга, начиная от последнего разговора Треплева и Нины и кончая самоубийством сына Аркадиной. Б. Акунин только добавляет в нескольких ремарках, что Треплев не выпускает из рук револьвера. А потом уже следует акунинский текст: как известно, оказывается, что Треплев не застрелился, а его убили. (Акунин 2000: 49-50).Дорн говорит: "Константина Гавриловича мог убить любой из нас» (Акунин 2000: 50) Затем Дорн заявляет, что он поведет расследование, и второе действие пьесы состоит из восьми дублей, каждый из которых начинается одной и той же фразой Дорна после боя часов: "Отстают. Сейчас семь минут десятого. Итак, дамы и господа, все участники драмы на месте. Один - или одна из нас - убийца. Давайте разбираться. (Акунин 2000: 51, 53, 56, 58, 60, 63, 62, 64.) А Аркадина произносит одинаковую фразу: "Мой бедный, бедный мальчик. Я была тебе скверной матерью, я была слишком увлечена искусством и собой - да, да, собой. Это вечное проклятие актрисы: жить перед зеркалом, жадно вглядываться в него и видеть всегда только собственное лицо. Мой милый, бесталанный, нелюбимый мальчик… ты - единственный, кому я по-настоящему нужна. Теперь лежишь там ничком, окровавленный, раскинув руки. Ты звал меня, долго звал, а я все не шла, и вот твой зов утих" (Акунин 2000: 51,52, 55, 56, 58, 60, 63, 65). А по ходу этих дублей мы узнаем, что убить Треплева имел повод каждый человек, который в своем дубле его и убил: Мина Заречная застрелила его, так как боялась за жизнь Тригорина; муж Маши Медведко из ревности; Маша - из-за желания избавиться от несчастной любви; родители Маши, Шамраевы, - чтобы отомстить Треплеву ( оказалось, что у Маши был от него ребенок; Сорин желал избавить Треплева от сумасшествия, в состоянии которого, тот, по мнению брата Аркадиной находился; Аркадина - также из ревности, ибо Тригорин оказался гомосексуалистом и был влюблен в Треплева; сам Тригорин убил сына Аркадиной, т.к. писал в это время криминальную повесть и желал изучить "психологический портрет убийцы» (Акунин 2000: 64); а в конце пьесы убийцей оказывается сам Дорн: он был членом общества защиты животных и "защищал наших меньших братьев от человеческой жестокости и произвола" (Акунин 2000: 66) - и от Треплева, настрелявшего огромное количество животных, и превратившего их в чучела: "А начиналось все вот с этой птицы - она пала первой (Простирает руку к чайке). Я отомстил за тебя, бедная чайка!". - Восклицает в конце пьесы Дорн (Акунин 2000: 66). Борис Акунин не случайно вставил в пьесу сравнительно крупный кусок оригинального текста: чем больше в начале пьесы взято у Чехова, тем смешнее дальше; постоянные повторы фраз Дорна и Аркадиной вообще снимают какую-либо возможность найти в пьесе трагедию. Трагедия превращается в комедию. Борис Акунин полностью деконструирует Чехова, но, в отличие от Вл. Сорокина, его деконструкция смешна, забавна и интересна. С точки зрения постмодернистской теории, Б. Акунин иронически деконструирует всем известные тексты, пародийно их изменяя. Тоже самое делает и Владимир Сорокин. Но по поводу отличия Б. Акунина и Вл. Сорокина очень хорошо написал Мих. Новиков: у прозаика-концептуалиста - "обличительное и ядовитое пародирование книги", а у Б. Акунина - мягко-ироничное, хотя, добавляет критик, "что глумливей - вопрос" (Новиков 2000: 13). И за счет отсутствия обличительности в произведениях Б. Акунина, за счет того, что они не "взрываются жестокостями", его пародия популярна среди более широкой массы населения. Здесь мы подходим к самому главному вопросу - насколько верен тезис о том, что произведения Б. Акунина интересны и массовому читателю, и элитарному; тезис этот, как мы могли заметить, является лейтмотивным в современной критике, посвященной писателю. Вообще, подобная теория о смешении массового и элитарного могла появиться только в постмодернистском обществе, в котором на вершину идеологии ставится демократия. Демократия сама по себе иллюзивна - например, иллюзия того, что выборы репрезентуют реальное мнение населения. Также иллюзивна и теория Л. Фидлера - будто любой человек может быть причастен к настоящему произведению искусства, будто могут существовать произведения искусства, которые восхищают и элиту, и массы. Однако подлинное единение вкусов интеллектуалов и масс возможно только в рамках шедевра. Но не существует схемы написания шедевра. Между тем постмодернизм говорит нам, что одно и тоже произведение может быть интересно и интеллектуалу, и массам, если оно цитатно, интертекстуально и т.д. Одному очень популярному писателю, казалось бы, удалось всего этого достичь - У. Эко с его романом "Имя розы", и эта книга действительно шедевр. Но все остальные писатели, подобные У.Эко, - мы говорим о российских авторах, о Борисе Акунине - лишь иллюзивно интересны и той, и этой группам населения. Собственно социальная прослойка интеллектуалов вряд ли читает произведения Б. Акунина как произведения "двойного кодирования". Конечно, они на порядок выше, к примеру, романов А. Марининой, но все еще остаются для них чтивом, а для многих - и просто неприменимым элементом современной буржуазной массовой культуры. Лишь группой либералов - причем сознающих свою позицию как "либерализм", те есть продвинутых либералов, а не просто демократично настроенных людей - они прочитываются как постмодернистские. Подобную иллюзию поддерживает глава издательства "Захаров" Игорь Захаров. Вот что он говорит в своих интервью: ""читатель всех этих бестселлеров (А. Битова, Б. Рыбакова во времена СССР. - А.З.) был не прослойка, но "средний класс", и у них до сих пор "не исчезла привычка и потребность читать . Все средние сидят между крайностями, т.е. культурой элитарной и вульгарной. Тут я и вылезаю» (Захаров, потрошитель злых языков 2000: 38). "Вылезает" он с представлениями, что "книга существует для удовольствия. Все остальные критерии вторичны" ( Захаров, Потрошитель злых языков 2000:38), а искусство чтения, пользуется он словами С. Моэма, - "это искусство пролистывания скучных страниц";а "хороший автор не должен издаваться тиражом 2000 экземпляров и получать гонорар в виде сотни собственных книжек" (От скандалов я не бегаю2001: А 5). В результате такой установки десятка бестселлеров 2000 года "более чем на половину" состоит из книг его издательства (От скандалов я не бегаю2001: А5). Что же издает И. Захаров? Его главный успех на сегодняшний день - Б. Акунин. Также большой доход приносят мемуары и воспоминания о знаменитых людях: книга о Ф. Раневской, выдержавшая 12 изданий, книга Т. Егоровой "Е. Миронов и я" и проч.(Захаров, потрошитель злых языков 2001:38-40) Также он выпускает сочинения Чаадаева Розанова, С. Моэма, Дж. Ап-дайка и Гора Видала (Захаров, потрошитель злых языков2000: 38-40). Объясняя, зачем он это делает, И. Захаров говорит, что он издает эти книги "для других, которые чуть менее образованы и в силу этого не смогли прочесть Чаадаева двадцать лет назад. Это популяризация великих текстов. Они сегодня существуют в академических изданиях, но таких книг человек боится . Моя задача - втолковать среднему читателю: "Три романа" (книга С. Соловьева. – не только произведение гениального русского философа , а и захватывающая, легко написания книжка|...|. Пусть не доказывают, что я уважаю своего читателя Розанова меньше, чем издательство "Республика", в котором недавно вышел 16-й том его собрания сочинений. Мой читатель видел это собрание сочинений, но ему столько не съесть. А тут книжка в 240 страниц: 150 страниц " Апокалипсиса", 50 - Голлербаха . Всего за 35 рублей!" (Захаров, Потрошитель злых языков 2000:38). Подобные мысли высказывают многие критики. Например, вот что Лев Данилкин пишет по поводу литературной премии "Дебют": "Оргкомитет то и дело повторяет. Что проект "Дебют" - некоммерческий; а почему, собственно, некоммерческий? Что дурного в том, чтобы изыскивать именно рыночно перспективные тексты и молодых авторов . Впрочем, молодые люди - если они и в самом деле талантливы - и сами до всего дойдут" (Данилкин 2001с :А6). А в 2001 г. был избран первый победитель литературной премии "Национальный бестселлер", лозунг которой - "проснуться знаменитым", и сама она выявляет не только эстетический , но и коммерческий потенциал текста" ( Данилкин 2001б :А8). И не без иронии пишет журналист ероника Зубанова о традиционной премии "Северная Пальмира", текст победителе которой явно не имеют будущего в коммерческом варианте: "как все это будет продаваться, в данном случае никого не волнует: "Северная Пальмира" претендует на выявление истинных духовных ценностей" (Зубанова 2001:19). И лишь группа подобных интеллектуалов-либералов верит в то, произведения Бориса Акунина могут быть интересны и массовому, и элитарному читателю. И сам Б.Акунин идеологически такой же либерал, как мы показали выше. Тогда следует прислушаться к словам Мих. Новикова о том, что этого писателя "раскрутила" московская газетно-журнальная тусовка (Новиков 2000 а:). 5.Философско-психологическая составляющая творчества Б.Акунина На мой взгляд, успешность любого большого творческого проекта, тем более литературного, невозможна без серьезного философского базиса. Косвенно мое предположение подтверждает статья Георгия Циплакова «Зло, возникающее в дороге, и дао Эраста»

« Нащупать авторскую точку зрения в постмодернистском тексте довольно непросто. Персонажи настолько убедительно отстаивают свои убеждения, что не можешь определиться, кому сопереживать. И совершенно расплывчаты воззрения того, кто все это выдумывает. Его будто бы и нет, он присутствует в повествовании, словно фантом, призрак, оправдывая знаменитый тезис о смерти автора. Текст существует сам по себе, а Акунин сам по себе. Акунин — Фантом, Выдумка, Мифология. Хочется даже пошутить, что Акунин — неуловимый Фантомас, с которым борется бесстрашный Фандор(ин). И хотя удары, наносимые отважным сыщиком, достаточно мощные, автору все равно удается улизнуть, к неподдельному удивлению публики, чтобы вновь явиться впоследствии в новом преступном амплуа.

В восточной философии существует персона, которая просто создана для подобного авторского розыгрыша. Это легендарный Лао-цзы, тоже персонаж-фантом, живший, вероятно, в VI веке до нашей эры, а может, и не живший, поскольку, кроме преданий, о нем до нас ничего не дошло. Рассказывают, что Лао-цзы был уроженцем царства Чу и вроде бы работал архивариусом при чжоуском дворе (на память сразу же приходит зловещий библиотекарь Хорхе из “Имени розы”), а перед тем как уехать на запад верхом на буйволе, оставил по велению таможенного чиновника книгу “в пять тысяч слов”. Книга носила название “Дао дэ цзин”, “Книга о пути и добродетели”. Путь (дао) стал, во многом стараниями Лао-цзы, центральной категорией китайской философии. Лао-цзы создал самую радикальную ее ветвь — даосизм. Впоследствии даосизм стал философией протеста, философией низов в отличие от аристократического и насаждаемого сверху конфуцианства.

Притом многие из даосов симпатизировали криминальным элементам, кстати сказать, у одного из самых знаменитых приверженцев даосизма, учителя Ле, было прозвище “Защита Разбойников”. Понятно, чей жизненный опыт использовал человек, выбравший псевдоним “акунин”.

Против чего же протестуют Лао-цзы и его последователи и как они трактуют дао-путь? Протестуют они против так называемых благ цивилизации (в ту пору основных благ цивилизации было два — ирригация и освоение железа) и призывают вернуться к естественности, природной гармонии. Эта естественность, простота истины и есть, по существу, НебесноеДао, о котором пишет философ: “Нужно меньше говорить, следовать естественности. Быстрый ветер не продолжается все утро, сильный дождь не продержится весь день. Кто делает все это? Небо и земля. Даже небо и земля не могут сделать что-либо долговечным, тем более человек. Поэтому он служит дао. Кто служит дао, тот тождествен дао”(23).

Мир у Акунина, если присмотреться к нему внимательней, устроен по законам небесного дао. Во всяком случае, только этим можно объяснить пристрастие автора к дорогам и путям. Все в мире совершается по требованию великого Пути. Общество, государство и человек представлены Акуниным в духе Лао-цзы. Путь понимается обоими как великая Порождающая Пустота, которая движет миром и к тишине которой необходимо постоянно прислушиваться. Дао и есть изначальная пустота, которая придает смысл нашей жизни. Если бы жизнь была переполнена, если бы в ней не было пустоты и простоты, она не имела бы смысла. Это видно из примера: кувшин ценен не стенками из глины, а тем, что в него можно наливать что-либо, то есть он ценен именно своей пустотой.

Приведем некоторые аргументы.

Первое сходство — в том, что в Москве генерал-губернатора князя Владимира Долгорукого также предпочитают естественность прогрессу. Большинство нововведений века прогресса появляется здесь нехотя, с большим скрипом. Так, телеграф в полицейском управлении появляется почти случайно, благодаря петербуржцу Бриллингу, прогрессисту и “человеку будущего”. Предложение о строительстве метрополитена даже не рассматривается как нечто стоящее. Более того, сама Москва именуется в тексте чаще всего “первопрестольной” или “древней столицей”. Акунин постоянно подчеркивает именно провинциализм Москвы по сравнению с передовым Петербургом. Провинция приветствует естественный ход вещей, чтит традицию, любит, когда все идет своим чередом. (Позднее, когда провинциализма Москвы будет уже недостаточно, Акунин в другой серии романов перенесет повествование в настоящую провинцию, “к истокам” непосредственной искренней чистоты.) Но в Москве хоть и являются противниками прогресса, тем не менее не преклоняются перед стариной. Как бы то ни было, строят новые храмы, следят за парижской модой и публикациями в прессе. На прошлое российской государственности с его крепостным правом и жестокостью правления жители Москвы оглядываются с неохотой. Получается довольно странная временная ориентация — прошлое уже кончилось, а будущее еще не наступило. На что же опереться настоящему? Оно как бы провисает в воздухе, оказывается без опоры. В этом провисании — центральная проблема постмодерна, и в нем же — одна из главных проблем даосизма.

Незаметность правления превозносит также и Акунин! Ему очень хорошо удаются теневые фигуры, их много, и все они исполнены обаяния. При императоре Александре II такими фигурами выступают чиновник Мизинов и князь Корчаков. Далее при князе Долгоруком в Москве реально решения принимает Фрол Ведищев, да и в Петербурге есть свой серый кардинал — великий князь Кирилл Александрович, “monsieur NN”, как он представляется Ахимасу Вельде в “Смерти Ахиллеса”.

Чем реальней у тебя власть, тем незаметней ты должен быть. Лидерские качества тех, кто не на виду, тысячекратно усиливаются: “Создавать и не присваивать, творить и не хвалиться, являясь старшим, не повелевать — вот что называется глубочайшим дэ”(51). На похоронах Соболева Ахимас сравнивает происходящее с нелепым марионеточным театром, а себя сравнивает с кукловодом, дергающим за ниточки. Гордость переполняет его. Но, повстречавшись с Кириллом Александровичем лицом к лицу, он меняет точку зрения: “Какая неожиданная встреча, monsieur NN. Ахимас проводил взглядом осанистую фигуру в кавалергардском мундире. Вот кто истинный кукольник, вот кто дергает за веревочки. А кавалер Вельде, он же будущий граф Санта-Кроче, — предмет реквизита, не более того. Ну и пусть”.

Далее. Настоящий властитель ищет возможности избегнуть прямого противостояния и не ввязывается в военные конфликты: “Когда в стране существует дао, лошади унавоживают землю; когда в стране отсутствует дао, боевые кони пасутся в окрестностях” (46). Характерным примером, отстаивающим противоположную точку зрения, у Акунина является генерал Михаил Соболев, пытающийся совершить военный переворот. Естественно, что он терпит сокрушительное поражение. Екатерина Александровна Головина: “Он верил в историческую миссию славянства и в какой-то особенный русский путь, я же считала и считаю, что России нужны не Дарданеллы, а просвещение и конституция”.

Да и сам автор, как уже отмечалось, верен принципу непреднамеренного действия. Он знает многое, но не выказывает своей точки зрения, проповедуя знаменитую заповедь: “Знающий не говорит, говорящий не знает” (56). И постоянно искушает действием и словом. Искушает Фандорина и всех его антагонистов. Преступники терпят поражение потому, что действуют вопреки непреднамеренной активности. Они опережают сыщика, а иной раз и самого автора на один ход, к тому же у каждого есть личный интерес, индивидуальная выгода, которая заставляет их забыть небесное дао. Каждый из них выбирает свой путь, личное счастье, и этим они отличны от Фандорина, который всецело предан чести и служению, никогда не ставя их в угоду личным интересам. “Социальная сущность „недеяния” Лао-цзы не означает непротивления злу, как понимают обычно, — пишет один из наших первых исследователей и переводчик „Дао дэ цзин” Ян Хин-шун, — а представляет собой грозное предостережение тем, кто из-за личных корыстных интересов нарушает естественные законы дао и доводит общество до невыносимо тяжелого состояния, когда народ даже перестает бояться смерти”8.

Поскольку этикет противоречит естественности, он не может служить образцом для подражания. Всевозможные правилаприличия (хороший тон, ритуалы, церемонии, все, что называется емким китайским словом ли) подвергаются вышучиванию и осмеянию. О чопорной испорченности европейцев нелицеприятно высказывается плывущий на “Левиафане” японец Гинтаро Аоно, в “Смерти Ахиллеса” именно приличия использует в качестве ширмы для совершения преступления наемный убийца Ахимас. Условности поведения вредны, они затрудняют непосредственное общение. Апогеем подобной философии является “Коронация”, действие которой разворачивается вокруг Церемонии, ради свершения которой венценосная семья (как она представлена в романе) готова на самые что ни на есть противоестественные деяния. Акунин доводит ситуацию до абсурда — Романовы для спасения престижа вынуждены отдавать преступнику регалии самой церемонии, исторические драгоценные камни. И действие ведется от лица дворецкого, всеми силами старающегося соблюсти “комильфо”. Беда только в том, что, погрязнув в дебрях этикета, Романовы игнорируют естественные нужды простого народа, игнорируют отцовские и просто человеческие чувства.

Наиболее надежный источник взглядов самого Акунина, который можно почерпнуть из текста, — поведение английского дворецкого Фрейби, тоже героя “Коронации”. Когда Акунина спросили в каком-то интервью, кого он хотел бы сыграть в экранизациях своих произведений, он ответил, что согласен сыграть, пожалуй, только англичанина Фрейби, да и то “за большие деньги”. И это не случайно, потому что в данном случае писатель пользуется излюбленным шифром, опробованным во многих произведениях. Если набрать фамилию Freyby в русском регистре на обычной клавиатуре, то получится “Акунин”. Фрейби — это и есть сам Акунин, его литературный двойник.

Мистер Фрейби и в самом деле прелюбопытный субъект, с которым у Акунина много общего даже в биографическом плане. Он постоянно читает беллетристические романы, в чем можно углядеть явный намек на литературно-критическую деятельность. Затем Фрейби проявляет себя и как переводчик, когда дарит Зюкину русско-английский разговорник. Фрейби — слуга, но служит не ради благополучия господ, а “ради себя самого”, в отличие от Зюкина или фандоринского Масы, беззаветно преданных (правда, каждый на свой манер) господам.

Кстати сказать, Фрейби живет по образцу даосского недеяния. Вот как его поведение оценивает придирчивый Афанасий Зюкин: “Мне сделалось любопытно — в флегматичной манере англичанина ощущалась не то поразительная, превосходящая все мыслимые границы леность, не то высший шик батлеровского мастерства. Ведь пальцем о палец не ударил, а вещи разгружены, распакованы, развешаны и все на своих местах!”(Г.Циплаков»Новый мир» 2001 № 11)

Заключение

В заключении этой работы нам бы хотелось еще раз повторить основные выводы, к которым мы пришли в ходе анализа. Детективы Бориса Акунина обладают несомненными художественными достоинствами: прекрасная стилизация, интересный сюжет, интрига, легкий и веселый ритм - говоря просто, его книги интересно читать и оторваться от них подчас очень тяжело. Как и любой художник, Борис Акунин идеологичен, и его идеология китайская философия Лао-цзы.В соответствие с ней он и трактует российскую историю, подчас достаточно вольно. Критика, да и он сам считают, что его произведения представляют собой литературы "двойного кодирования" - одно то же произведение интересно и массовому читателю, и интеллектуалу. Приметы постмодернистского письма - вроде цитатности, монтажа различных дискурсов, расширения категории текстуальности, разного рода трансагрессий - сегодня не использует только ленивый" (Липовецкий 2002). А потому проект Б. Акунина - "явно постмодернистский по своей природе" (Липовецкий 2002).

ЛИТЕРАТУРА:

1. Акунин 2000 - Акунин Б. Чайка. Комедия в двух действиях // Новый мир. 2000. №4. С.43-66. 2. Арбитман 1998 - Арбитман Р. Бумажный оплот пряничной державы [Рец. на кн.: Б. Акунин. Азазель. Турецкий гамбит. М., 1998;Б. Акунин. Левиафан. Смерть Ахиллеса.М., 1998] //Знамя. 1999.№7.С.217-219. 3. Вельш 1992 - Вельш В. "Постмодерн": Генеалогия и значение одного спорного понятия// Путь. 1992.№1. С. 109-135. 4. Вербиева 1999а - Вербиева Анна. Эллинизм детективного жанра: Новые романы загадочного Б. Акунина [Рец. на кн.: Б. Акунин. Азазель. Турецкий Гамбит. Романы. М. 1998; Б. Акунин. Азазель. Левиафан. Смерть Ахиллеса. Романы. М., 1998 ] // Независимая газета. 1999. 15 апр., № 68. С. 5. Вербиева 1999 б - Вербиева А. Он не садовник, он и не цветок: Он убил и расчленил классическую литературу. Теперь кается [Рец. на кн.: Б.Акунин. Особые поручения: Повести о приключениях Э. Фандорина. М., 1999 ] // Не-зависимая газета. 1999. 23 сент., № 177. С. 13. 6. Вербиева 2000 - Вербиева А. Акунин умер, да здравствует Акунин! По-следний из романов про Фандорина, первый - про Пелагию [Рец. на кн. : Б. Акунин. Коронация, или последний из романов. М., 2000; Б. Акунин. Пелагия и белый бульдог. Провинциальный детектив. М., 2000] // Независимая газе-та. 2000. 18 мая, № 18. С. 7. Данилкин 2001 а - Данилкин Л. Три истории: Акунин охмуряет, Карпущенко наводит тоску, Юзефович радует [Рец. на кн.: Акунин Б. Пелагия и Черный монах. М., 2001; С. Карпущенко. Убийство в доме свиданий. СПб., 2001; Л. Юзефович. Костюм Арлекина. М., 2001] // Ведомости. 2001. 15 марта, № 15. С. А6. 8. Данилкин 2001б - Данилкин Л. Леонид Юзефович - национальный бестсел-лер: 50 000 экземпляров, 7000 долл. и рекламная кампания для романа "Князь ветра" // Ведомости. 2001. 28 мая. №91.С. А8. 9. Данилкин 2001с - Данилкин Л. Киндер-сюрприз для литературы-мамы// Ве-домости. 2001. 29 мая.№92. С. А6. 10. Дженкс 1985 - Дженкс Ч. Язык архитектуры постмодернизма / Под ред. А.В. Рябушкина, В.Л. Хайта. - М.: Стройиздат, 1985. - 136 с. 11. Дубин 2000 - Дубин С. Детектив, который не боится быть чтивом [Рец. на . кн.: Б. Акунин. Особые поручения Две повести об Эрасте Фандорине. М., 1999] // Новое литературное обозрение. 2000. № 41. С. 412-414. 12. Захаров, потрошитель злых языков 2000 - Захаров, потрошитель злых языков [Беседа Михаила Поздняева с И. Захаровым]// Огонек.2000. дек., № 45. С. 38-41. 13. Зубанова 2001 - Зубанова Вероника. Национальному бестселлеру дали аванс в Петербурге // Деловой Петербург. 2001. 15 июня, №106. С. 19

14. Короткова С.2000- « Мне нравится быть безработным»( Интервью с Акуниным для «ЗН») 15. Курицын 1995 - Курицын В. К ситуации постмодернизма // Новое литера-турное обозрение. 1995. №11. С. 197-223. 16. Курицын В [О Б. Акунине]// http//:www.guelman.ru/slava/writers/akunin/html 17. Липовецкий 2002 - Липовецкий М. ПМС (постмодернизм сегодня) //Знамя. 2002. №5. 18. Новикова 2001а - Новикова Л. [Книи за неделю ]. [ Рец. на кн. Б. Акунин. Пелагия и черный монах. М., 2О01] //Коммерсант. 2001.21 марта, № 49. С. 14. 19. Новикова 2001б - Новикова Л. [Книги за неделю ]. [ Рец. на кн. Б. Акунин. Пелагия и черный монах. М., 2О01] //Коммерсант. 2001.21 марта, № 49. С. 14. 20. Новикова 2001с - Новикова Л. Народ против "Букера":Начинается лите-ратурная акция "Народный Букер" // Коммерсант. 2001. 17 июля, № 124. С. 10. 21. Новиков 2000 - Новиков М. Литература для легкой простуды: Игрушечные бестселлеры Б. Акунина лучше настоящих [ Рец. на кн.: Б. Акунин. Корона-ция, или последний из романов. М., 2000 ] // Коммерсант. 2000. 10 марта, С. 13.

22. Нумано .Лекция «Не только самурай и гейша» в Библиотеке Иностранной Литературы в Москве.13.10.2000 23. От скандалов я не бегаю 2001 - От скандалов я не бегаю [ Беседа Е. Ев-графовой с И. Захаровым] // Ведомости. 2001. 15 марта, №45. С. А5. 24. Рубинштейн 2000 - Рубинштейн Л. [О "Чайке" Б. Акунина] // Итоги. 2000.12 июня. 25. Так веселее мне и интереснее взыскательному читателю 1999 - Так веселее мне и интереснее взыскательному читателю / [ Беседа А. Вербиевой с Б. Акуниным ] // Независимая газета. 1999. 23 дек., № 240. С. 9-10 26. Ульянова 2000 - Ульянова Т. пародия на правду: Как обфандоривают ис-торию России // Независимая газета. 2000. 15 июня, № 22. С.8. 27. Хабермас 1992 - Хабермас Ю. Модерн - незавершенный проект // Вопросы философии. 1992.№4. С. 40-52. 28.ЦиплаковГ. «Зло, возникающее в дороге и дао Эраста»»Новый мир»№11 2001.

29. Шульпаков Глеб.»Писатель-призрак,или путь самурая».»ELLE»июль 2001

30. Эко 1988 - Эко У. Заметки на полях "Имени розы" // Иностранная литера-тура. 1988. №10. С. 88-104.