Монте-Карло

Я знакома с молодой женщиной, очень серьезной и уважаемой, чей сложившийся вкус к определенному типу мужчин сформировался благодаря воде и лету. Будучи совсем девочкой, лет двенадцати, она с родителями отдыхала на речном пляже. Пляж был совсем диким - берег заиленный, поросший редким камышом. В этом камыше она и пряталась. Пряталась и наблюдала за купающимися курсантами, сбросившими свою форму на берегу. Родители были увлечены пикником и никто не мешал ее не по возрасту проснувшемуся интересу к мужскому телу. Когда курсанты ушли, она побежала к тому месту, где они сбрасывали свою одежду и долго сидела там зарываясь пальцами ног в песок. Но не только впечатлением от подглядывания суждено было закончится этой истории. В песке она нашла личные документы и деньги, каким-то образом выпавшие из формы или планшета одного из них. Ее отец, изучив их, определил что потерявший документы - курсант военного училища, расположенного неподалеку и завез их на вахту, по возвращении с пляжа. На следующий день произошло событие, навеки закрепившее неуверенные ростки полового взросления моей приятельницы. Группа купальщиков с загорелыми лицами, в аккуратной форме, начищенных сапогах, принесли своей спасительнице куклу и конфеты. Подумав, что она немая, курсант, обретший свои документы, благодарно и нежно поцеловал ее в щеки, приподняв за плечи. Стоит ли говорить, что после "всего этого" все значимые и незначимые мужчины ее взрослой жизни носили и носят военную форму?

... В моей памяти другая детская история. Это было на средиземноморском побережье Африки. Пляж, обычный для тех мест. Мелкий желтый песок между черными зубастыми скалами, расположенных как блокпосты, разделяющие пляжи маленьких населенных пунктов. Сейчас, я понимаю, что населенные пункты с белыми домами зарождались и росли, подстраиваясь к ландшафту, а не наоборот - пляжи к городкам.
Семьи, с детьми, собаками базировались под принесенными с собой выцветшими пляжными зонтиками. В зависимости от настроения моря, мы, его гости, нежились в воде или наблюдали за прибоем, угощаясь пикниковым провиантом из плетенных корзин, усевшись на иссушенных солью останках деревьев или потертых циновках. Мама вязала, вращая длинными спицами, замысловато переплетая яркие нитки, тянувшиеся из той же объемной пикниковой корзины, папа умным советом или деятельным участием помогал нам, детям вести незамысловатое песочное строительство. У моего отца был маленький оранжевый радиоприемник, помещающийся в ладони, из которого шипели хиты тех лет. Мелодичные, незамысловатые. Ему нравилась определенная радиоволна, ассортимент которой наизусть врезался в восприимчивую детскую память каждого из нас.

Арабские семьи коренных жителей не посещали пляжей. Можно было увидеть стайки загорелых черноглазых мальчишек, разных возрастов, очень похожих друг на друга. Их досуг был менее праздным. Они ловили креветок, собирали морских ежей и держась вместе, дерзко разглядывали всех нас, пришлых, тихо перебрасываясь ухмылками и короткими комментариями на непонятном нам языке.

Каждое пляжное посещение мы видели его. Поджарого араба с кучерявыми волосами, обрамляющими лицо. Он не был юн, скорее был взрослым мужчиной. Его бегущая рысцой фигура всегда появлялась со стороны вилл, где жили местные и французы. Вместо плавок, которые носили тогда все мужчины, на нем неизменно были короткие выцветшие парусиновые шорты и болтающаяся футболка с широким растянутым воротом. Футболка казалось ослепительно белой, может от яркого солнца, а может от контраста с цветом его загорелой кожи. Он не был черноволосым, скорее русым, отчего не казался чересчур чуждым нам. У него тоже был маленький радиоприемник, свисающий на шнуре-петле с кисти руки. Но из него доносилась совершенно другая музыка - более динамичная и тяжелая. Радио Моонтее-Карлооо... Когда он делал пробежку через пляж, все степенные семьи французов, словаков, и Союза замирали и наблюдали за ним, прислушиваясь к приближающемуся или отдаляющемуся звуку иной музыки.
После пробежки, он снимал свою футболку рядом с турником, клал на нее свой черный приемник с металическими кнопками и очень технично, не торопясь, с наслаждением выполнял гимнастические упражнения. Мы были детьми и никто не мог запретить нам любоваться этим зрелищем. Мы даже подходили поближе к турнику, под пристальным надзором мам и пап, сдержанно наблюдающими со своих мест.

Монте-Карло, так мы его прозвали, был очень добрым - улыбался нам, выполняя свои сложные акробатические кульбиты, на французский манер щипал наши щеки, угощал лакричными леденцами и с умилением трогал беспорядочные выцветшие пряди наших светлых волос. Жестом прося нас приглядеть за его вещами - белой футболкой и радиоприемником, завершая гимнастику он с разбегу заныривал в воду, при любом морском настроении.
Мы предано сторожили поющее имущество, запоминая новые для нас ритмы песен его любимой радиоволны, которую он щедро оставлял включенной для нас.

Плавал он очень хорошо. Заплывал далеко и мы по долгу следили за его головой, пропадающей в одном месте и появляющейся в другом.
- Ой, ой, хоть бы вынырнул уже!
- Ты что? Монте-Карло самый лучший пловец, он всегда выныривает!

И он выныривал, принося нам с морского дна сокровища. Большие обмывки зеленых и розовых стекляшек, блюдца и спирали ракушек, окаменевших морских звезд и даже живых ежей и осьминогов. К недоумению арабских мальчишек, и широкой улыбке Монте-Карло - живых гадов мы с размаху закидывали с размаху обратно в море, забираясь на самый высокий край ближайшей скалы.

Алжирское лето казалось нескончаемым и все обитатели пляжа привыкли к улыбчивому Монте-Карло. Появляясь, он весело здоровался за руку с каждым из нас, детей, и почтительно кивал головой нашим родителям. Мой отец, при появлении бегущей босой фигуры, выключал свою сентиментальную радио-волну в пользу энергичной музыки радиостанции Монте-Карло, со снисходительной улыбкой угождая нам.

В самый жаркий день того лета, с самым спокойным и заманчивым морем и плавящимся воздухом, прилетевшим из Сахары, мы прослушали энергичных песен больше чем обычно. Но наш герой не спешил выходить из моря. Завозившись в песке, мы уже не следили за стихийным наличием головы над морской поверхностью.

Почему-то папа побежал к скалам. От скал, по берегу вслед за ним тяжело побежали обтянутые черными костюмами аквалангисты, тоже завсегдатаи пляжа, волоча за собой оранжевую надувную лодку. Лодка оставила глубокие борозды в песке и взревев мотором дерзко возмутила неестественными волнами спокойную воду. Черные фигуры запрыгнули в нее, на ходу заводя мотор и одновременно швыряя какие то мелкие предметы на ее дно. Они быстро скрылись, образовав яркую точку на горизонте.

Мы ждали на берегу. Родители по щиколотку в воде, а мы сторожили майку и приемник, не смея сойти с места и оставить их. Песни из черного приемника пели и пели, сменяя одну за другой. Они стали кричащими, неуместными, противоречащими ласковому солнцу, спокойному морю и ожиданию. Хотелось что бы они замолчали, но мы не смели дотронутся до вещей Монте-Карло.

Аквалангисты-французы вернулись спустя вечность - через восемь песен. Без него. Лодка полностью выпрыгнула из моря, громка шурша дном о песок. Черные фигуры размахивали руками, эмоционально объясняя отцу, что сильное течение, даже рыб и песок со дна сносит. Глаза их были красны, мимика тревожной, они были готовы вернуться и нырять еще, но приехали полисмены, вызывающие по рации помощь.

Папа выключил радио Монте-Карло и велел нам собираться домой - приближается полдень - нельзя в это время быть на пляже. А как же майка? Как же радио? Оно и так выключено... Вот он выплывет и спросит где вещи? Кто же их вернет?

Мы не хотели уходить, позволив себе ослушаться и капризничать, не смея отойти от вещей хоть на шаг. Мы ждали когда Монте-Карло выплывет. Но его все не было. Отец взял в руки майку и радиоприемник и церемонно отдал их в руки офицеру полиции, оглядываясь на нас.

Молчаливых, нас увели домой. Не хотелось ни обедать, ни спать за закрытыми ставнями сиесты.
Вечером, родителям пришлось вести нас на пляж. Никого не было. Ни аквалангистов с лодкой, ни полисменов с техникой, ни арабов-мальчишек и самое главное - никаких следов Монте-Карло. Море умеет стирать любые приметы. Это был наш пляж и чужой. Он будто притворялся, что ничего и никого не было... Ни нас, ни Монте-Карло.

Прошел сильный шторм, принес прохладу. На пляж мы больше не ходили. В один из вечеров, отец с работы принес газету. Он негромко обратился к маме:
- Не доплыл наш друг до Монте-Карло. Оказывается, футболистом, атлетом он был, наполовину француз, надежды подавал к олимпиаде. Жаль парня. Шторм и течение выбросили останки к Марселю. Жильцы моря - мелкие акулы и скаты его не пощадили, с трудом тренер опознал. Никогда, никогда нельзя доверять морю и переоценивать собственные возможности... Одно хорошо - не на наш пляж его выбросило, дети не видели.

Лучше бы они и не слышали.