Женщина в окне или Робинзон на крыше

"Маяки не бегают по всему острову, выискивая, какую бы лодку спасти, они просто стоят и светят". Энн Ламотт

В детстве меня часто спроваживали к деду. В конце концов мы оба к этому привыкли. Помню, летом я прыгал по крышам гаражей, а зимой исполнял воздушные трюки в деревенские сугробы. Мне нравилось, что в глазах у деда читались гордость и забота. Мы вместе выходили на улицу, он расчищал снег, а я нырял в снежные глубины. Правда, приходилось выслушивать от деда нотации на тему сломанной шеи и голой спине. Тем не менее со стариком было уютно. К тому же у деда был большой шкаф с литературой. Публика там жила разная: Толстой, Кристи, Мопассан, Гюго, Дюма и многие другие. Сейчас, спустя двадцать лет, задаю себе вопрос, почему не было Достоевского и Чехова, а дед?

Летом на улице было интереснее и читать в доме совсем не моглось. Потому я нередко брал книгу и убегал искать тёплое место на какой-нибудь крыше. Я любил читать про Робинзона. Остров, океан – вкусная экзотичность, которую не увидишь посреди увядающей деревни. А деревенька и правда, вымирала. Других детей не привозили даже на лето, не то чтобы на зиму. Оттого, признаться, в иной раз я ощущал дичайшую тоску. Старик изредка устраивал праздник, и мы брели к реке, прихватив пару кривых удочек. Но это было редко и чаще всего я читал про Миледи и мушкетеров, взгромоздившись на тёплый шифер. По-настоящему счастливым я себя ощущал в солнечную погоду с полной тарелкой сливы и Робинзоном. Тогда я и увидел женщину в окне.

Солнце падало. Ватага комаров взвивалась в вечернюю дымку. Слива в моей тарелке заканчивалась, и я начал собираться домой, к деду и мягкому креслу. Старики включали свет в своих окнах. По вечерам, казалось, в этих окнах просыпался парфюм старости. В такие мгновения мне особо хотелось домой, хотелось рассказать маме, как я поймал золотого карася… Перепрыгнув на другую крышу я увидел женщину в окне. Она чистила картошку за кухонным столом. Помню её тонкие кисти рук, серьёзность лица, белые ноги и голубой халат. Наверное, тогда я понял, что меня тянет прильнуть к её телу. Мне хотелось прикоснуться к её губам, хотя я никогда ещё этого не делал. Сейчас, я понимаю, что видел уставшую и одинокую женщину. Не знаю, сколько я простоял тогда. Но она заметила меня и подошла к окну.
- Беги домой, - сказала она в строгой и властной улыбке.

А я был неподвижен, стоял и смотрел в её глаза. Мне хотелось, чтобы она почувствовала, как мне нравится её лицо. Хотелось, чтобы она сказала ещё что-нибудь, например, что читаешь, ковбой? Для того, чтобы закрыть окно ей пришлось вытянуть руку. В эту секунду халат подчёркивал её грудь, а каштановые волосы непослушно рассыпались. Постояв еще какое-то мгновение у закрытого окна, Цирцея улыбнулась и отправила мне воздушный поцелуй, а после, скрылась за шторой.

Спустя некоторые время, минуя детство, я узнал, что девушка вовсе не была городской, а жила со своими стариками. Её родители постоянно болели, и она их упорно выхаживала. Цирцея была проституткой. Потому то я её в последствии и видел по вечерам в соблазнительных юбках. Пару раз, будучи ребёнком, я поджидал её на тропинках, хотел с ней познакомиться, но мне не хватало смелости. Я утешался лишь фантазиями и воображением. Однажды, приехав на похороны деда, я вновь увидел Цирцею. Она сидела на лавке вблизи своего дома и наблюдала за людьми, поглаживая кошку. Морщинки стянули её лицо, тонкие кисти рук уже не были тонкими. Я признался, что влюбился в неё, когда читал вот на той крыше. Цирцея улыбнулась…

Уезжая, я подарил ей то самое издание Робинзона Крузо, которое читал в то время, когда детство прыгало за мной по крышам. Робинзон Крузо – одна из моих любимых книг про одиночество вопреки.
Пусть эта история сохранится в историях…