5

Главная моя реакция на данную книгу – глубокое удивление. Она, как и многие другие книги подобного рода, представляет собой еще одну попытку построить большой нарратив «Возвышения Европы», основанную на множестве вторичных источников. Т.е. представляет собой, по сути, источник третей степени, значительно удаленный от первичных документов, с определенной селекцией вторичных источников, соответствующих взглядам автора. Однако, она на удивление дельная и цельная.

Автору удалось совершить прорыв в своем жанре. Мне ни разу не удалось поймать его на тенденциозности подбора фактов, не было заметно и простых логических перекосов. Возможно, у меня сбился прицел, но я не нашел к чему придраться с точки зрения концепции (не зря, не зря эту книгу хвалил автор Что такое глобальная история? ). Здорово, что такие книги переводят (хотя каждый раз при этом зачем-то портят оригинальные обложки, меняя их на что-то плохо описуемое).

Оригинальная обложка

Померанц задается целью показать, что несостоятельны все теории, которые выводят на первый план ту или иную особенность Европы в Средние века как решающую черту, позволившую Европе стать во главе мира после Промышленной революции. И делает он это просто и изящно (как всегда, для такой простоты и изящества требуется гора переработанной информации) – показывая, что Китай и почти по всем параметрам Япония мало отличались от Европы к концу XVIII века как по уровню развития протопромышленности, так и по развитию самих рынков. По интенсивности сельского хозяйства так и превосходили. Собственно прорывным стало то, что у Британии были залежи угля в таких местах, где их транспортировка к основным местам расположения потребителей не была чем-то сложным, а Новый Свет обеспечил Европе возможность прокормить растущее население не за счет интенсификации сельского хозяйства на своем континенте, а за счет импорта из Америки.

Из этой в чем-то очевидной концепции следует ряд любопытных выводов. Китай и Япония обладали более совершенными рынками, более близкими к неоклассическому стандарту множества покупателей и продавцов, чем рынки Европы. И, судя по всему, именно это помешало совершить рывок, в то время как менее свободные, более ориентированные на применение насилия, как в виде военизированной торговли, так и в виде систем рабского труда на плантациях европейские хозяйственные системы смогли совершить тот самый пресловутый отрыв.

Несколько отвлекаясь, стоит сказать, что все рассуждения идут в рамках дебатов о концептуальном развитии человеческого общества. Как известно, Мальтус задал рамки нашего понимания ограничений «старого порядка», когда уровень технологий до Промышленной революции если и мог привести к экономическому росту, то только такому, результаты которого быстро нивелировались ростом населения. Опережающий рост производства рост населения приводил к сокращению среднедушевых показателей и последующему кризису. При всей механистичности этой системы, она неплохо описывает динамику частично замкнутых экономических систем до Промышленной революции. Таким образом множество человеческих обществ упиралось в верхний предел роста, обусловленный ограниченностью земли как ресурса при заданном уровне технологий (в первую очередь сельского хозяйства).

В свое время, по мнению достаточного числа современных исследователей, к порогу Промышленной революции подошла Римская империя, однако не смогла его преодолеть и скатилась через череду кризисов к состоянию распада и завоевания варварами. Китай несколько раз подходил к этой грани и несколько раз откатывался. Собственно, никто и не гарантировал, что человечество когда-нибудь перепрыгнет этот барьер, вопрос о закономерности того, что все же произошло в Англии в XVIII – начале XIX века будет вечным. Однако интересно все же попытаться понять – был ли переход в Европе единственно возможным вариантом или чуть позже Китай или Япония перепрыгнули бы индустриальный барьер самостоятельно?

Померанц утверждает, что вероятность этого равна нулю. У Китая не было доступа к дешевому углю, а эксплуатация лесов уже была такова, что поддерживать тот уровень жизни, который был достигнут к XVIII веку, было почти невозможно. И переключить часть населения на промышленность было нереально – у Китая не было заморского источника продовольствия, а внутренние ресурсы и так использовались почти максимально. Поэтому, не случись отрыв в Европе, мир бы ждала серия экологических катастроф и очередной многовековой откат назад.

Что меня порадовало, так это очередная возникшая у меня параллель с биологической эволюцией. Если я не ошибаюсь, в эволюционной биологии сейчас стало модно рассуждать о развитии не отдельных видов, а систем (условно говоря цветок-насекомое). Так и в Промышленной революции – система паровой двигатель – разработка угля возникла не последовательно, а одновременно, в комплексе, так что трудно сказать, что было триггером.

После чтения этой шикарной книги мне захотелось еще раз сходить в Кунсткамеру и посмотреть на тот заводной китайский кораблик, который там относительно недавно восстановили. Он – хорошая иллюстрация того уровня технологий, который Китай достиг во времена Петра I, того уровня, что поражал европейский мир, покупавший китайские ткани и фарфор, имитировавший китайские ткани и фарфор, имитировавший и китайскую механику. Но стремление к насилию оказалось важнее самой большой экономики и рафинированного потребительского рынка, свободной конкуренции и масштабного мануфактурного производства.

P.S. Перевод в целом качественный, но переводчик сильно меня удивил просторечиями (одевать что-то), фонетическими опечатками («горад»), а также тем, что он явно пару раз сильно уставал от текста (переводя court как «суд», хотя по контексту явно речь шла о дворе вельможи, а также переводя decay как «гниение», хотя ясно, что говорилось всего лишь об упадке). Ну и в нумерации приложений переводчик/редактор запутались - в книге приложения пронумерованы буквами кириллицы, а ссылки в тексте идут то на кириллические буквы, то на латинские.

P.P.S. Но бумага! Кто-то не поскупился! Бумага как в дорогих детских книгах.