4.5 О японском подходе к творчеству Достоевского.

Примечание: я постаралась максимально избегать спойлеров в данной рецензии, дабы не лишить других читателей возможности попытаться самостоятельно ответить на вопросы, поставленные автором книги, еще до того, как он (читатель) прочтет ответы на них, предлагаемые в «Чувстве жизни и смерти у Достоевского». Именно по этой причине я не озвучиваю в рецензии эти самые вопросы, а лишь пишу свое общее мнение по поводу их сути и тех выводов и аргументации, которые предлагает Кэнноскэ Накамура (далее в рецензии К.Н.)

Достоевский ожидал конца жизни всего человечества. Он представлял, даже предчувствовал то, что должно произойти при конце теперешней жизни.
(Канноскэ Накамура)

Данная книга немало меня удивила в первую очередь потому, что я крайне редко встречаю работы о творчестве Достоевского, которые задавали бы по-настоящему сложные вопросы и поднимали бы действительно интересные темы. Чаще всего, это что-то весьма и весьма примитивное, разбирающее поверхностные социальные и психологические смыслы романов Федора Михайловича. Такова большая часть исследовательской литературы о Достоевском от европейских авторов (в том числе и от российских, кстати). К.Н. же сумел взглянуть на произведения и личность Достоевского несколько иным взглядом, уловив при этом множество по-настоящему интересных вещей. Это и неудивительно, ведь японской культуре издревле присущ особый интерес к темам жизни и смерти, одержимости в любви и насилия. А все эти темы имеют существенное значение в творчестве Достоевского. Некоторые российские достоевсковеды объясняют огромный интерес японцев к творчеству Федора Михайловича именно этой причиной. Исходя из этого, вполне закономерно то, что одну из лучших экранизаций романа «Идиот» снял А. Куросава, а творчество, например, Акутагавы Рюноске столь близко произведениям Достоевского и Гоголя.

Дальше...

Тем не менее, не стоит забывать о том, насколько сильно японская культура и менталитет отличаются от русской и насколько сильно религии Японии отличаются от христианства. Эта разница настолько велика, что невольно (не взирая на высокий профессионализм и отличное знание текстов со стороны исследователя) накладывает некий отпечаток на его восприятие и интерпретирование произведений Достоевского.
Японский исследователь может увидеть очень особенные и значимые детали, которые заметит далеко не каждый русский исследователь, японский специалист поставит правильные вопросы, заметив эти любопытные детали, но вот ответы, которые он даст на поставленные вопросы, далеко не всегда будут заслуживающими доверия именно по вышеобозначенной причине.

Например, значительную часть своих рассуждений и заключений в данной книге (которая состоит из нескольких статей) К.Н. строит на ощущении жизни и смерти у самого Достоевского и его персонажей именно в связи с природой. Для русского читателя эти рассуждения выглядят довольно размыто и не кажутся достаточно крепким фундаментом, чтобы опираясь только на него, давать ответы на сложные вопросы касательно героев Достоевского. Но стоит только вспомнить о том, какое особое значение имеет природа и специфическое духовное (и физическое) единение с ней в дзен буддизме, синто и конфуцианстве, как сразу все встает на свои места.

В связи с этим я воспоминаю прекрасное интервью Людмилы Сараскиной о ее поездке в Японию и общении с японскими поклонниками творчества Достоевского. Она очень ярко и емко описала их подход и наиболее интересные японцам аспекты творчества Федора Михайловича.

Во время чтения данной книги, я то и дело ловила себя на мысли о том, как умело автор выбирает направление для рассуждений, какие правильные и интересные вопросы он ставит, как стройно и разумно идет его рассуждение и к каким простым (в плохом смысле этого слова) выводам он при всем этом приходит. Настоящий парадокс, на первый взгляд. Но если поразмышлять глубже, становится понятна причина такого эффекта. Дело в совершенно другом подходе к религии в принципе у японцев и в совершенном ином ее значении в их жизни и культуре. А религия, кто бы что не говорил - один из основных ключей к творчеству Достоевского.

Так в статье о романе «Преступление и наказание» К.Н. задает весьма любопытные вопросы и строит свои рассуждения в правильном ключе (приводит верные аргументы), но приходит к чрезмерно упрощенному выводу, который навеян той необыкновенной значимостью, которую играет природа в культуре японцев. К.Н. словно бы не задумывается о том, что Раскольников не японец и его сложные взаимоотношения с природой, столь глубоко переданные Достоевским в романе, означают нечто совсем иное, чем просто примитивное отсутствие единения с природой и чувство оторванности от ее живого мира.

Вся книга «Чувство жизни и смерти у Достоевского» в значительной степени посвящена именно теме природы и ее особого восприятия некоторыми персонажами Федора Михайловича (такими как: Свидригайлов, Раскольников, Ипполит, Версилов, Кириллов и некоторыми другими). Автор углубляется в тему значения природы, как олицетворения жизни и смерти духовной (а во многом и физической) у разных героев Достоевского. И самое интересное в том, как именно К.Н. развивает свою мысль, к каким именно эпизодам из определенных произведений и жизни самого Достоевского он свои идеи применяет. Это действительно крайне занимательно.

В «Чувстве жизни и смерти у Достоевского» много как справедливых замечаний, так и довольно нелепых. Так или иначе, вне зависимости от того признаете вы выводы К.Н. правильными или отвергаете их, важна сама постановка интересных, сложных, а зачастую и крайне необычных вопросов, на которые книга К.Н. подталкивает. И уже ради постановки этих вопросов ее определенно стоит и прочитать, и признать качественным исследовательским трудом.

В своей оценке данной книги я нахожусь в смятении. С одной стороны, определенные темы и вопросы, ею затронутые, привели меня в восторг. С другой, некоторые ответы и мнения автора показались мне чрезмерно простыми и весьма сомнительными. Тем не менее, я очень рада, что прочитала ее, поскольку темы, затронутые автором, и вопросы, сформулированные и заданные им, помогли мне в моем собственном исследовании романа «Преступление и наказание» и дали возможность понять весьма важные вещи о некоторых других произведениях Достоевского (например, о романе «Идиот» или рассказе «Сон смешного человека»). А это уже само по себе необычайно ценно, даже учитывая то, что мои выводы и ответы на эти важные вопросы зачастую отличаются от мнения К.Н.