5

«Прошу, убей меня» — культурная хроника одного из самых ярчайших и одиозных музыкальных явлений, возникших в эпоху семидесятых - начала восьмидесятых годов. Подается словами самих участников движения: музыкантов, панк-журналистов, фотографов, художников и просто людей причастных к тусовке. Причем, авторы книги, собиравшие интервью, также были вхожи в движение, все видели своими глазами и участвовали во всем лично.

Собственно, панк как явление имел короткую жизнь, и 80% книги описывает его становление, начиная от эндиуорхолловских арт-тусовок, через то, что принято называть протопанком (Вельвет Андеграунд, Дорз, Патти, Игги Поп), и до того момента как модный ярлычок был навешан, стиль коммерциализирован и продан любителям чего поострее.

Фраза sex, drugs and rock’n’roll звучит избито, но лучше всего характеризует книгу. Секса и "драгза" тут действительно ОЧЕНЬ много. Панк шумен, дик, ярок и не имеет ничего общего с традиционными представлениями о нравственности. Он, как пестрое экзотическое но хищное животное, привлекает внимание, но при этом предпочитаешь оставаться в стороне – а вдруг сожрет. Для панка нет ни границ, ни морали. Пьяная девчонка-группи упала в бассейн? Да пусть тонет, отвезем ее в горы, скинем в обрыв, никто и не хватится. Передоз у друга? Да ну его нафиг, пускай подыхает, все равно он козел. Отдаться первому встречному за 50 баксов? Запросто! Еще и бесплатный кокс дадут. Книга изобилует подобными сценами — бешеные драки группиз, собирающих коллекцию звезд, с которыми они переспали, проституция мужская и женская как абсолютная норма существования, предательство друзей из-за наркотиков. Отличие от обычных люмпенов - в молодости, сексуальности и умении творить новаторскую музыку (причем, совершенно не умея играть).

Лучше всего причину подобного (анти)морального кодекса объясняет сам автор книги:

Легс Макнил: Окружающий мир разрушался. Мы проиграли войну во Вьетнаме кучке парней с дубинками в черных шароварах. Вице-президент Спиро Агню был вынужден подать в отставку, потому что его поймали, когда он брал взятки прямо в Белом доме. А Ричард Никсон заработал Уотергейт, взломав ночью штаб квартиру демократической партии, потому что он был конченым параноиком (…) По сравнению с тем, что происходило в реальном мире, декаданс казался изящным и привлекательным. Панк вертелся не вокруг распада и гниения, панк вертелся вокруг апокалипсиса. Панк говорил об уничтожении. Все пришло в негодность – так что погнали прямо в Армагеддон. Знаете, если однажды вы обнаружите, что ракеты стартовали и уже летят к вам, вы, наверно, будете говорить то, что вы всегда хотели сказать, но так и не сказали. Вы, наверно, повернетесь к своей жене и скажете: «Знаешь, я всегда думал что ты жирная корова!» Мы так себя и вели»

К финалу книги становится понятно, что стиль, который так эффектно и буйно раздавал пинки мирным обывателям на протяжении нескольких лет, оказался нежизнеспособен. Долго жить, проповедуя одно разрушение (и саморазрушение), невозможно — либо ты идешь в своем саморазрушении до конца и умираешь от передоза, захлебнувшись в собственной рвоте, либо ищешь новые пути и трансформируешься во что-то более созидающее. Не последнюю роль сыграла убийца многих отличных музыкальных течений – коммерциализация:

Дункан Хана: А потом все заполонила пресса. Внезапно люди из обеспеченных районов ринулись в трущобы. Меня это добило. “CBGB” вдруг оказался забит до отказа. А чем больше людей вокруг, тем больше среди них клонов, верно? (…) Помню, как панк-культура засветилась на страницах Vogue.

Когда андеграундное движение становится массово популярным, это неизбежно деформирует его и извращает всю его суть.

Книга читается на одном дыхании, порой веселит, часто ужасает. Панк был атмосферным и самобытным движением. Но хотела бы я лично окунуться во все это? Пожалуй, нет.