2

Время от времени мой телефон начинает жить своей жизнью, особенно когда он подключён к зарядному устройству. Вот, скажем, надо мне отправить сообщение. А в процессе набора текста сенсорная клавиатура внезапно перестаёт реагировать, и вместо «Отлично, встретимся в 7 на Восстания» получается «Отлорвпстоалыасьлшыа», и текст отправляется получателю, пока я лихорадочно пытаюсь остановить взбесившуюся технику. Или, опять же, надо мне отключить мобильный интернет в меню, которое вытягивается сверху экрана. А телефон вместо нужной кнопки радостно жмёт на всё подряд, подключая всякие блютусы и вырубая энергосберегательный режим. В нашей с вами адекватной реальности мы такие выкрутасы списываем на программные глюки. А вот если бы мы жили в мире романа All the Birds in the Sky авторства Чарли Джейн Андерс, это вполне могло быть видимым проявлением того, что по сети бродит ИИ по имени Перегрин и исподволь развлекается, налаживая жизни людей. Вот только на кой чёрт искусственному интеллекту включать фонарь среди бела дня?

Но это всё лирика. А физика в том, что книга оставила после себя очень грустное впечатление. И не потому, что человечество в очередной раз оказалось на грани вымирания, а главные герои на протяжении всего текста страдали, страдали и снова страдали. Скорее, дело в разочаровании, когда доверяешь многочисленным отзывам на Гудридзе, завлекательной аннотации и тому, что роман уже, фигурально выражаясь, в шорт-листе выдвиженцев на премию Хьюго будущего года. А самое обидное – я отчасти понимаю людей, рассыпающихся в восторгах и объявляющих «Птиц…» едва ли не книгой года от нф, но все мои попытки проникнуться сюжетом и идеями, сопереживать героям или хотя бы просто увлечься историей с каждой новой главой рассыпа́лись прахом. На самом деле, две трети романа можно попросту отбросить (не переработать и подсократить, как бывает с некоторыми излишне многословными авторами, а вырезать, удалить, стереть с лица Земли), и тогда останется почти увлекательная повесть о том, как перед лицом очередного апокалипсиса туповатые человеческие массы стремятся самоуничтожиться, а спасением планеты занимаются по разные стороны баррикад группа «безумных» учёных и ведьмы, орудующие магией направо и налево. А можно поступить ещё радикальнее и сократить роман до последнего десятка страниц, и будет у нас неплохой, хоть и сентиментальный, рассказ о взаимодополнении фэнтези и фантастики и переходе к постчеловечеству. Но, как говорится, автору виднее, поэтому перед нами – фантастика (или, скорее, фэнтези с элементами нф) в крупной форме, которая при чтении навевает адскую скуку и жалость о потерянном времени.

Итак, сюжет. В недалёком будущем в семье модных карьеристов живёт девочка Патриция, отличающаяся непоседливым нравом и любовью к живой природе. Прогулки по лесу она предпочитает романам с мальчиками и новомодным гаджетам и в один прекрасный день обнаруживает, что способна понимать речь животных и птиц. Потом будет встреча с птичьим Парламентом, волшебное Дерево и прочие магические примочки, включая местную разновидность Хогвартса, но сначала – непонимание и раздражение сверстников и единственный друг Лоуренс, в двенадцатилетнем возрасте собравший машину времени (переносящую на 2 секунды вперёд), хранящий в шкафу суперкомпьютер и ненавидящий прогулки на свежем воздухе. Повествование делится на четыре части – вот два своеобразных изгоя преодолевают весьма недетские школьные проблемы, потом мы видим их юной ведьмой на побегушках у начальства и молодым компьютерным гиком с мечтой об иных мирах и пространствах, следом идёт кульминация и катарсис – начинающаяся гибель человечества, которую каждый из персонажей переживает сообразно своим идеям и способностям, и, наконец, финальные главы – единение и драматизм (если тут и присутствует спойлер, то небольшой).

И вроде бы события развиваются логично и последовательно (с лакунами между частями, которые, впрочем, не нарушают целостности текста), но адекватному восприятию книги препятствует целый ряд факторов, которые ставят меня в тупик, как только я пытаюсь их объяснить. То ли дело в авторском стиле, то ли в обилие жанровых клише, то ли ещё в чём, но текст напрочь лишён эмоциональной составляющей. Вот представьте себе: приходите вы в театр, а на сцене вместо актёров – манекены с витрины какого-нибудь магазинчика по соседству. Они наряжены, напудрены и в париках, но вместо лиц – гипсовые маски, а реплики начитываются из-за кулис без единой эмоции. Сможете вы проникнуться таким представлением? Вот и от «Птиц…» остаётся похожее ощущение: персонажи ходят, говорят, влюбляются, ссорятся, мирятся, пытаются спасти мир – и всё словно бы с одним непреходящим покер фейсом. Воображение обычно помогает справляться с подобными ситуациями, но в этот раз дало сбой. Образы не просто пустые и картонные – они будто собраны из разнородных лоскутков одинакового сероватого оттенка, в котором нет-нет, да появляется проблеск чего-то живого, но умирает, не успев проявить себя.

Если уж главные персонажи оставили меня в полнейшем унынии, то что уж говорить о второстепенных – они как массовка в аниме, которой ни лица, ни фигуры прорисовывать не надо, достаточно обойтись силуэтом. Единственный, кто обещал хоть какое-то разнообразие – наркоманский убийца Теодольфус, активно ворвавшийся в сюжет, но очень быстро сдувшийся и покинувший сцену. Роль его при этом практически бесполезна. В масштабе произведения, кстати, роли всех персонажей оказываются бессмысленными – хотя, возможно, это всё играет автору на руку, но сто́ило ли огород городить, если вся суть квеста в походе из точки А в точку Б, а всё остальное – шелуха? Шелуху эту можно было сделать вдохновенной и проникновенной – но нет. Герои что в 12 лет, что в 25 (возраст указан приблизительно) ведут себя абсолютно одинаково, совершая неожиданно тупые поступки и отрицая очевидное. Идеи (вот, например, Моральная Дилемма: что главнее – Человечество или Природа) могли бы сыграть и заставить читателя задуматься о весьма печальном будущем, но Андерс так быстро устаёт от них и отбрасывает ради следующих, не менее избитых, несмотря на всю их важность и актуальность, что поставить себя на место персонажа и оценить его поступки не успеваешь. Да и затруднительно это, когда образ героя пуст и очевидно надуман.

Есть ещё любовная линия, в которой ГГ, до середины книги оставляющие впечатление дегенератов, ВНЕЗАПНО осознают свои истинные чувства (кстати, первая живая сцена в романе, хотя не сказать, чтобы приятная), и потом страдают уже не столько от инаковости и неспособности нормально общаться с себе подобными, а от выдуманного разлада в отношениях, подменяющего собой проблемы настоящие. Да и апокалипсис тут какой-то плоский – автору гораздо интереснее фокусироваться на отсутствующих эмоциях героев, когда вокруг творится форменный ад, а скупые описания бедствий и нагнетание приближающегося часа «хэ» выглядят картонной декорацией, которая может развалиться, сто́ит одному из манекенов на сцене чихнуть погромче. Добавим к этому пафос (ведьмы как огня боятся завысить собственную значимость и предаться греху «возвеличивания», о чём всё время заявляют, но при этом преспокойно убивают людей и судят тех, кто, по их мнению, поступает неправильно – где ваше смирение, господа?), предсказуемость общей сюжетной линии и бесконечное нытьё, и книгу можно смело отправлять в разряд бессмысленной и беспощадной графомании. Хорошо хоть читается легко, иначе продраться через всю эту тягомотину было бы невозможно.

Но есть и плюсы, дотянувшие оценку до нейтральной. Это ИИ Перегрин – без преувеличения, самый романтичный персонаж романа; некоторые нф-примочки, логически продолжающие современные тенденции и оживляющие предапокалиптический мир; и последние несколько страниц, где на первый план выходят персонажи «не люди», и мы наконец-то видим идею смешения жанров во всей её первобытной красе. Но, хотя явление Перегрина Великолепного несколько скрасило общую картину, а ускорение темпа позволило даже втянуться и последние 50 электронных страниц проглотить на одном дыхании, роман невообразимо скучен и необязателен к прочтению. А ещё я отвыкла от аллюзий, которые добрый автор расписывает тут же, по тексту – вдруг читатель не понял (когда следом за цитатой из «Матрицы» следует «вот так я процитировал «Матрицу», даже смеяться уже не хочется).