5 Красная миля

С детства меня преследует читательская травма от повести Владислава Крапивина «Гуси-гуси га-га-га…». В ней герой, осужденный за административный проступок на смертную казнь, проходит через истязания ожиданием исполнения приговора. Там подчеркивался контраст между пафосной и устрашающей медиакартинкой, выстраиваемой тоталитарной властью, и убогой, мелкой реальностью. И вот очень похожая ситуация настигла в романе Дмитрия Данилова «Саша, привет!» Только травмы, по счастью, не случилось.

У Дмитрия Данилова другая природа – смеховая. Писатель тоже может быть жестоким, беспощадным к самым абсурдными недостаткам человеческой натуры или общественной системы. Но в глубине всегда теплится гуманистическая надежда, любовь к человеку, который все же сможет сойти в ад и воскреснуть.

И вот перед читателем такой мессия. Дмитрий Данилов играет по правилам антиутопии, но больше, чем несправедливая система, его интересует личность. Сергей – успешный ученый и преподаватель, специалист по Даниилу Хармсу, оказывается в ситуации, конгениальной предмету своего изучения. Героя приговаривают к смертной казни за связь с несовершеннолетней студенткой. Здесь можно проанализировать и сатирические намеки на современное законотворчество по поводу повышения возрастов ответственности государства и перед государством – пенсионного, призывного. И издевку писателя над тем, что высшая мера наказания за ненасильственные преступления является шагом к гуманизации правоохранительной системы… На поверку любое такое решение может оказаться логичным и действенным. Неизменным остается только, что для человека, оказавшегося по другую сторону закона, дальнейшая жизнь превращается в мучительное существование.

Решение о приведении приговора в исполнение перекладывается на искусственный интеллект – пулемет, который может выстрелить в любой момент. А может и не выстрелить. И здесь Данилов изящно избегает возможных жанровых ожиданий. Пулемет Саша не злодей. Он вообще никак не действует и как будто присутствует только в сознании людей. И у Сергея, и у охранников к нему собственное отношение, они наделяют его человеческими качествами. А по факту это симулякр.

Мастерски Данилов выстраивает систему персонажей. Это типы, маски старинной комедии, по которым бегут тонкие сосуды с живой кровью. Созданием атмосферы фантасмагории, болезненно-увлекательного сна и в тоже время правдоподобия, узнаваемости, писатель владеет изумительно. Хочется даже пошутить, что не рекомендуется для читателей с неустойчивой психикой. Для реальности это слишком страшно, а за выдумку полностью спрятаться не позволяет отсутствие необычных фантастических элементов. Которые, кстати, есть в спектакле Анатолия Праудина в Нижегородском театре драмы им. М. Горького. Там технологичность и использование образов мировой культуры делает среду романа более иллюзорной, остраненной.

Есть в романе еще один сдвиг. Действительность там не фантастическая. Скорее, альтернативная. Данилов не прячется, как и в пьесах, за другую страну – действие происходит в России. Очень узнаваемой, сегодняшней, живущей своей большой и традиционной жизнью. А замена одного государственно-правового элемента на альтернативный сразу открывает метафорический пласт. У писателя есть уникальная интонация, к которой очень хочется подобрать определение. Она чем-то напоминает позицию эпохи Просвещения в отношении человеческой природы. И в то же время глубоко индивидуальная провокационно-предостерегающая. Писателя интересует не столько место человека в общественном мироустройстве, сколько мироустройство самого человека, которое проявляется под воздействием стрессовой, трагикомической ситуации.

Этот человек боится жить. Ему рутина Красной расстрельной зоны милее правды и свободы. Сергей в романе очень заурядный человек. Он проходит все стадии психологических реакций, как по учебнику. В нем нет никаких выдающихся нравственных качеств, какой-то позиции или убеждений. Не до конца инертный и покорный, он все же обыкновенный и предсказуемый. И об эту предсказуемость бьются маски других персонажей, обнаруживая различные аспекты существования. Все они направлены на то, чтобы разбудить в герое протест, разорвать шаблон, заставить наконец-то жить, а не вписываться в бессмысленные рамки.

За этот финал, который как бы преодолевает границы самой литературной структуры, отказывающийся от эталонного построения диалогов и сцен, с насмешливым и одухотворяющим зубоскальством, любишь произведения Дмитрия Данилова.