4 Жизнь, построенная на смерти

Очень своеобразная книга. Она начинается в светском салоне, где праздные интеллектуалы смакуют смерть и убийство, как важнейшие проявления общества и цивилизации. А заканчивается где-то далеко в Китае, в причудливом вертепе, где приходит в себя женщина после экстатичного наблюдения за самыми изобретательными пытками в великолепном тропическом саду.

Вся книга написана странно, толчками, кусками. С наслоением разных языков, в прыгающем экстазе. Она прерывается восклицаниями главного рассказчика о глубине своего падения, упитывается куцыми, гротескными диалогами, разливается в приторных и отвратительных описаниях. В чудном аквариуме экзотических запахов, смешанных с запахами смерти, гниения и похоти. В благоухании и вони. Ослепительной роскоши природы, дошедшей до такого исступления, что ничего более живого, чем мясную тухлятину она не может воспроизвести. И в этой точке смерть становится жизнью, потому что жизнь исчерпывает себя.

Книга вдавливается, вползает в сознание, переплетая явления механистической смерти запада, упоенной количеством, и явления изысканного умерщвления востока, одержимого качеством. И достигает своей цели. Весь этот набор картинок и фраз причудливо собирается в один ансамбль. Ансамбль неистовой пляски смерти и завороженного наблюдения за ней. Мирбо удалось погрузить меня в этот тошнотворный бассейн, из которого я наблюдал за его причудливой фантазией, надеясь (не скрою), что скоро все это кончится.

Книга и кончилась. Но просто так отряхнуться и пойти дальше она не дает. Перед глазами вскакивают, как в дьявольском кукольном театре то фигура тупого солдафона, то неистового охотника, то растратчика и пожирателя-политикана, или жирного палача, изъязвленного узника, перемазанного кровью торговца, прекрасной и безобразной самки, одуревшей от смерти. Этот хоровод крутится в псилоцибиновых видениях расцветающих садов. Ненасытных цветов, душных и ослепительных деревьев, немыслимых лиан. В салонах сводников и министерских кабинетах. На залитой солнцем палубе корабля и в чреве темниц с трупообразными заключенными.

Слог Мирбо иногда нарочит, иногда даже смешон, но схвачен гипнотический ритм, а значит опереточные выкрики не особенно мешают. Мирбо безжалостен к современной ему цивилизации, возвеличившей смерть в культ. И построенной на этом культе. Это чудовищно и душераздирающе. Поэтому мы заслужили «Сад мучений».

Вроде как где-то в чем-то стало лучше. Но не в основах. Цивилизация так и стоит на смерти. Физическая смерть – это крайняя черта, инструмент, который применяется для относительно немногих, чтобы другие не переживали за собственную личностную смерть. А вот она нужна, потому что такому обществу нужны воины, производители, потребители, слуги. Личности же не особенно нужны, скорее, даже не нужны вовсе. Заблуждается тот, кто думает, что смерть сейчас не самый ходовой товар. Экзистенциальная смерть – одно из самых массовых требований времени. Да и физическим умерщвлением государства совсем не брезгуют, как мы видим.