3.5 Об институтке замолвите слово (почти что цэ)

Очень неровная книга, конечно, и совершенно непонятны критерии отбора. Сомневаюсь, что больше не было женщин, писавших воспоминания о пребывании в этом заведении. Особенно не доставили неумело порезанные отрывки из более масштабных мемуаров, когда во время чтения вообще не ясно в чем была суть того или иного события или конфликта.
Текст разделен на временные (от слова "время) главы, начиная с выпускницы самого первого курса и заканчивая ученицей последнего. И от них (глав) создается очень разное впечатление.

1. Ржевская. Весьма неприятная, по ходу, не умная, но хитрая особа. Мелочная интриганка низшей пробы, метящая куда повыше. Впрочем, перехитрившая самое себя. При этом вся такая сиротинушка, фактически брошенная матерью опосля смерти отца.
И все вокруг, значит, носились с ней, как с писаной торбой. А вокруг нее всю дорогу сплетни, склоки, какая-то душевная грязища, но она сама - натурально ангел непорочный. Это она так себя характеризовала в воспоминаниях, где, собственно, пребыванию именно что в институте отводится очень мало времени, и то по большей части ни о чем. И сам тон из серии "мне все должны". Мерзковато.
Что приятного можно сказать о ней... пишут была выдающейся арфисткой. Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок, короче.

2. Стерлигова. У нее так вообще чрезвычайно интересная семейная трагедия в стиле пушкинского "дубровского". Опосля относительно счастливого разрешения которой девочка попала в институт, и там с ней тоже носились, как с писаной торбой, так что воспоминания о годах обучения у нее самые наиприятнейшие. Да еще и плевки в сторону тех учениц, кто посмел высказывать недовольство тамошними порядками.
Что конкретно здесь доставило. Неистовое обожествление императорской фамилии, члены которой любили временами наезживать до институток и подпитываться их нездоровым верноподданническим обожанием. Ну, и дружба сквозь года между пансионерками.
Но даже через весь елей у этой девицы проскальзывает информация, что как только высокий гость отъезжал, то тут же менялось питание в столовой. То есть государевы слуги бесстыдно обворовывали сиротинушек.

3. Водовозова неистово жгла глаголом на сволочные порядки в институтах: холод, голод, издевательства преподавательского состава, нижайший уровень обучения, навязывание весьма сомнительных жизненных ценностей и прочие мерзости. Загнила, в общем, рыбка, загнила. Причем, конкретно.
Там вообще задумка изначально была сомнительной ценности: фактически полностью изымать из семьи ребенка, дабы воспитать из него человека нового типа. Но закончилось все полным ахтунгом, этаким концлагерем для детей из хороших семей, потому что по ходу даже крестьянским детям жилось получше.
На время обучения водовозовой пришлись попытки реформирования образования, который осуществлял сам ушинский, причем, его быстренько ушли из этого гнилого болота, потому что классные дамочки неистово завизжали от негодования, что ломают их систему безнаказанного садизма в отношении беззащитных девчонок.

4. Соколова. Тут более легкая натура, конечно. Впоследствии, родила ребенка и отдала чужим людям на воспитание. Соответственно, и другое отношение к ситуации. Там, где водовозова изрыгала драконье пламя, порицая преступную и вредную деятельность институтов, у этой девицы все намного оптимистичней. Ну да, дурацкие порядки, ну да, за счет содержания, положенного девчонкам, ворье сколачивает состояние своим отпрыскам.
Но рано или поздно все заканчивается. Впрочем, девица стала вполне верноподданной особой для царского режима.

5. Фигнер. В ее воспоминаниях очень мало объема и информации, но сама фамилия. Накося получите, господа императоры, за все издевательства над девчонками. Нате вам кучу революционерок из благородных семей, приложивших руки к свержению прогнившего царского режима.
Однако, сам тон воспоминаний фигнер вовсе и не отрицательный. То есть не все было плохо, она вынесла и кучу полезностей из обучения, хотя бы в плане дисциплины и организованности для дальнейшей жизни. Но все равно, накося получите, господа императоры, по полной.

6. Морозова. Не успела закончить обучение, ибо революция же. Тут интересно было почитать в плане того, как много зависит от того, кто стоит во главе учреждения, и где оно находится, видимо. И от склада личности мемуаристки, конечно же. Вот в москве и питере девчонки голодали и холодали. А в харькове во время первой мировой войны институтки ели и пили вволю, не мерзли и никто не издевался над ними. Как-то так, ага.
Так что у этой ученицы вполне себе и положительные воспоминания о пребывании в институте.

В общем же, интересно было почитать о всяких там нравах, царящих в институтах (например, выбор объекта любви и обожание); о том, как менялось отношение к образованию; как трансформировались отношения между педагогами, классными дамами и ученицами. Как одевали, кормили, лечили. Как господа императоры устраивали там своих деточек от любовниц. И, судя по всему, присматривали новых любовниц (у меня нет оснований не верить пикулю, аха).
И, конечно, закинула в виш не порезанные монтажом мемуары некоторых институток.