5 В бликах света

Гай Гэвриел Кей подобно главному герою своего творения уверенной рукой выкладывает, стелет мозаичные рисунки Византийской империи, вплетая судьбы вымышленных персонажей, органично вживающихся в плоскость мира книги, странствующих, умирающих, рождающихся на страницах вселенной этого гибридного фэнтезийно-исторического романа.

Самое начало даёт возможность читателю быстрым взглядом окинуть габаритный временной и территориальный охват произведения, по которому ему предстоит шагать вместе с героями, которых довольно много в данном произведении. Автор милостиво вместо прельщения чудным видом из замочной скважины, будто с высоты полёта, указывает своим перстнем на грядущие странствия, проносящиеся ветра времени и между строк даёт совет не зевать во время чтения, а запоминать кто-что-где-когда, потому что это ещё пригодится.

Сюжетных линий в произведении действительно много, некоторые герои возникают на двадцать страниц, чтобы больше никогда не вернуться, и логичным может быть вопрос: зачем вдаваться в подробности их жизни, имена и имена их родных, если иначе как балластом эту информацию назвать нельзя? Можно. Подобное решение автора позволяет взглянуть на описываемый им мир с разных ракурсов, опуститься и в круги ада, и побывать в императорской опочивальне, и пронестись под оглушительный рёв зрителей по ипподрому в схватке за победу своей факции, иными словами: прожить с десяток жизней и в чём-то быть даже более осведомлённым, чем главный герой.

Автор словно говорит: "Присядь-ка со мной, дружок, посмотрим вместе, что будет дальше" и читатель проглатывает страницу за страницей, бродя, будто в рпг, открывая всё новые динамично сменяющие друг друга локации, исследуя мир не компактно, а масштабно. Наверное, для этого Гай Гэвриел Кей порой создаёт небольшие ретроспекции при переключении повествования на разных героев, как в многосерийных фильмах, кратко освещая события предыдущей серии. Вдруг память у читателя оплошала.

Возвращаясь к персонажам, хочется отметить, что они (даже те, что живут всего 20 страниц) подкупают своей самобытностью. С дивным мастерством автору удаётся так настроить те самые блики света в мозаике своего детища, чтобы все герои жили в его вселенной аутентично, не оглядываясь на всемогущее перо создателя, не подстраиваясь под завихрения сюжета, а имея свои позиции, интересы, особенности речи (при таком-то обилии персонажей), культурные особенности и прочее.

Отдельного внимания, безусловно заслуживает, сплетение веры в Джада и его умирающего сына с язычеством. Этот отдельный многослойный пласт, лишь облечённый в другие слова и, безусловно, имеющий отношение к реальности, несёт в себе хороший риторический вопрос, на который каждый ответит по-своему:

Неужели присутствие одной силы исключает другую силу?