4 Пивная революция

Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток.

А.С. Пушкин, "Евгений Онегин", 1825

Любопытная книга (и любопытно, что ее перевели). Еще один кирпич (судя по толщине книги, скорее плинфа) в бесконечной стене изданий, пытающихся понять причины возвышения Британии, которое, в свою очередь, создало известный нам мир промышленного производства. Кирпич ревизионистcкий, бьющий по устоявшимся концепциями, но все равно имеющий свое место в этом бесконечном историографическом споре. Спасибо неизвестному мне отборщику книг в ИИГ, видно, что у него есть интерес к Промышленной революции, заметное число вышедших у них книг так или иначе ее касаются, вспомним хотя бы Аллена и Мокира (на радость мне).

Как обычно, сначала о внешнем. Книга переведена сносно, переводчик понимал то, что переводил (в наши времена это повод для похвалы), однако иногда торопился, проглатывал слова во фразах (они легко восстанавливаются по контексту, но все равно как-то странно, когда слова, в основном глаголы, исчезают с положенных им мест). В пятой главе какая-то странность с графическим материалом, вроде бы таблицы и графики выглядят нормально и похожи на обсуждаемые, но в тексте автор говорит о таких колонках, которых нет на графике. Интересно, это косяк оригинала или перевода?

Задумался я и над нравящейся мне западной манерой называть книги. Хорошие, запоминающиеся названия, вроде того, что у данной книги (в духе перечисления а-ля Pink Floyd), или какие-нибудь классические «Великая трансформация» или «Магнитная гора» . При необходимости пояснение можно дать в подзаголовке. В этом плане отечественные издания, пусть и все реже, но порой грешат наукообразностью, чрезмерной серьезностью, что-то вроде «Россия в системе международных отношений такого-то века», хотя все же и здесь некоторый прогресс (если это он) или имитация чувствуются. Украинские коллеги давно адаптировались, заголовки вроде Эластичное сообщество или «Рыцари второго сорта» не дадут соврать.

Но довольно прелюдий. Под обложкой автор сразу начинает рассказывать нам, что все до него ошибались, а он нашел истину. Легкое удивление и скепсис тут же выскакивают как чертик из табакерки и заставляют подозревать подвох. Автор подогревает эти ощущения, говоря, что не стоит доверять современникам исторических событий, ибо что они там понимали? А мы можем взять да и вскрыть подноготную, выявить то, что они не увидели. Но такие громкие заявления отчасти оправданы, ведь автор объявляет крестовый поход (аккуратный такой, академический, с таблицами и графиками в качестве оружия возмездия) против одной из священных коров экономической истории, а именно представления о том, что Британия пришла к успеху благодаря фритредерству, т.е. открытости своей торговли, отсутствию протекционистских мер в виде высоких тарифов на импортируемые товары.

Воевать со священными коровами – одно из любимых занятий ученых, особенно в гуманитарных науках. Однако ранее критика такого подхода, ставшего мгновенно из простого вопроса истории проблемой современной политики (пример Британии в XIX веке становится руководством к действию для современных развивающихся стран), строилась на том, что Британия отменила Хлебные законы и снизила тарифы только тогда, когда ей это стало выгодно и требовала этого от остальных стран, когда тем это вообще не было нужно. Най же берет цифры, к которым, по его словам, никто не притрагивался с XIX века, и говорит – вы все врете, никакой либерализации торговли и не было, Британия не открыла свои рынки для импорта, ее политики лишь много трещали про это. И стоит отличать дискурс от реальности.

В его интерпретации выходит, что тарифы в Британии в начале XIX века были куда выше, чем во Франции (которой молва приписывала как раз жесткий протекционистский подход), а некоторое их снижение в 1830-40 не привело к их падению на уровень Франции. Т.е. весь рассказ о фритредерстве – фикция, основанная на неверном восприятии современников, которые переоценили вклад снижения тарифов на некоторые товары в общую картину. Великобритания действительно заметно одномоментно снизила тарифы, однако это снижение не было столь большим, чтобы прийти к тому же значению, что было у Франции. Французы снижали тарифы плавно и не трещали об этом, англичане резко и трубили об этом на весь мир.

Далее Най пытается понять – за счет чего получилось, что тарифы в Великобритании были столь высоки? И утверждает, что все это следствие затяжной, начавшейся в конце XVII века торговой войны с Францией. Британия ввела запретительные тарифы на французское вино, не желая впадать в зависимость от одного поставщика. Параллельно Британия стремилась создать виноделие в Португалии, связанной с Британией торговым договором, установив на импорт вина оттуда крайне низкие пошлины. И тут, по Наю, произошло то, что сильно повлияло на стабильность Британии в XVIII веке. В той же Франции потребности государства в новых прямых налогах так или иначе, но привели к социальному взрыву в виде Великой французской революции. В Британии же прямые налоги не росли с конца XVII века до середины XIX, при этом быстро и легко росли акцизные сборы. Почему британские производители и торговцы согласились платить такие большие акцизы? Най утверждает, что дело в вине. Правительство из политических соображений временно закрыло рынок для французского вина, к которому ранее население привыкло. Прямое импортозамещение в Британии оказалось невозможным, виноделие там не прижилось. Но дешевое легкое французское вино заменило пиво, ставшее основным напитком населения и основным источником акцизов, наполнявших бюджет страны. И как наполнявших! Доходы государства росли куда быстрее роста экономики. Почему же производитель пива были готовы платить большие акцизы и питать государство? Как раз потому, что временный запрет на французские вина стал постоянным и действовал до 1860-х, создав, таким образом, пивное пристрастие у англичан. В 1860-м был подписан договор о свободной торговле с Францией, но привычки уже сформировались, и, несмотря на то, что импорт французского вина мгновенно вырос на 600%, такого места в потреблении, которое оно играло в XVII веке, вино больше не заняло.

Най аккуратно подводит читателя к мысли, что многие экономические модели – умозрительны и рассыпаются при попытке взглянуть на них со статистическими данными в руках. Он утверждает, что именно сговор государственного аппарата, заинтересованного в растущих поступлениях, и пивоваров, желающих закрытого от вина рынка, создали высокие таможенные тарифы в ведущей экономике мира. Драматическое снижение не сделало Британию фритредерской, что бы не казалось современникам. Только к концу XIX века тарифы в Британии снизились до уровня французских, но потом мировая обстановка изменилась и тарифы начали обратный рост. Nothing is what it seems, так сказать.

Най не говорит этого эксплицитно, однако его работа в первую очередь подрывает многие девелопменталистские концепции, построенные на имитации тех или иных подходов Британии. Если мы их представляем так, какими они не были, то что даст такая имитация? Хоть, думаю, те, кто советует такие подходы, вовсе и не ждут, что они дадут обещанный результат. Наоборот, это почти всегда лишь предлог для локальной деиндустриализации и включения в мировой рынок в качестве пресловутого сырьевого придатка. Най из интуитивного чувства делает такое восприятие куда более отчетливым, более обоснованым.