Рецензии на книги издательства «Издательский дом Высшей школы экономики»

Франс де Валь довольно известный ученый, повидавший мир и получивший практику в разных уголках мира. Будучи родом из Нидерландов, у него более обстоятельный и острожный взгляд на известные догмы в плане психологии, если сравнивать с его американскими коллегами. Ему довелось работать в разных странах и общаться спрофессорами биологии, психологии из США, Японии и т.д. В итоге он обладает широким спектром знаний по своей сфере и несколько терпеливым отношением, как к животным, так и к людям.

В начале книги де Вааль представляет нам своих подопечных. Группу шимпанзе, живущих в Арнеме, где в городском зоопарке разворачиваются драматические события отношений. Сначала идет описание места, легкая история создания наблюдаемой группы и конечно представление действующих лиц. Все они уникальны, имеют свои привычки, связи и отпрысков, которые тоже играют важную роль. Обилие родственных связей, однако, не дает запутаться за счет уникальных кличек приматов. Видно, что де Вааль любит их и болеет за каждого, но с божественным терпением взираетна драматические события в группе. А там есть место предательству, любви, смерти, рождению малышей и их выхаживанию, захвату власти и даже кровавым убийствам.

Примерно до середины идет последовательное сравнение человеческих страстей и драм наших братьев, накладывая полученные знания на своевременные политические структуры. От чего понимаешь, что устройство нашего общества идет с древних времен и свойственно другим социальным приматам. И глядя на перипетии их жизни, начинаешь спокойнее относиться к действующим политическим движениям, так как понимаешьих долгий путь развития и древность.

Позже все действие полностью отдается драматическим событиями в группе шимпанзе, от чего внимание несколько отходит от главной темы. Однако в конце, де Вааль делает соответствующие выводы и подводит итог, что заставляет задуматься. Однозначно стоит читать тем, кто увлекается взаимоотношениями животных, изучением основ социального общества и его истоков.

Книга сама по себе очень интересная, поскольку автор сумел привлечь внимание подходом к проблеме, во многом построив повествование как в настоящем детективе. Сложные и вряд ли кому интересные направления современной науки, такие как археология и лингвистика, в результате данного расследования Дэвида Энтони, как это ни странно, заинтриговывают. Я, например, даже не подозревал о необычных особенностях видоизменения речи, которые сушествуют у всех народов и во всех языках одинаковы. Кроме того в первых главах приводится много интересной информации о древности хеттского языка и его разлиячии с другими индоевропейскими языками, возникшими позже. Сегодня не все знают, что ни тохарский язык, ни ведийский санскрит не являются самыми древними индоевропейскими языками, поскольку до них был еще и хеттский, который тем не менее в корне отличается от них. Автор интересно рассуждает и о проблеме прочной связи между сознанием человека и языком, как средством для выражения мыслей, приводя примеры необычных особенностей индоевропейских языков с языком народа хопи в Аризоне.

Но вот, открывая 4 главу, читаю фразу, которая меня покоробила, если честно: до 4000 года до н.э. не существовало ни шерстяной ткани, ни колесного транспорта. Откуда такая уверенность автора? А от того, что древнее 4000 лет до н.э. археологи не находили образцов тканей. Можно ли на основе этого факта делать такие далеко идущие выводы? На мой взгляд никак нет. То же самое и с повозками. Вы можете себе представить, что такие цивилизации как древние Шумеры, Египет, Китай не знали ни колеса, ни шерсти? Я больше чем уверен, что и шерсть и колесо существует на земле столько же, сколько существует человек. И если археологи не смогли пока это откопать, это еще не значит, что ничего этого не было в природе. Автор утверждает, что для шерстяной ткани обязательно нужна генетически модифицированная овца с длинной шерстью, а поскольку такая появилась довольно поздно, значит и ткани не было. Спрашивается, а другие животные такую шерсть дать не могли? Можно предположить или допустить всё, что угодно, объяснив это тем, что у нас недостаточно данных, но как можно утверждать что-либо наверняка о цивилизациях и культурах 6000 летней давности? Вот здесь мне подход Дэвида Энтони не понравился. Разве можно его считать научным? Так обычно поступают все, кто пытается натянуть факты на свои теории.

Основной идеей данной работы канадского автора Б. Ридингса является постулирование необходимости изменений в работе университета. Гумбольтовская модель университета, провозглашавшая его институтом, который производит культуру (посредством исследований и ее передачи следующим поколениям), более не актуальна. Она уходит вместе с национальным государством, которое сегодня также не является основным игроком на международной арене. (На смену ему приходят транснациональные корпорации). Конец национального государства означает то, что ему более не требуется модель включения/исключения субъекта как регулятор социальных отношений.
Однако не совсем верной является и модель университета, опирающегося на концепцию совершенства. Ридингс показывает бессодержательность этой категории. Совершенство не может составлять алиби университету, а является лишь внешним (бюрократическим) способом контроля его эффективности.
В замен предыдущих подходов автор предлагает свой, который в наибольшей степени будет реализовывать сущность университета в новых экономических условиях. Согласно подходу Ридингса университет должен представлять собой пространство Мышления. Однако такая характеристика делает университет противоречивым институтом, в котором процесс мышления сталкивается с трудностями (в силу самой специфики институционализации). С точки зрения Ридингса это оказывается возможным при условии, что в университете сообщество будет мыслить себя как диссенсусное. Такой тип сообщества означает сотрудничество сингулярностей, которых объединяет осознание тотального долженствования друг по отношению к другу. При этом, никогда нельзя узнать, в чем это долженствование заключается. Получатся почти кантианский категорический императив, или скорее подобие лейбницевской монадологии. Однако все же с точки зрения Ридингса нельзя говорить о независимости субъектов друг от друга, а наоборот следует обнаружить их тотальную связность.
Однако, несмотря на то, что сообщество внутри университета предполагает тотальную взаимосвязь, сам же университет рассматривается в отрыве от прочих социальных институтов. То, что национальное государство утрачивает влияние в международном взаимодействии, но все же можно ли говорить об утрате его влияния на сам университет? Может ли он перестать быть одним из главных институтов осуществления государственной власти? Следуя, принципам Фуко, - нет. На мой взгляд, это один из упреков, который можно адресовать этой работе.
В целом, книга, безусловно, достойна внимания не только философов, но и всех, причастных к институту университета.

Название – кликбейт (не знаю, можно ли так говорить про книги). Сенсационность поставленного вопроса не особо подтверждается содержанием и выводами.

Ответ автора на вопрос на обложке – «да вроде нет, фиг его знает, слишком много факторов». И под крахом процветания Гэмбл имеет ввиду замедление бурного экономического роста последних 40-50 лет, которое потребует адаптации политик в развитых государствах, плюс возможный рост роли не-западных стран на мировой арене. Да, вот уж крах так крах.

Но сенсационность и натягивание книге можно частично простить за ее достоинства: очень насыщенный текст, требующий хотя бы начальных знаний об экономике для осознания; подробные экскурсы в историю мировых кризисов последних полутора веков; ссылки на многочисленные труды по экономике и политологии с комментариями автора.
Есть еще авторские прогнозы на будущее, но их четыре разных, и вместе они охватывают большую часть принципиально возможных событий. И все равно уже слегка промахиваются даже на горизонте в 4 года. Бывает.

В целом неплохо

Интересная работа и по задумке, и по исполнению.
Подборка оригинальных авторских статей о влиянии различных теорий и концепций социальных наук второй половины XX века на сферу public relations.
Материалы разбиты на 4 главы, в которых в контексте связей с общественностью анализируются: теория медиа, социология, семиотика и критическая теория.
Маклюэн и Бодрийяр, Лазарсфельд, Хабермас и Бреме, Бурдье и Бахтин, Мид и Деррида, Маркузе и Батлер. Влияние этих выдающихся теоретиков на отрасли современных коммуникаций, рекламы и PR несомненно.
Однако, пожалуй, впервые на русском языке предложен по-настоящему комплексный набор оценок и аналитических конструкций, позволяющих понять специфику воздействия каждой из теорий на понимание актуальных проблем в области PR.
Для специалистов в области PR, преподавателей и студентов, интересующихся связями теорий и практик.

Книга разочаровала. 

Не философия, а какой-то нью-эйдж с анимой и толерантностью. Хочется надеяться, что это особенности конкретного автора, а не всего философского направления.

Полезное в книге – ссылки на других современных философов. Еще не читал Мишеля Фуко, надеюсь, он более собранный.

Сама Фернандо по сути может сказать только «смотрите Гаттаку, все будет, как в Гаттаке». Зато не по сути…

Тут есть и исторический экскурс, и погружение в этимологию слова human, и рассказ про генные технологии и клонирование, и обзор разных концепций мультивселенной. Зачем – понятно не всегда. Может быть, чтобы добрать объема; а может быть, чтобы Фернандо могла вставить свою бесценную оценку.

Пример бесценной оценки: эксперимент показал, что лягушки видят только движущиеся предметы. Франческа: «эмм, здорово, но в статье про лягушку пишут „он“, это так андроцентрично ».

Вы задумывались, что само понятие биологического вида – это уже специизм?

А вы знали, что классификация живых организмов, предложенная Карлом Линнеем, расистская и сексистская?

Опять смотрим на палец, опять ругаем естественные науки. 

В общем, очень средне. От второсортного научпопа отличается только нагромождениями сложной лексики.

Автор переработал огромный материал по истории и политике. И под «переработал» я имею ввиду «вставил в книгу цитатами на две страницы на языке оригинала с переводом». Серьезно, такого количества и объема цитат сносок я не видел нигде. То ли автор пытался добрать объема текста, чтобы получилась книга; то ли правда не мог остановиться в рьяном желании поделиться своим взглядом. Неизвестно, что лучше, но результат один: продираться через текст довольно тяжело, страница вперед и две назад.

Почему левое движение, казалось бы, при позитивных тенденциях последние годы неизменно проигрывает? Почему дискурс левых постоянно смещается вправо? Почему левые интеллектуалы становятся всё ближе к системообразующей неолиберальной буржуазии? И в то же время почему вчерашние активисты профсоюзов - рабочие всё чаще встают под знамёна право-популистских движений?
На эти и на многие другие вопросы, демонстрируя свою позицию, отвечает политолог Борис Кагарлицкий в своей монографии «Между классом и дискурсом: Левые интеллектуалы на страже капитализма».

Автор отмечает, что в условиях кризиса неолиберализма и нарастающей социальной напряженности, левые интеллектуалы, придерживаясь политике политкорректности, дискурса позитивной дискриминации и поддержке меньшинств вовсе перестают выражать интересы пролетариата, а отстаивают сохранение действующего миропорядка во имя «меньшего зла». «Они не отдают себе отчета в том, насколько оказались отчуждены от того самого класса, интересы которого собираются отстаивать».

Свои тезисы Б. Ю. Кагарлицкий аргументирует примерами из современной практики левого движения, вот лишь несколько из них:
1) Политика греческого правительства А. Ципраса оказалось не только неспособна вывести страну из экономического кризиса, но и форсировало моральный и политический коллапс европейского левого движения.
2) Автор полагает избрание Дж. Корбина в качестве главы Лейбористов победой левого движения и интересов трудящихся, которое было омрачено тем, что под давлением правого крыла партии Корбин был вынужден отказаться от многолетнего оппонирования ЕС и в итоге в ходе BREXIT единственной партией поддержавшей выход из ЕС стала маргинальная правоконсервативная UKIP, следовательно создается впечатление, что сторонники выхода из ЕС выбирали не социальный прогресс и демократию, а английский провинциализм, что не соответствует действительности, так как большинство, высказавшихся за выход из Евросоюза приняли это решение по экономическим причинам и против разорительной политики брюссельской бюрократии.
3) Говоря о положении в США Кагарлицкий утверждает: «

Выборы 2016 г. явились крахом политики политкорректности, создав предпосылки для замещения ее политикой социальной солидарности»

. Он отмечает, что несмотря на усилия американского политического истеблишмента в президентскую гонку ворвались внесистемные кандидаты – справа Дональд Трамп, а слева Берни Сандерс. Однако, из-за того, что интеллигенция и медиа твердили тезис «Anybody but Trump» и якобы только у Хиллари есть шансы противостоять Трампу и не допустить условного правого поворота Берни снял свою кандидатуру в поддержку Клинтон. Однако, социальные противоречия были настолько сильны, что многие сторонники Берни Сандерса на избирательных участках поддержали Трампа, по той причине. Что он, будучи популистом интегрировал в свою программу пути решения наиболее острых социально-экономических проблем (Эмиграция, рабочие места, социалка). Капитуляция Сандерса оценивается Кагарлицким, как шаг назад и серьезнейшее поражение левых сил.
4) Схожую ситуацию можно было наблюдать и во Франции, где все левые силы за исключением Жана-Люка Меланшона поддерживали Социалистическую партию, которая в свою очередь стояла во главе антисоциальных реформ (пенсионная реформа, антинародный Трудовой кодекс). Автор метко подмечает,

«пока социалисты грабили рядового обывателя, «антикапиталистические левые» стояли на стреме».

Пока они стояли на стрёме Национальный Фронт Марин Ле Пен, интегрировав в свою программу тезисы коммунистов полувековой давности находит всё большую поддержку у рабочих. Кагарлицкий отмечает, что леволиберальное общество, несмотря на свой дискурс политкорректности выражает интересы белого привилегированного меньшинства, а в свою очередь за Ле Пен голосует рекордно число «новых французов».
5) О России Кагарлицкий в книге пишет тезисно, анализируя события первой половины 2010-ых годов приходит к выводу:

«парадоксальным образом слабость российской левой может в перспективе обернуться для нее огромным историческим преимуществом».

В качестве вывода автор отмечает, что переживаемая левым движением катастрофа, лишь дает возможность для его возрождения в иной форме, однако для успеха левым необходимо сделать выбор

«между интересами трудящихся классов и логикой комфортабельного дискурса».

Книга действительно не блещет наличием сверх-большого числа источников и не является в строгом виде академической, так как в книге достаточно много оценочных суждений автора, однако он определенно стремится к объективности и максимально аргументированно и познавательно раскрывает свои аргументы. Для левых интеллектуалов, да и для всех интересующихся должно быть интересно.

Мне очень запомнился вот этот призыв, практически руководство к действию:

«В новых условиях требуются другие люди, другие организации и другая политика. Пора отложить модные книги Фуко, Негри и Жижека, чтобы на практике проверить, насколько хорошо мы усвоили уроки Ленина, Кейнса и Макиавелли».

Три основные идеи:
1. Эффективность и справедливость распределения благ – разные вещи

2. Эффективность можно оценить с помощью обычных макроэкономических моделей спроса и предложения

3. Про справедливость каждый решает сам, что для него важно

Бонус: ни свободный рынок, ни госконтроль не обеспечивают сами по себе ни эффективности, не справедливости

Я не экономист, но почему-то я ожидал от этой книги больше экономики. Каждая глава сводится к одним и тем же словам и графикам. Хотя, может быть так и есть? Зато есть примеры из практики разных стран и рассуждения на тему всяких дополнительных аспектов социальных вопросов.

Вряд ли кто-то, кто реально решает социальные проблемы с помощью экономического анализа, руководствуется именно этой книгой; но для расширения кругозора почитать весьма интересно.

Перевод отличный, издание шикарное

Книга посвящена анализу образовательной системы Китая. Так думала я, когда начинала её читать. А анализ подразумевает выявление и отрицательных, и положительных сторон исследуемого феномена. Автор же сосредоточился только на том, чтобы показать всю негативную сторону китайской системы образования. Для меня это выглядит не совсем добросовестно с научной точки зрения. Уж если заявлено в названии, что образование в Китае и лучшее и худшее, то почему бы не привести аргументы в обе стороны? По факту автор только указывает, что эта система вообще не должна существовать, т. к. вообще не способствует развитию общества, а делает только хуже...
Вобщем, книга не произвела на меня сильного впечатления. Она больше носит публицистический характер. Об этом говорят и многие "кричащие" заголовки, которые используют автор. Также отмечу отдельно явную политическую ангажированность автора, которую он переносит и в исследовательскую сферу, что тоже не говорит в пользу профессионализма.
Хочется отметить какую-то положительную сторону книги: она написана достаточно динамично и интересно. Также автор последовательно и хорошо доказывает свой основной тезис, который понятен буквально с первых страниц.
Вобщем, книга показалась несколько плоской и однобокой.