Пеппи Длинныйчулок и воля к власти. Первая за сорок лет биография Астрид Линдгрен

Критик: Лиза Биргер
Рецензия на книгу Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь
Оценка:

Мало кто из нас без особой необходимости перечитывает детские книги. Поэтому мало кто вспомнит сценку из книги «Пеппи Длинныйчулок», которая ребенку казалась просто забавной, а взрослым кажется абсолютно недвусмысленной — когда Пеппи приходит в цирк, где директор с немецким акцентом пытается навести свои порядки и вызывает «силача Адольфа, которого еще никто не побеждал», ну а Пеппи, конечно же, побеждает Адольфа одной левой. «Пеппи Длинныйчулок» сочинялась во время Второй мировой одновременно с тем, как Линдгрен, проводя войну в относительном благополучии, прислушивалась к грому снарядов вдалеке и записывала в дневники наблюдения о Гитлере и Сталине. Сама Астрид Линдгрен, говоря о Пеппи, неоднократно ссылалась на Бертрана Рассела (автор ее биографии обладает склонностью повторять все цитаты по два-три раза, чтобы запомнились, и может несколько раз цитировать одну и ту же мысль из разных писем), который в своей книге «О воспитании, особенно в раннем возрасте» называл самым сильным детским инстинктом волю к власти. Ребенок страдает от собственной слабости по сравнению со старшими — и фантазирует о том, чтобы стать сильным.

Такой фантазией о силе была и Пеппи Длинныйчулок — и можно представить себе, что речь здесь не только о слабости ребенка, но и о слабости любого европейца перед ужасами, развернувшимися перед ним в середине прошлого века. Вместе с другими послевоенными писателями-гуманистами — прежде всего Эрихом Кестнером и Туве Янссон — Линдгрен видела, что единственный способ воспитать счастливых детей и спасти их от ужаса — это рассказывать им истории. Впрочем, биография Астрид Линдгрен авторства Йенса Андерсена написана не об этом — творчество Линдгрен здесь не находит ни разбора, ни анализа. Эта книга прежде всего о том, как каждую неделю, в одно и то же время, Астрид Линдгрен выходила из своей квартиры на улице Далагатан в Стогкольме, чтобы зайти в стокгольмский Васа-парк с восточной стороны, а ее подруга, Алли Вириден, заходила в парк с западной стороны, чтобы они могли встретиться посередине. Эти встречи начались в 1934 году, когда молодая Астрид отправлялась с коляской выгуливать свою дочь Карин, и продолжались шестьдесят лет — еще долго после того, как дети выросли. Эта история о постоянстве, о ее верности и о том, как многое в ее жизни началось с — неожиданного — материнства.

Йенс Андерсен, написавший первую за сорок лет биографию Астрид Линдгрен, — датчанин. В творчестве Линдгрен Дания большого значения не имеет: в книге приводится только ее страстное письмо датским издателям, отказавшимся повысить процент гонорара за издание перевода ее книг с 5% до 7,5%. «С такими отчислениями, — ругалась Астрид, — у вас никогда не будет детской литературы». С детской литературой в Дании действительно похуже, чем у соседей, и книга профессионального биографа Андерсена написана как будто без всякого к этой литературе интереса. Что, конечно, прямо удивительно — получить такой высушенный сухарь на месте, где у каждого, с детства знакомого с Пеппи Длинныйчулок, Карлсоном и Калле Блумквистом, есть столько чувства. Но в жизни Астрид Линдгрен Дания сыграла далеко не последнюю роль: именно в Копенгаген, в приемную семью, ей пришлось отдать своего незаконнорожденного сына Ларса (в книге его называют уменьшительным именем Лассе), пока она не сумела забрать его домой три года спустя.

Эта грустная история cо счастливым финалом (если не считать, конечно, финалом смерть Ларса от рака в 60 лет, вскоре после которой Астрид Линдгрен пережила удар) становится центром книги Йенса Андерсена. Поднимая архивы, читая письма и интервью, он восстанавливает полную картину и впервые называет имя отца Ларса, главного редактора газеты «Виммербю тиддинг» Райнхольда Блумберга. Есть что-то неуютное в том, чтобы затевать первую за полвека биографию с целью покопаться в чужом нижнем белье. И словно чтобы избежать любого неудобства, автор выбирает здесь тон уважительный, подчеркнуто отстраненный.

А между тем из книги Андерсена мы узнаем гораздо больше, чем имя героя. В роли отца ребенка Линдгрен, которая забеременела, когда ей еще не было восемнадцати, обычно воображали такого же малолетнего юнца, бежавшего от ответственности. На самом же деле им оказался один из самых влиятельных людей города, который не то что не бежал, а сразу бросился разводиться с очередной женой и обставлять мебелью дом для будущей супруги. И только Астрид Линдгрен в супруги не пошла. Она предпочла отправить горячо любимого сына в приемную семью, страдать, встречаясь с ним несколько раз в год, и забрать к себе только тогда, когда доходы стенографистки позволили ей это сделать. Не отказываясь от роли матери, она отказалась играть роль жены — пощечина общественному мнению, которую трудно оценить, не представляя себе насквозь христианскую Швецию 20-х годов. Христианскую настолько, что блюстители нравственности запрещали рекламировать в стране средства контрацепции и молодые шведки вынуждены были на практике открывать для себя опасности сексуальной жизни. В одном из писем восемнадцатилетняя Астрид горько упрекает своего любовника, что он знал, как получаются дети, но не потрудился ей сообщить. Но самое главное, что страдания ее сына, его беззвучный плач, когда его оторвали от второй, датской, семьи и пересадили в шведскую, его вечный панический страх потерять мать стали основой ее детской прозы. Все ее сказки построены на сочувствии к миру ребенка, чувстве, которое мало кто из детских писателей мог разделить с ней с такой силой: Эрих Кестнер, Роальд Даль, Януш Корчак — еще?

Тут можно себе представить, что биография Астрид Линдгрен будет не лишена некоторого феминистического уклона, — это же практически история женского движения в Швеции. Но биограф так же потрясающе нечувствителен к женскому вопросу, как и к своей героине вообще. Он ни разу не умеет ею восхититься: когда она отказывается от роли богатой жены, когда в одиночку воспитывает сына, когда за несколько месяцев становится звездой шведской литературы, когда в одиночку приносит золотые горы издательству «Рабен и Шегрен», где служит одновременно и автором, и редактором, когда ввязывается в политическую борьбу и одной только силой слова свергает социал-демократов со шведского Олимпа. Чуть ли не последним, что мы слышим об Астрид в книге, становятся слова ее племянницы Карин Альвтеген о ней и ее сестрах: «И мне вдруг пришло в голову, что я ни разу не слышала, как они произносят речи о феминизме или отсутствии равноправия. Им словно и в голову не приходило, что с людьми можно обращаться по-разному, как будто они неравны. Они просто знали себе цену, и к ним относились соответственно. Вместо того чтобы разделять мир на „женское” и „мужское”, они, как мне кажется, мыслили „по-человечески”».

Это мир Линдгрен-то не был разделен на «женское» и «мужское»? Мир, где матерям-одиночкам приходилось отдавать детей на усыновление в другую страну? Где измена мужа оказывалась немедленной угрозой материальному благополучию жены и детей? Где на посиделках дома у Астрид Линдгрен собирались исключительно женщины, обсуждая мелкие и не очень профессиональные обиды со стороны мужчин? Где Астрид Линдгрен так и не стала партнером в собственном издательстве, несмотря на то что являлась единственным источником его дохода и как писатель, и как редактор? Где даже сама церемония прощания с ней состоялась в Международный женский день — 8 марта 2002 года?

Все это, конечно, совершенно удивительно: читать историю, которая вся составлена из «женского», написанную автором, абсолютно к этому «женскому» глухим. Между тем все в Линдгрен, весь ее путь от материнства (все таки главным преображением в жизни Астрид, пробудившим в ней сочувствие и понимание маленьких детей, было рождение сына) и до сестринства — это история женщины, причем женщины замечательной. Ее тесная связь с сестрами и подругами длилась всю жизнь: юная Астрид уходит с подругами в пеший поход через всю Швецию и делает этот поход темой ее первого большого газетного репортажа. Позже главной покровительницей Астрид была библиотекарь Эльса Олениус, сосватавшая «Пеппи Длинный чулок» в издательство и обеспечившая ей премии на национальном конкурсе детской литературы. Пожилая Астрид, увлекшись политической борьбой, не забыла и о женском вопросе: она потратила немало сил, чтобы вступить в «Самфюнде Де Нио» («Общество девяти»), литературную академию, основанную в Стокгольме в 1913 году, одной из своих главных целей ставившую гендерное равенство в литературе и мир во всем мире, конечно же.

Только в самом конце книги, рассказывая о последних годах Астрид Линдгрен, Йенс Андерсон наконец позволяет себе испытать чувство — чувство глубокого сожаления, что жизнь, о которой он рассказывает, оказалась столь быстротечной («жизнь скоротечна и преходяща, нестабильна, иногда бессмысленна»), а биография уже подходит к концу. Без малого сто лет и всего 400 с лишним страниц — видали мы судьбы намного более короткие и биографии намного более длинные. Наверное, самому автору не хватило здесь Астрид Линдгрен, как совершенно точно не хватило ее читателю. Ведь Астрид Линдгрен могла бы стать идеальной ролевой моделью для современной женщины: остроумная, неутомимая, всегда безупречно одетая, с идеальной деловой хваткой (ее единственный коммерческий провал — издание «Хоббита» Толкина с иллюстрациями Туве Янссон — стал сегодня абсолютным коллекционерским хитом), во всех смыслах сделавшая себя сама и преисполненная такой любви и сочувствия, которые искренне выплескивались в ее книги, такого понимания детей и их страданий, на которое способны только очень особенные взрослые. Эта добросовестная, но скучноватая биография только подводит нас к ее портрету. И если кратко, то можно просто сказать, что героиня тут замечательная, а вот портрет — портрет так себе.