Язык мой, чей ты? Про лето, море и битву за отпуска...

Могут встречаться опечатки, исправленный текст принадлежит не мне...

Нахрапов Василий Адамович, сын израилев, слыл человеком вспыльчивым и недалеким, что, в общем-то, не мешало ему, вот уже десять лет к ряду, занимать должность начальника участка в крупном строительном тресте. И никакого секрета рядом тут не было, просто этот невысокий, но пузатый мужчина владел золотым законом мелкого управленца: «к начальству подлижись, с подчиненным – наори», таких заместителей начальники любят, таких начальничков вышестоящие уважают.

Орал он всегда и сразу, по поводу и без оного, тут тоже крылось золотое правило, - «чем чаще орешь, тем меньше пристают с вопросами», да и по вопросу повышения премии лишний раз не заикнуться, что в целом, так же устраивало вышестоящее руководство, - «повышать зарплату любой дурак может, а ты попробуй грамотных специалистов за просто так работать заставить».

В это утро июльского четверга Василий Адамович на работу пришел рано, собственно, в этом плане раннее утро от других дней недели ничуточки не отличалось, и сразу же наорал на подчиненного. Какой-то морщинистый, загорелый старик подметал двор у открытых ворот, ведущих на стройку.

- Тебя подметать обезьяна научила? – набросился он на несчастного дворника, - ты как метлу держишь, паскуда?

- Зачем шумишь, начальника, посмотри, какой двор чистый?

- Чистый, как твоя задница? – не сбавлял голоса взмокший начальник, - так ты тогда, либо ее прочисть, либо уши свои вымой, сказано тебе – грязно, значит засунь язык себе в зад и, давай, лучше мети!

- Эй, слушай, зачем у тебя такой поганый язык? – укоризненно спросил старый дворник.

Василий Адамович хотел выкрикнуть какое-то оскорбление, но с языка сорвалось, - «иди, учи географию!», - впрочем шутка получилась смешная. Вся начальственная свита, которая повсеместно сопровождала Нахрапова, неподдельно смеялась, поглядывая на пожилого оплёванного дворника, старик укоризненно качал головой, говоря что-то неразборчивое.

Работать в кабинете было комфортно, целых два кондиционера охлаждали настрой пылкого руководителя, впрочем, без особенного успеха. Нет, Вася в детстве был славным мальчуганом, но руководящая должность, таки, сотворила с ним неповторимые перемены, Василий Адамович стал «лицом, недовольным по жизни». В дверь кратко постучали и недождавшись ответа, на пороге появилось испуганное лицо секретарши Софьи Ивановны:

- Василий Адамович, уделите мне минутку? – краснея и заикаясь пролепетала молоденькая секретарша.

Нахрапов не удостоил девушку ответом. В общем-то, если зреть в корень, Василий Адамович мыслил рационально, - «в рабочее время здесь нет ни мужчин, ни женщин, на рабочем месте находятся подчиненные», а на подчиненных нужно орать, иначе они работать не будут, - последнее всегда всплывало перед глазами товарища Нахрапова, подобно пресловутой красной материи. Только вот, орать на Софью Ивановну пока было не за что, и Вася решил повременить с этим делом.

- Василий Адамович, у меня к вам просьба, - видя, что руководитель, как всегда, к беседе не расположен, секретарша попыталась выдохнуть свою просьбу, - Василий Адамович, ну пожалуйста, я же вам служебную записку писала, отпустите меня на две недели в счет отпуска! Видите ли, муж достал путевку, и мы с детьми очень хотели бы съездить на море, а у меня отпуск, как всегда, в ноябре… Ну Василий Адамович, ну войдите в положение…

Нахрапов мысленно похвалил себя за терпение, теперь повод наорать у него был и находился он сейчас прямо перед разъяренным начальником.

- Тебе что, дорогуша, заняться не чем? Ну ничего, я сейчас найду тебе работу! А не хочешь работать, так проваливай отсюда на все четыре стороны, поняла – нет? Ворота открыты, и я здесь никого держать не стану! – Нахрапов попытался вспомнить имя –отчество секретарши, хотя бы первое, но решил ограничиться банальной «дорогуша», по его глубочайшему убеждению, подкрепленному многолетней руководящей должностью, большего его секретарша, как и все прочие работники данного аппарата, не заслуживала.

- Ну Василий Адамович, ну пожалуйста, у нас же путевки, - роняя с ресниц крупные капли, пролепетала бледная секретарша.

- Я вам не отец родной, ты меня поняла, ДОРОГУША? График отпусков уже давно составлен и утвержден, и я из-за каких-то там плаксивых девок ничего в графике менять не собираюсь!

Видя, что секретарша вот-вот разревется, Василий Адамович впал в экстаз, слезы подчиненных вводили его в неистовое блаженство, нужно было как-то добить несчастную и руководитель подбирал нужные слова. Нужного эффекта он все-таки добился, но таких слов говорить не планировал. Были, были в его жаргоне и «почище» словечки, да чего-там, этот начальник легко и непринужденно мог часами изъясняться, используя целый язык из нелитературных слов и выражений, но слова, слетевшие с его языка, на секунду его озадачили:

- Хочешь денег – обмусоль!

Рыдающая Софья, он наконец вспомнил как зовут его секретаршу, размазывая по лицу помаду и тушь, убралась восвояси, - «что это со мной сейчас приключилось? Видимо, это все последствия жары», - успел подумать Василий Адамович, но тут же выкинул мысль из головы. В общем и целом, ничего страшного сейчас не случилось, - не в первой ему оскорблять подчиненных, а уж если не орать на них – за что тогда ему такие деньги платят? И Вася, откинув лишние сомненья, углубился в сметы и отчеты, в таких делах пролетел день, почти до обеда.

Перед обедом к нему заглянула главный бухгалтер Галина Геннадьевна, по совместительству, гражданская жена товарища Наобина – первого заместителя начальника Треста.

- Василий Адамович, тут вводную руководство прислало, ознакомьтесь и поставьте автограф!

Бегло пробежав глазами предлагаемый документ, Нахрапов сделал вывод, что вышестоящему руководству снова понадобилась очередная пачка денег, - «ну а чему удивляться, на носу сезон отпусков! Не все же в санаторий едут, как эта… как ее… ДОРОГУША, кое-кто и на Бали слетать хочет, а там знаете, какие цены?». В накладной стояла сумма о шести нулях, значит строительный участок Василия Адамовича должен «закупить» «нужные» материалы, но на чем-нибудь сэкономить, чтобы уложиться в выделенный бюджет. «Не в первой», - подумал Нахрапов, - «наору на подчиненных, обвиню в разбазаривании средств Треста – еще раз на дорогушу наору.

Вот вам и причина, пожалуйста, - пишут заявления в счет отпуска, а к этому заявлению полагаются отпускные. А несвоевременная выплата отпускных – нарушение заложенного бюджета! Сами допустили – сами и компенсируйте! Пишите заявления не целую неделю – без сохранения заработной платы, а в это время – работайте! Производство само себя не наладит!» И вот, когда дорогая позолоченная авторучка коснулась бумаги, Василий Адамович хотел сделать комплимент главному бухгалтеру в лице несравненной Галины Геннадьевны, но с его языка опять сорвались ненужные слова:

- Хочешь денег – обмусоль!

Галина Геннадьевна пристально и с интересом посмотрела в оправу дорогих очков товарища Нахрапова, а сердце Васи пропустило сразу несколько ударов. Да и как же тут не испугаться, можно сказать, что этими словами он плюнул на честь товарища Наобина, а Михаил Иванович подобного не простит.

- Гуленька Геннадьевна, матушка, не взыщите – бес попутал! – Василий Адамович сделал тщетную попытку выпасть с кресла, да прямо на колени, но уперся животом в край стола, да так и застыл в такой позе.

- Ну знаете ли, Василий Адамович! – конец фразы грудастая бухгалтер закончить не успела, но в Васиных глазах зияла такая тоска и безысходность, что женщина уступила и сжалилась, - ну, знаете ли! – повторила она и громко хлопнула дверью, не забыв захватить перед выходом подписанный документ.

-«Не должна рассказать. Надеюсь, что не расскажет»! – впервые в жизни Нахрапова обуял страх за то, что он оскорбил порядочную женщину, тем более – гражданскую жену своего начальника.

Случившийся инцидент не давал ему покоя до вечера, в этот день товарищ Нахрапов избегал встреч с подчиненными, но ночью спал без кошмаров.
Утро следующего дня окончательно испортил телефонный звонок, он принес начальнику тоску и страдание. Тоску по комфортабельному салону служебной иномарки, благоухающему, в такую жару, прохладой кондиционера и дорогими духами Галины Геннадьевны, которая не редко использовала служебный автомобиль в личных целях и деловых поездках.

Удобно развалившись на заднем сиденье дорогой иномарки, отделяющем Василия Адамовича от неудачников, бегущих по улице в сторону остановки, можно было громко и с матерком, не опасаясь, что его слова кто-нибудь услышит, сквозь толстые тонированные стекла автомобиля, комментировать все и каждого, за сделанное и не сделанное, - «ну куда ты прешь, баран хромоногий, не видишь, что ли, что машина едет? Научились, понимаешь ли, по переходам дороги переходить!» или «куда ж ты грудастая, в автобус полезла? Тебя сперва подоить нужно, там на твой бампер места уже не осталось».

Водитель всегда и во всем соглашался с Василием Адамовичем, впрочем, как и все прочие, сопутствующие ему подчиненные. И вот теперь Вадим заболел, - «горло у него и температура, как же! Небось, вчера девок лапал, да пиво с ними холодное пил, бандит небритый!» - в пустые стены выругался товарищ Нахрапов, но деваться было не куда, пришлось вызывать такси.

Сладкоголосая девушка на том конце телефона, ответила Василию Адамовичу, что все машины заняты, но, если он не спешит, она обязательно найдет для него машину с кондиционером в течении двадцати минут. Но Вася спешил, о чем известил «нагловатую дорогушу» в своей изысканно-начальственной манере, не стесняясь в выражениях и не скупясь на эпитеты, - «тебе б твоим ртом удовольствия делать, а не обещания обещать, понимаешь ли?» - самое вежливое, что услышала юная дева. Пришлось брать дорогой портфель в руки и идти пешком в сторону остановки, - этим было вызвано утреннее страдание.

Народу на остановке было прилично, не смотря на жару и начало июля, - «да что ж они все на курорты-то не поехали? Все жмутся, жмутся, как свиньи к кормушке! Небось, начальство не отпускает, как я вчера эту, как ее… Дорогушу! Ну а как вы хотели? Денег нет – сидите дома! А еще лучше – денег нет – пешком ходите», - последнее показалось Василию Адамовичу весьма умным и уместным в то утро, и действительно, - разве можно лицо начальственное с простым смертным в один автобус запихивать?

Запихиваться в автобус ему, все-же, пришлось. На правах простых смертных. Места никто не уступит, пролезть без очереди народ не позволит, в последнем Вася наглядно убедился. Не помогли матюки и начальственный бас, дорогой портфель и дизайнерский галстук, также в расчёт не брались.

- «Куды, барбос-эдакий, без очереди полез? Щас тебе рога поотшыбаю!» - ругалась на Васю дородная пенсионерка.

Василий обернулся, чтобы сказать старушке пару ласковых, но в этот момент его глаза встретились со взглядами иных простолюдинов, стоящих в очереди, и Вася понял, - «могут и рога обломать, ума и сил у них хватит!» Не справедливо, но ничего не попишешь, пришлось в то утро стоять в очереди.

В душном автобусе дышать было нечем, да еще и народ облепил Васю со всех сторон, - «ах вы ж бараны бестолковые, не иначе, как, нарочно жметесь, норовите своими грязными рубахами мой костюм испачкать, да лаптями мне туфли оттоптать. Ничего, я возьмусь за вас, что б вам пусто было!» - эти мысли легко читались у Василия Адамовича в глазах, его счастье, что вежливые и интеллигентные пассажиры в чужие глаза не заглядывали.

На перекрестке застыла пробка, Вадим-водитель, объехал бы ее по обочине, разогнав сигналом клаксона «обозревших прохожих», бредущих по тротуару, но водитель автобуса ехал по светофору. Посмотрев на часы, Вася понял, что на совещание опоздать – риск увеличился, он хотел крикнуть водителю-пенсионеру, что ему только кобыл водить, но вместо этого, Вася запел:

- Вечерний звон, бом-бом, Вечерний звон, бом-бом! Как много дум, - твою же мать, - успел вставить Вася в свое песнопение, поняв, что поет вслух, да не просто так, а в голос – на весь автобус и закончил мотив, - приносит он, бом-бом!

Сдавленные смешки и косые взгляды укутали Васеньку со всех сторон, потом автобус просто разорвался от хохота, смеялся, даже, водитель, пересекая злосчастный перекресток, в веренице автобусов.

-«Конфуз! Какой конфуз!», - краснея до ушей, подумал Нахрапов, но на этот раз, исключительно – про себя.

- Ты сделал мой день, дядя! – с нагло ухмыляясь и рассматривая Васин портфель, сказал на выходе какой-то юнец, лет пятнадцати, с белыми волосами.

На этом конфуз был окончен.

На работе Василий Адамович вновь почувствовал себя человеком: с ним здоровались, кланялись и заискивающе улыбались, а глаза «дорогуши» до сих пор не высохли от слез, - «так тебе, будешь знать, как просить в счет отпуска!», - злорадно подумал Нахрапов и решительно отбросил все тяготы и неудобства, оставленные этим утром. Но первый заместитель начальника Треста покосился на него, мягко говоря, - не добро, -«или за опоздание злиться, или эта грудастая про разговор ему рассказала», - подумал Василий Адамович и впал в беспокойство.

Нужно было как-то приструнить свой язык, как раньше, - «на подчиненных – ори, с начальством – подлизывайся!» и Нахрапов решил вечером обо всем случившимся трезво пораздумать, а тут еще и этот дворник-Куалык уволился, возле въездных ворот валялся мусор.

Чтобы трезво рассудить – нужно, сперва, здорово выпить, так здраво рассудил Василий Адамович, и свернул на перекрестке в сторону ближайшего супермаркета. За рулем сидел он, захватив из гаража служебную иномарку. «Хорошо, не жарко, по ногам никто не топчется», - думал Нахрапов, с удовольствием сигналя зазевавшимся пешеходам, - «куда прешь, животное? Не видишь, что ли, я еду!».

В супермаркете народу было не мало и в очереди на кассе пришлось постоять. Для трезвых раздумий Нахрапов решил взять сразу две бутылки, а заодно и закуску из крабов и огурцов. «Медленно, как медленно ползет очередь!», - размышлял Василий Адамович, прикидывая, что такими темпами стоять ему еще минут двадцать. От нечего делать он стал смотреть по сторонам. Слева от него две юных девицы выбирали в коротеньких платьях колу и прочие напитки, - «молодежь!», - подумал Нахрапов, проводя маслянистыми глазками по загорелым коленкам вчерашних школьниц, - «молодежь, понимаешь!

Жизни не знают! Мужиков не видали! Эх мне б сейчас их…», - одна из школьниц поймала взгляд на своих ягодицах и скорчила Нахрапову ехидную рожицу, - «молодёжь, понимаешь!». Позади него стоял здоровенный детина в куртке байкера, открывающей цветные наколки на загорелых бицепсах, внушительного размера. Росту в байкере было метра под два, как показалось товарищу Нахрапову, а такими ручищами можно было запросто менять без домкрата колесо на его внедорожнике. Байкер встретился с ним глазами, но без злобы, посмотрел – как на пустое место. И в тот момент, когда вежливость и простой здравый смысл требовали от Нахрапова перестать пялиться на здоровяка в мотоциклетной куртке, язык опять подвел его. Мужчины на секунду встретились глазами, дальнейшие события удивили обоих джентльменов.

- Ух и здоров же ты, скотина! Да я ж тебя сзади имел! – сказал Адамыч и мысленно охнул.

- Чего-чего? – насупился байкер.

Хвала проведению, наделившему Нахрапова умом и смекалкой, - «не зря же он десять лет в начальниках прожил?» - пока здоровяк водил взад-вперед квадратным подбородком, Вася, оставив на кассе неоплаченные товары, вместе с достоинством и авторитетом, что есть мочи, припустил бежать к выходу, приподняв руками солидный живот, чтобы на ходу не бил по коленкам.

- А ну стой, гнида, повтори еще раз! – смысл сказанного до здоровяка дошел лишь тогда, когда за Васей закрывались автоматические стеклянные двери супермаркета.
За спиной послышалось тяжелое топанье башмаков, подбитых набойками, на ходу байкер пыхтел как паровоз, - «догонит – сомнет!», - понял Нахрапов и припустил в сторону пункта полиции, расположенного в непосредственной близости от торгового супермаркета.

Петляя между многочисленных рядов припаркованных машин, Василий Адамович выжимал из себя последние силы, бежать было нужно, бежать было жизненно необходимо. Стоит ли удивляться, что, открывая дверь милицейской будки, товарищ Нахрапов весь взмок и запыхался. Он хотел изъясниться с полицией жестами, потребовав от двух дежуривших полицейских немедленно угомонить наглого здоровяка, но и тут его язык говорил и действовал по собственному усмотрению.
- Стволы на пол, это ограбление! – изрек Василий и волосы его встали дыбом, - «позвольте, что же я творю, что делаю?».

Ситуацию еще можно было взять под контроль, если бы не поганый язык Василия Адамовича, который действовал быстрее хозяина:

- Руки в гору, завалю обоих! По лицам дежуривших полицейских было видно, что подобное обращение для них, несколько, необычно, но что такое ограбление, видимо, они уже знали. Патрульные нерешительно переглянулись и замерли в удивлении, увидев, что в руках у Василия ничего нет.

Уж как он хотел извиниться, у Васи из глаз брызнули слезы, - «как Дорогуша, ни дать – ни взять», - но что же бедняга в тот момент мог поделать?

- Граната в кармане! Взорву сейчас обоих! К такой-то матери! – Говорил Нахрапов и плакал.

В полицейском участке его заверили, что синяк под глазом и два выбитых зуба, - меньшее из бед при попытке нападения на блюстителей порядка, но прибывший на место адвокат в строгом деловом костюме утверждал обратное, - вы, Василий Адамович, персона важная и значительная, а посему, и обращаться к вам нужно, соответственно, с уважением и по чину! Услышав привычное обожание в чужом голосе, касаемо собственной персоны, Нахрапов воспарил и взбодрился, – теперь-то дела наладятся, при таком адвокате. Главное дело – приструнить свой язык, чтобы дров не наломать, виданное ли это дело, чтобы угрожать полиции?

Но приструнить своя язык у Васи не вышло, его языком теперь можно было, разве что, дрова колоть, - держите себя в руках, уважаемый, все отрицайте и ничего не подписывайте, во всяком разе – без моего ведома, - стращал Василия Адамовича дородный адвокат с хитрыми глазками, - ничего, и не такие дела выигрывали! И Нахрапов старался, старался, что есть мочи, но одними стараниями проблемы-то не решаются…

«Увидел вас и все былое», - заиграл в голове у Василия разухабистый мотив, и он уже догадывался, что беда не подоплёку.

- Примите, пожалуйста, ваш комплект документов, - молодая, стройная девушка, приветливо улыбаясь, протянула товарищу Нахрапову копию документов, - «видимо тут изложено то, в чем, собственно, меня обвиняют», - подумал Адамыч и, вопреки его воле, глаза опустились на пышный бюст секретарши.

-«Бывает же такое – сама стройная, а грудь ого-го!», - подумал Василий Адамович и услышал голос собственного языка, обращавшегося, по всей видимости, все к той-же секретарше, - обнажи сиськи, животное!

Суд кончился еще, не начавшись..., - «в какой стране мы живем», - размышлял Нахрапов, трясущийся в перевозке, - «пять лет за оскорбление личности»! но все слова были сказаны, после чего, как гром, среди ясного неба, по столешницы громыхнул деревянный молоток и с этого молотка, Василий Адамович пошел по этапу.
Новая одежда казалась несколько тесноватой и пропахла клопами, этот приторно-кислый запах заползал в ноздри, путаясь в мыслях, такое, даже, нафталин не исправит, - «не к добру это, ох не к добру», - размышлял испуганный Вася, когда его вели коридором в общую камеру под номером тринадцать, - «я только поздороваюсь, и стану молчать!», - да не тут-то было…

Два десятка любопытных глаз уставились на вошедшего сразу и не стесняясь, - «ждут чего-то», - подумал Нахрапов, - «а чего они ждут? Точно – поздороваться нужно!». Его наметанный глаз начальника отыскал среди заключенных самого значимого и солидного, судя по многочисленным татуировкам, сидел он давно и надежно, - «своего рода, тоже руководитель!», - подумал Адамыч и поприветствовал нового соседа.
Беда в том, что язык более Васеньке уже не принадлежал и, вместо задуманного: «здравствуйте уважаемый», Нахрапов выдал, - «у тебя и на заднице наколки имеются?».

О том, что в ту ночь приключилось с Василием, бывший начальник старался не вспоминать.

Но не все плохо, что кажется – Василия Адамовича полюбили и приняли, да не просто так, а таким – коков есть. Не обошлось, конечно, даже тут без нюансов – о занимаемой в прошлом должности, товарищ Нахрапов более не памятовал, как забыл он и имя с отчеством, - Поганый Язык, - стал его позывным. Вася ежеминутно говорил соседям разные гадости, но тут же кланялся и начинал хлестать себя ладонями по щекам, - «злой, злой, поганый!», - причитал Васенька, - вымаливая у надзирателей одиночную камеру.

- Может тебя в бронированную заключить? – хохотал над Нахраповым начальник караула.

- В бронированную не нужно, мне б в одиночную, вашу мать – извините, - отвечал Васенька на одном дыхании.

Но в любой заразе есть свой талант, - как говаривал в прошлом, начальник треста. И, как ни странно, прав оказался Наобин, - открыл и Вася свой талант.

- Поганый Язык, запусти анекдот! – просили его соседи по нарам.

Нахрапов сперва-то стеснялся, ну а после втянулся, - правду говорят, не всякому дано анекдоты рассказывать. А над его историями начинали смеяться уже заранее…

- Собрал как-то царь зверей вес лес, ну и говорит, - «сегодня мы съедим самого трусливого»! Тут заяц из кустов выскакивает и орет, - «падлы, кабана в обиду не дам!».
Так проходили месяц за неделей, и Вася втянулся. Тут он был дома, а до чего его язык может довести с другой стороны забора, Василий Адамыч и думать боялся…

Из истории Фрунзенск-19

Фрунзенск-19 - закрытый город, основан в 1947 году с постройки Комсомольского комбината химической промышленности, первоначальное название Комсомольск на Дону. В 1957 году, после окончания строительства АЭС им. Фрунзе, город был переименован в г. Фрунзенск. В 1977 году введен в эксплуатацию НИИ им. Фрунзе, Фрунзенск получает статус закрытого города Фрунзенск-19.