Упоминать об «убеждениях» Маланьи Павловны было бы еще неуместнее, чем об убежденьях Алексея Сергеича; однако мне раз пришлось быть свидетелем странного проявления
затаенных чувств моей тетушки. Я как-то раз, в разговоре, упомянул об известном Шешковском:[30] Маланья Павловна внезапно помертвела в лице – так-таки помертвела, позеленела,
несмотря на наложенные белила и румяна – и глухим, совершенно искренним голосом (что с
ней случалось очень редко – она обыкновенно всё как будто немножко рисовалась, тонировала
да картавила) проговорила: «Ох! кого ты это назвал! Да еще к ночи! Не произноси ты этого
имени!» Я удивился: какое могло иметь значение это имя для такого безобидного и невинного
существа, которое не только сделать, но и подумать не сумело бы ничего непозволительного?
На не совсем веселые размышления навел меня этот страх, проявившийся чуть не через полстолетия

…упомянул об известном Шешковском… – Шешковский Степан Иванович (1720–1794) –
начальник Тайной канцелярии при Екатерине II. П. А. Радищев писал, что Шешковский
«исполнял свою должность с ужасною аккуратностью и суровостью. Он действовал с
отвратительным самовластием <…> без малейшего снисхождения и сострадания <…>
Наказание знатных особ он исполнял своеручно <…> В С.-Петербурге у него было много
дела всякий день, однако же он был посылаем и в другие города». П. А. Радищев упоминает
далее, что в 1790-х годах Шешковский был послан Екатериной II в Москву. «Вся Москва
вострепетала», – добавляет он (Рус Ст, 1870, № 12, с. 637–638; см. также: Рус Ст, 1874,
№ 8, с. 781–784). Пушкин иронически называл Шешковского «домашним палачом кроткой
Екатерины» и записал рассказ о том, как Потемкин, «встречаясь с Шешковским, обыкновенно
говаривал ему: „Что, Степан Иванович, каково кнутобойничаешь?“ На что Шешковский
отвечал всегда с низким поклоном: „Помаленьку, ваша светлость!“» (Пушкин, т. 11, с. 16, т.
12, с. 173).