Первая и величайшая греческая эпическая поэма начинается со слова «гнев»: Mēnin aeide, thea, Pēlēiadeō Achilēos — «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына». Слово mēnis из первой строки «Илиады» Гомера позже использовалось часто; оно могло обозначать и человеческий гнев, как здесь, и гнев богов – мрачный гнев, мстительный гнев, гнев, порою укрощаемый с помощью жертвоприношения, а порою, как и в случае Ахилла, просто затмеваемый более сильным гневом по иному поводу. Вся «Илиада» говорит о гневе: греки гневаются на Париса, похитившего Елену, что порождает месть и вражду, как благородную, так и мелочную, между греками и троянцами – а также между богами и богинями, которые смотрят на это представление с Олимпа и временами спускаются, чтобы поддержать одну из противоборствующих сторон.
<...>
Если мы обратимся к римскому аналогу Гомера, мы увидим удивительную параллель. Великая эпическая поэма Вергилия «Энеида» начинается не с гнева, но с войны: Arma virumque cano – «Битвы и мужа пою».
<...>
Но не случайно величайшие и самые известные поэмы древнего языческого мира начинаются со слов «гнев» и «битвы». Это было знакомо всем, хотя и не всем нравилось: война и насилие, за которыми стояла тлеющая или пылающая ярость людей и богов. Гнев и битвы!
<...>
Гнев и война – вот объяснение тому, почему люди были готовы с такой жестокостью кого-то казнить.
<...>
Распятие было одной из самых ужасных казней, придуманных человеком. Это не современное преувеличение.
<...>
Цицерон говорит, что распятие – это crudelissimum taeterrimumque supplicium, «самое жестокое и ужасное наказание» (Против Верреса, 2.5.165). Флавий рассказывает о том, как иудеи протестовали против «самой жалкой из смертей», thanatōn ton oiktiston (Иудейская война, 7.202 сл.). Ориген говорит о mors turpissima crucis, «самой позорной смерти, то есть крестной» (Комментарий на Матфея, 27.22).
На это часто указывают, но стоит повторить еще раз: нам, современным западным людям, носящим украшенные драгоценными камнями крестики на шее, печатающим кресты на обложках Библий и молитвенников и несущим кресты в радостных процессиях, необходимо постоянно напоминать, что в древности само слово «крест», по-видимому, не принято было произносить в приличном обществе. Мысль о нем не только испортила бы аппетит во время ужина, но и могла лишить сна. И если вы, подобно многим людям в римском мире, раз или два видели распятие своими глазами, в ваш сон могли вторгаться кошмарные непрошенные воспоминания: о наполовину живых, наполовину мертвых людях, медленно умирающих в течение нескольких дней, покрытых кровью и облепленных мухами, изгрызаемых крысами и исклевываемых воронами, в то время как рядом рыдают родственники, ничем не могущие помочь, и потешается злобная толпа, оскорбления которой усугубляют страдания от ран.