– В доисторическом разрезе я себе эту картину представляю в таком виде, – говорил он, вздыхая и долго затягиваясь папиросой. – Когда-то человек вёл войну не на жизнь, а на смерть против всякого зверья. А зверушки в те времена были моё почтенье! Зубастые, когтистые, рогатые да ещё и ядовитые, черти! Птички летали, может быть, чуть поменьше молодого бегемота. Тюкнет клювиком – будь здоров!

Матросы слушали, улыбаясь, и Мартьянов продолжал рассуждать:

– И все они так и норовили человека слопать, загрызть или затоптать. А человеку куда податься? Зуб у него мелкий. Когтей нет. Бодаться нечем. Вот он думал-думал, может быть, десять тысяч лет и наконец додумался – смастерил себе топорик с кремешком на конце палки и стал ото всего света отбиваться этим паршивеньким топориком. И в эти тяжёлые для человека времена произошло то, что именно собака одна из всех зверей почему-то примирилась с человеком. Перешла на его сторону и заключила договор: стоять друг за друга, вместе охотиться и защищаться от всех зверей… Нечего ухмыляться: договор!.. А что этот договор неписаный, тому есть объяснение: что собаки, что люди в те времена одинаково неграмотные были… Так вот, в тяжёлые времена собака стала другом человека.