Несколько лет тому назад, когда я только что лишилась мужа, то тосковала безмерно. Жизнь потеряла для меня всякую привлекательность: Мысль о самоубийстве всё чаще приходила на ум. Никогда не забуду я канун Пасхи того печального для меня года. Заботами мамы всё было у нас приготовлено к празднику, квартира наша приняла праздничный вид, только на душе у меня не было Пасхи, там было полное и мрачное отчаяние.
Мама, зная моё тяжёлое состояние, почти не оставляла меня одну, и для приведения в исполнение моего замысла о самоубийстве я решила воспользоваться пасхальной ночью. Мама всегда ходила к заутрене, следовательно, кроме моей маленькой дочери, никого не будет, и мне не помешают. Я сказала маме, что к заутрене не пойду, так как у меня болит голова.
- Да ты ляг, отдохни, - уговаривала мама, - может быть, и поправится твоя голова, тогда в церковь вместе пойдём.
Чтобы не разговаривать с матерью, я легла и незаметно уснула. Вдруг вижу страшный сон. Стою я около какого-то мрачного подземелья, вдали виднеются клубы пламени, а из глубины подземелья, обгорелая, страшная, с верёвкой на шее, бежит ко мне моя подруга по институту.
- Оля, Оля, что с тобой? - воскликнула я.
- Несчастная, и ты хочешь прийти сюда! - кричит она мне. И вдруг громко и отчётливо раздаётся благовест большого колокола. Я открыла глаза, полная страха и ужаса, и, увидев свою комнату, обрадовалась, что я не в подземелье. В это время в комнату вошла мама.
- Ну что, проснулась, дорогая моя? Как твоя голова?
- Голова моя прошла, я иду с тобой в церковь.
- Ну вот, слава Тебе, Господи! - обрадовалась мать. - А то я уже загрустила, что ты без утрени останешься.
После службы, когда мы с мамой похристосовались, разговелись, я ей рассказала всё. С трудом мы разыскали адрес Олиного дяди, проживавшего в Симбирске, и написали ему, спрашивая, где Оля. Он сообщил нам печальную весть, что уже года два, как племянница его покончила с собой. Тогда мы обе поняли значение этого сна.