Во сне наши желания... «Шантарам»

Во сне наши желания встречаются с нашими страхами. А когда твое желание и твой страх — одно и то же, — это называется кошмаром.

Некоторые люди становятся слишком сердитыми, когда их мозги расслабляются.

Когда живешь вне закона, то доверяешь не всем, кого любишь. Понятно, для тех, кому нечего бояться, справедливо прямо противоположное.

Если твоя судьба не вызывает у тебя смеха, значит, ты не понял шутки.

Люди, носящие в душе стыд, знают этот голос: "Ты предал всех. Ты не имеешь права жить. Без тебя мир станет лучше..."

Можно заставить человека не поступать плохо, но нельзя заставить его поступать хорошо, вы согласны?

Нет более прекрасного свидетельства промысла, чем щедрость бедняков.

Вряд ли человек может сделать для кого-то больше, чем отдать за него жизнь.

- Да, разумеется, Бог невозможен. И это первое доказательство того, что он существует.
- Вы хотите сказать, что нечто должно существовать потому, что оно невозможно?
- Совершенно верно.
- Но тогда получается, что не существует того, что возможно?
- Именно! - расплылся он в улыбке. — Я восхищен тем, что вы это понимаете.
- Знаете, — улыбнулся я в ответ, — я произнес эту фразу, но это не значит, что я ее понимаю.
- Я объясню. Ничто не существует таким, каким мы это видим. Ничто из того, что мы видим, не является таким, каким представляется нам. Наши глаза — обманщики. Всё, что кажется нам реальным, просто часть иллюзии. Нам кажется, что мы видим существующие вещи, но их нет. Ни вас, ни меня, ни этой комнаты. Ничего.
- И всё же я не понимаю. Почему возможные вещи не могут существовать?
- Я скажу по-другому. Силы, создающие всё материальное, что , как нам кажется, существует вокруг нас, нельзя измерить, взвесить или даже отнести к тому или иному моменту известного нам времени. Одна из форм, в которых проявляются эти силы, — фотоны света. Для них мельчайшая частица вещества - целая вселенная свободного пространства, а весь наш мир — только пылинка. То, что мы называем вселенной, — это лишь наша идея, и к тому же не слишком удачная. С точки зрения света, жизнетворного фотона, известная нам вселенная нереальна. Ничто в ней не реально. Теперь вы понимаете?
- Не совсем. Если всё, что представляется нам известным, на самом деле неправильно или нереально, то как мы можем знать, что нам делать, как нам жить, как не сойти с ума?
- Мы обманываем себя. Нормальный человек просто лучше умеет обманывать, чем сумасшедший.

Вы знаете, что такое судьба? Судьба может сделать с нами всё, что угодно, кроме двух вещей. Она не может управлять нашей свободной волей и не может лгать. Люди лгут - чаще себе, чем другим, а другим лгут чаще, чем говорят правду. Но судьба не лжет. Это вы понимаете?

Истина в том, что нет хороших или плохих людей. Добро и зло не в людях, а в их поступках. Люди остаются просто людьми, а с добром или злом их связывает то, что они делают - или отказываются делать. Истина в том, что в одном мгновении настоящей любви, в сердце любого человека — и благороднейшего из всех, и самого пропащего — заключена, как в чашечке лотоса, вся жизнь, весь ее смысл, содержание и назначение. Истина в том, что все мы — каждый из нас, каждый атом, каждая галактика и каждая частица материи во вселенной — движемся к Богу.

Дружба - это тоже своего рода лекарство, и рынок, на котором ее можно достать, тоже бывает черным.

Правосудие - это не только наказание провинившихся, но и попытка спасти их.

Бедность и гордость неразлучно сопровождают друг друга, пока одна из них не убьет другую.

Он ушел, не поблагодарив меня, подобно большинству моих пациентов. Но я знал, что в ближайшее время он либо пригласит меня к себе домой на обед, либо принесет мне в подарок фрукты или какие-нибудь необычные благовония. Я привык к тому, что здешние жители выражают свою благодарность делами, а не словами.

— А знаешь, бедность сказывается на тебе неплохо. Если ты обнищаешь вконец, то, наверное, станешь просто неотразим.

Иногда я думаю, что величина нашего счастья обратно пропорциональна величине нашего жилища.

Политик — это тот, кто обещает построить мост там, где нет никакой реки.

Человек может быть очень привлекательным, когда не улыбается. Во всяком случае, если он откровенно хмурится, что это лучше фальшивой улыбки.

Любить кого-нибудь — это такая самонадеянность. Вокруг и так слишком много любви. Мир переполнен ею. Иногда я думаю, что рай — это место, где все счастливы потому, что никто никого не любит.

Не думаю, чтобы кто-нибудь влюблялся по собственному желанию.

- Ты придаешь одежде слишком большое значение.
- Здрасьте! У меня всей одежды-то — одна пара джинсов, пара ботинок, одна рубашка, две футболки и две набедренные повязки. Весь мой гардероб умещается на одном гвозде в моей хижине.
— Вот-вот. Ты придаешь одежде такое большое значение, что не можешь носить ничего, кроме нескольких вещей, которые кажутся тебе единственно достойными.

Я был тогда еще молод и не понимал, что умершие любовники как раз и являются самыми опасными соперниками.

Довольство — это миф. Оно придумано для того, чтобы заставить нас покупать вещи.

Некоторые женщины плачут легко, их слезы напоминают капли благоуханного дождя, случившегося в солнечную погоду, а лицо после этого выглядит чисто вымытым, ясным и чуть ли не сияющим. Другие же плачут трудно и мучительно, теряя при этом всю свою красоту.

В нас таится особая разновидность гнева, которую мы приберегаем для тех, кто огрызается, когда мы хотим сделать им добро.

— Я думаю, что страдание — дело нашего выбора. Я думаю, не обязательно испытывать страдание из-за чего бы то ни было, если ты достаточно силен, чтобы преодолеть его. Человек с сильной волей настолько владеет своими чувствами, что почти невозможно заставить его страдать. Когда же мы страдаем — от боли или чего-либо еще, — то это значит, что мы не владеем собой. Так что, на мой взгляд, страдание — это слабость.
— Хорошо.. Интересная точна зрения, но позволь задать тебе вопрос: откуда человек берет силу?
— Откуда берет силу?.. Ну, думаю, это всем понятно... Или ты не согласен?
— Да нет, в общем согласен, но скажи мне, дружище, разве наша сила не рождается отчасти в страдании? Трудности и страдания закаляют нас, не так ли? И я думаю, что человек, который не боролся с трудностями и не страдал по-настоящему, не так силен, как тот, кто много страдал. Так что мы должны страдать, чтобы стать сильными. А если, как ты говоришь, мы должны быть слабыми, чтобы страдать, то получается, что мы должны быть слабыми, чтобы стать сильными. Что скажешь?
— М-да.. Возможно, в этом что-то есть, и ты отчасти прав, но все равно я считаю, что страдание — это вопрос силы и слабости.
— Мне кажется, что человек действительно может обладать силой, позволяющей ему бороться со страданием. Это, по-моему, бесспорно.
— А в чем он черпает эту силу и как борется со страданием?
— По-видимому, у разных людей это происходит по-разному, но возможно лишь тогда, когда мы взрослеем и становимся зрелыми людьми, преодолев детскую чувствительность. И взрослеть — это отчасти как раз и значит научиться бороться со страданием. Вырастая, мы теряем иллюзии и осознаем, что счастье бывает редко и быстро проходит. Это нас ранит, и чем сильнее, тем больше мы страдаем. Можно сказать, что страдание — это своего рода гнев. Мы возмущаемся несправедливостью судьбы причиняющей нам боль. И вот это-то возмущение и гнев мы и называем страданием.

— Я думаю, что счастье — тоже реальная, истинная вещь, но мы из-за него становимся неразумными. Счастье — это такая странная и могущественная вещь, что мы из-за него заболеваем, как из-за каких-нибудь микробов. А страдание излечивает нас от этого, от избытка счастья.

Страдание и счастье абсолютно одинаковы, но прямо противоположны. Одно — зеркальное отражение другого, не имеет смысла и не существует без него.

Мне думается, что, говоря о страдании, надо учитывать два момента, связанные с болью и удовольствием. Первый момент: боль и страдание взаимосвязаны, но не являются одним и тем же. Боль можно испытывать, не страдая, а страдание возможно без чувства боли. Разница между ними, как мне представляется, заключается в следующем: всё, чему нас учит боль, — например, тот факт, что огонь обжигает и может быть опасен, — всегда индивидуально, принадлежит нам одним, а то, что мы познаем в страдании, объединяет нас со всем человечеством. Если, испытывая боль, мы не страдаем, значит, мы не узнаем ничего нового об окружающем мире. Боль без страдания — как победа без борьбы. Она не позволяет нам постичь то, что делает нас сильнее и лучше.