Он не хотел допустить мысли, что его противник играет до такой степени плохо. И еще хуже: почти до конца поединка он хотел верить в то, что далеко уступал в своем умении играть незнакомцу. Он по собственной воле поддался неодолимому сиянию самонадеянности, гениальности и юношеского нимфа этого выскочки. Поэтому он играл так чрезмерно осторожно. И еще кое-что: если совсем честно, Жан был вынужден признаться себе, что он восхищался незнакомцем, точно так же, как другие — мало того, он даже хотел, чтобы тот выиграл и наиболее эффектным и гениальным образом наконец преподнес ему, Жану, урок поражения, ждать которого столько лет ему уже надоело. Жан хотел, чтобы его освободили наконец от бремени быть самым сильным и выигрывать у всех, хотел, чтобы злобный народец зрителей, эта завистливая банда, получила свое удовлетворение, чтобы все успокоились, наконец…