У Льва Николаевича были свои необычные пристрастия. С годами жизнь для него становилась все более промыслительной, наполненной сакральными смыслами. Многое, что окружало писателя, приобретало статус символа. Так, например, случилось с числом «28», ставшим нумерологической формулой, кодом жизни, вместившим в себя дату рождения Толстого и его ухода из родной усадьбы. «28-ое, день моего рождения, второй раз в моей жизни был для меня памятным и печальным днем: в первый раз, 14 лет тому назад, это была смерть тетушки Александры Ильиничны, теперь — потеря Севастополя», — отмечал писатель зна- ковость «28» в письме к Т. А. Ергольской в 1855 году. Старший сын Толстого рассказывал: «Я родился 28 июня 1863 года… 27-го вечером, когда начались роды, отец говорил матери: "Душенька, подожди до полуночи". Ему хотелось, чтобы его старший сын родился 28-го: как известно, эту цифру он считал для себя счастливой». Толстой не раз указывал на семантику этого числа: «Я родился в 28-м году, 28 числа и всю мою жизнь 28 было для меня самым счастливым числом. И вот недавно мне пришлось узнать, что и в математике 28 есть особое совершенное число».
Ему было «приятно играть цепочкой часов, навертывая ее 28 раз». Придавая особый смысл этому числу, он открывал сборники стихов исключительно на двадцать восьмой странице, считая, что этого вполне достаточно для того, чтобы прокомментировать стихи того или иного поэта-модерниста. Действие романа «Воскресение», как и духовное возрождение Нехлюдова, знаменуется этим символическим квантором. Может быть, Толстой научился у Пушкина, своего учителя, придавать числам особый, суеверный смысл? Он любил всё ассимилировать, усваивать чужое, с помощью которого хотел лучше понять себя, а значит, понять и другого.
Писатель покинул Ясную Поляну в 82 года 28 октября, продемонстрировав тем самым парадоксальность своих привязанностей к символам, к сторонней странности, объяснявшей необычность состояния его души в особо кризисные моменты своего бытия. Вне этих «странностей» не совсем полно, односторонне представляется портрет Льва Николаевича. В «игре» света и теней образ Толстого воспринимается наиболее гармонично.