Директор... «Когда Волга была морем»

Директор Палеонтологического института Академии Наук Юрий Александрович Орлов вспоминал, как во время экспедиции зашел на сланцевый рудник и пообщался с рабочими. Он долго рассказывал им, какую огромную ценность имеют древние кости. «Такие находки, как у вас, служат украшением музеев», – доверительно говорил он. Главный инженер рудника на это ответил, что «в музеи ходят только ротозеи»… «Многое в шахтах встречалось. Поначалу все было в диковинку. Потом привыкали, не обращали внимания. Зачем? Деньги надо зарабатывать. Грузишь сланец, смотришь – ракушка или рыбина на потолке.

Стукнешь лопатой, отвалится. Куда ее девать? Посмотришь, бросишь под ноги», – рассказывают бывшие шахтеры. Разве что изредка на поверхность брали «ракушку» или «рыбку» – поиграть детям. Лишь благодаря краеведам некоторые находки достались ученым. Одним из таких энтузиастов был Константин Иванович Журавлев. Его судьба мало чем отличалась от жизненного пути других провинциальных интеллигентов. Родился в семье сельского учителя, ходил в духовное училище, сан не принял, после революции работал в библиотеке и школе. В двадцатые годы, которые потом назовут золотым десятилетием краеведения, руководил небольшим музеем в городе Пугачев Саратовской области. Летом колесил по окрестностям, собирал обломки керамики, старинные монеты, наконечники стрел и минералы, записывал предания о царских временах и легенды о красных комиссарах. В 1926 году случилось событие, перевернувшее его неспешную жизнь. На речке Большая Чагра у села Кордон крестьянки нашли череп слона-трогонтерия. Журавлеву об этом рассказал его знакомый, агент Хворостянского уголовного розыска. По его словам, «голова с рогами» весила целых 12 пудов. Журавлев немедленно отправился на место находки. Оказалось, весной берег реки сильно обвалился. Когда мастерили новый сход к воде, крестьянка заметила торчащую из глины то ли палку, то ли кол и ударила по нему лопатой. Палка треснула, внутри показалось белое мягкое вещество – видимо, глина. Женщины стали собирать ее, чтобы делать белила для лица. Вскоре про это разузнали мужики и решили выкопать кости. Череп и бивни были очень большими – их вытаскивали из земли с помощью веревок и оглобель, а потом доставили в волостное отделение милиции. Журавлев захотел проверить, нет ли в обрыве других костей, зашел в милицию, объяснил ситуацию и попросил арестантов для раскопки. Заключенные выкопали ему яму в 15 квадратных метров до самой воды, но ничего больше не нашлось. Краевед погрузил череп на повозку и ночью привез домой в Пугачев. Каким-то образом об этом разузнали в городе, и народ валом повалил глазеть на диковину. Ничто не могло остановить любопытных – они ломились в ворота, пробирались завалинками соседнего дома, перелезали через забор. Особенно много было староверов, желавших увидеть «нетленные мощи». Журавлев целый день читал им лекции по атеизму и геологии, а когда выбился из сил, попросил своего сына продолжить беседу. Поток не иссякал. К вечеру Журавлев стал опасаться, что череп просто-напросто украдут. Краеведа выручили военные, стоявшие на постое недалеко от дома Журавлева. Солдаты перетащили череп к себе. К ним в штаб горожане идти не захотели…

После этой истории Журавлев заболел «каменной болезнью» – так у геологов называют любовь к окаменелостям. Он принялся бродить по берегам речушек, спускался в балки, промоины и каменоломни, расспрашивал у крестьян, где копают колодцы. Его звездный час наступил в 1931 году, когда недалеко от Пугачева, на речке Сакма рядом с деревней Савельевка стали разрабатывать сланцевые толщи – сначала карьером, потом шахтами. Вскоре в отвалах появились разбитые кости, поломанные отпечатки рыб и раковины. Журавлев стал часто ездить на рудник, ходил по отвалам, осматривал слои в карьере и каждый раз находил время, чтобы поговорить с рабочими, объяснить, как важны древние кости. Шахтеры обещали присматриваться к породе, а если попадется что интересное, сообщать в музей. Иногда, в самом деле, сообщали, но редко и с опозданием. Почти всю коллекцию Журавлев собрал на отвалах. Так, в августе 1932 года Журавлева слишком поздно оповестили о находке, вероятно, полного скелета грандиозного по величине ихтиозавра. Несколько дней рабочие, прокладывая тоннель, бросали под ноги позвонки ящера (их называли «колясками»), но не придали этому значения. Сохранилась одна «коляска», ее и отдали краеведу. Позвонок принадлежал громадному ящеру. Журавлев посчитал, что рептилия достигала длины 10-12 метров. К сожалению, впоследствии позвонок пропал и проверить вычисления краеведа невозможно. Вероятно, Журавлев несколько преувеличил размеры животного, хотя едва ли намного. Больше всего он мечтал найти целые скелеты ящеров, которые в нашей стране еще не попадались. На терриконе Журавлев иногда подбирал крупные фрагменты позвоночных столбов, а то и обрубленные с двух сторон челюсти. Судя по свежим сколам, недавно это были целые черепа. А где есть черепа, будут и скелеты. Наконец Журавлев нашел два скопления костей ихтиозавров. Из одного он собрал двухметровый скелет и выставил в Пугачевском музее. Он там хранится до сих пор. Второе скопление передал в Саратовскую геологоразведочную контору. Позже его отдали в Палеонтологический институт Академии Наук. Журавлев ездил на рудник более десяти лет, пока были силы. В начале сороковых годов он серьезно заболел и почти перестал покидать город. Без его надзора кости находить перестали, хотя в шахте разрабатывали те же самые пласты с остатками ящеров. Кости, как и прежде, выбрасывали на террикон, только собирать их стало некому и их уже навсегда заваливали тоннами пустой глины