Мы сидим и смотрим на нашего мёртвого сына. Между нами – доверие. Максимальное доверие и близость, которые возможны между людьми. Где-то там, в другой жизни, в другом мире остался упрямый, чужой, перепуганный мужчина, который доказывал мне, что "это просто зародыш" и "неудачная беременность, вот как бывает же внематочная", и надеялся этим меня утешить. Этот мой настоящий, честный и смелый – он прошёл со мной всё. Точной статистики нет, но множество браков в России разваливаются после прерывания беременности на позднем сроке. И я знаю почему. Потому что мужья навсегда остаются на стадии "просто зародыша" и "неудачной беременности". Потому что мужей не пускают в женскую консультацию. И в больницу. И на роды. И посмотреть на ребёнка. На мёртвого ребёнка. Не на зародыша. Не пускают чиновники, потому что у них инструкции времён инквизиции и там чётко написано, что муж и жена в этом горе почему-то должны быть не вместе, а порознь. Более того, это горе почему-то должно называться не горем, а исключительное "патологией развития плода". Не пускают врачи и медсёстры, потому что у них тоже инструкция и им наплевать на ту пропасть, которая неминуемо разверзнется между мужчиной, который долдонит про "просто зародыш", и женщиной, которая в муках рожает мёртвого бейби со страдальчески сложенным ротиком. Не пускают даже сами женщины, потому что их матери, бабки, прабабки рассказали им, что это их Бог наказал. И что стыдно на такое смотреть и о таком говорить. Что "мужик", увидев "такое" (или даже услышав "такое"), сразу сбежит. Не пускают, терпят, молчат, надеясь этим молчанием выкупить у Бога прощение, а "мужика" удержать при себе. Но нельзя, невозможно быть вместе, когда между вами - "такое". Такое горе. Такая пропасть. А вы – по разные стороны.