Вся камера считалась коммуной. Безделья не терпели. Целый день в трудах. Утром — занятия. Одни учат, другие учатся. Представь — здоровенный пролетарий с завода сидит решает задачки, пыхтит над грамматикой. Потом часы пропаганды. Сядут парами и бу-бу-бу... Более сознательные объясняют тем, что подичее, суть революционного процесса.
— А ты что же?
Я попросился к меньшевикам, они попонятнее, и тоже объяснял экспроприаторам, пропагандировал уменьшенную кровожадность, эволюционный подход... Впрочем, их потом все равно всех в расход пустили... Эх... Вечером — развлечения. Я доклад сделал по Канту, прочел реферат по позднему Риму, большевики стоя аплодировали, что-то там, видно, с их взглядами совпало. Танцы, разучивание революционных песен обязательно — я бабушке потом напою, ей понравится,— театральные сцены — тот самый Головлев просто гениально царя Бориса изображал,— пантомима — «Буржуй и пролетарий», рабочие на гребенках играли...