Сходив в еще один рейд с батькой, селянин возвращался домой и приходил в себя. Залечивал раны, набирался сил. Заглядывали свои — кормил-поил их, укладывал на ночлег, давал свежего коня, оставляя себе притомленного. Можно сказать, основная масса махновской армии воевала по вахтовому методу: месяц похода — два дома. Понятно, что качество такого бойца было высокое. Он всегда — с отдыха и переформирования.
Теперь представьте конский пот, заскорузлое белье, грызущие вши. Давно вошло в привычку не жрать сутками, ночевать на земле под дождем, хвататься за винтовку при любом шуме.
Давно вошло в привычку убивать и видеть мертвых рядом. Превращение человека из живого в мертвого стало одной из черт повседневности, работы, образа жизни. Чужих раненых Ц достреливали или дорезали. Пленных никто не брал: что с ними делать? как содержать и зачем? а отпустишь — завтра же на тебя пойдут? Желающих Ц принимали к себе. Подневольных солдат могли отпустить на все четыре стороны. Офицеров и командиров-комиссаров убивали навсегда.
Давно вошло в привычку делать сотню верст в сутки, дремля в седлах и на телегах. Вошло в привычку, входя в город, взрывать тюрьму, расстреливать «головку» и выявленных офицеров и пособников, менять белье на чужое, но более чистое, разживаться добром, но с оглядкой на батькины патрули, не разрешавшие лишнего. Выпускали срочно газеты — даже эсеровские и большевистские. Выгребали банки, раздавали большую часть денег беднякам. Восстанавливали советы и проводили митинг.
И — уходили, если белые подвигали серьезные силы к очередному городу.
Кривой Рог! Миллерово! Луганск! Мариуполь! Александровск. Екатеринослав. Полтава. Миргород.