ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 5

Солнце оторвалось от земли, засвиристела свиристель, каркнул ворон трижды, прокуковала кукушка руку и трижды, каркнул ворон трижды. Ага! Племя готово меня выслушать. Я повернулся к Ворону.

– Ты со мной? – Спросил я.

– С чего бы? – Слегка насмешливо ответил он. – Приказ выполнен, меня дома ждут. – И Он свернул себя крылом в никуда.

На опушке защищавших лагерь кустов меня ждали Тощий Кабан и Юркий Суслик. Они были мрачны как слякотная ночь.

– К Волчешкурым присоединились Медвежкогтевые. Их Вождя убили Чужие. – Сообщил Кабан. – Бизонорогие прикидывают, присоединиться или бежать далеко-далеко-далеко.

– Все охотники собрались и ждут тебя. – Секретарь Вождя Юркий Суслик мыслил приземленно.

Мы прошли мимо Мужского и Женского шатров, мимо кучки семейных шатров. Поодаль между большими деревьями протянулся навес Медвежкогтевых. Шатры распахнуты, взрослых нету, старики с детьми увязывают имущество.

Пришли на площадь. Много незнакомых лиц. На подиуме – наши Вождь, Шаман, Старейшины и незнакомые мужчина и женщина. Меня завели на подиум.

Вождь поднял руку и долго держал, но толпа продолжала болтать.

– Шаманша, успокой своих. – Вполоборота сказал он женщине. Она вышла вперед и как будто копьями пронзил уши ее визг: «Тииихоо!». Все замерли и уставились на нее. Она повернулась ко мне и жестом пригласила на место оратора.

Я встал перед толпой. Только что передо мной стояли взрослые дяди. Я же, ребенок, пытался красноречием склонить ихнее благорасположение. Сейчас собралась толпа долбодятлов, готовых убиться, чтобы сегодня всё было как вчера. Буду я тут перед ними распинаться.

– Кто не слышал про предложение Мамонта, копье поднять! – А что? Я Вороном командовал, с людьми справлюсь. – Рядом стоящие, расскажите им.

– Кто хочет воевать, чтобы и наши, и Чужие воины погибли на войне, а женщины и дети от голода? По команде отойдете влево.

– Жертвенец Мамонта, спасибо за краткую речь. – Вождь мягко, но решительно заслонил меня и подтолкнул в толпу.

Я встал – не прошедший инициацию и до сих пор официально изгой – в первый ряд охотников.

– Кто хочет, чтобы племена жили, пойдете направо. – Продолжил Вождь мою речь. – Марш!

Охотники разделились. Желающих войны оказалось всего четверо.

– Воинственные! – Обратился к ним Вождь. – Решайте: исторгаетесь или остаетесь? Если остаетесь, то чтобы без подлянок.

– Остаемся! – Покивав друг другу, крикнули Воинственные.

– Хорошо, – заметил Шаман, – значит, живот еще жив, думать есть чем.

Итак, – объявил Вождь, – отправляем посольство к чужим. Собрание распущено!

Я стоял, немного потерянный и отсутствующе смотрел на расходящихся воинов. Так бывает, когда есть у тебя большое тяжелое дело, такое, что ничего на свете, кроме него, для тебя нету. Все мысли и чувства и усилия – только о нем. И вот закончил ты его – и нету ни чувств, ни мыслей, ни желаний.

– Пленник! – Как дубиной по душе пронзила мысль.

– Тощий Кабан! Я протолкался к нему через редеющую толпу. – Пойдем со мной за Белым Голубем сходим. С меня копье.

– Что самим идти? Пацанов пошлем.

Один из плюсов многодетности – всегда есть кого послать по мелкому делу.

– Пошли ко мне, пообедаем. – Дружелюбно продолжил он.

Мы подошли через площадь и мимо мужского и женского шатров к куче семейных шатров. Кабан отогнул полог одного из них, мы вошли. Посреди кострище с шаг размером, кучка углей слегка дымится. По стенам сидит, стоит, ползает толпа мал-мала-меньше.

– Старшие дети! – Возгласил Кабан.

Подошли двое пацанов лет двенадцати и девушка лет четырнадцати. Кабан вполголоса давал им инструкции, я осматривался. Я знал их всех, но мельком – общения с Героем нормальные люди избегают. Трое старших взяли мешок с копьями и ножами, вышли из шатра и растворились в лесу.

– К костру! – Скомандовал Кабан.

Жена Тощего Кабана, Сизая Ворона, положила на угли щепок, стала стряпать.

– Ну что, отведаем, чем Божки послали! – Объявил Кабан.

Божки послали печеных лягушек и свежих толченых муравьев. Тощий Кабан взял первую лягушку, положил на нее горсть муравьиной каши, поднял над головой, предлагая Божкам, затем разломил и дал каждому по кусочку.

Племя постепенно приспосабливалось к жизни на болоте. Кабановичам повезло: на болоте многодетность из проблемы превратилась в благословение. Уже не отец в поте лица искал на всех крупную дичь, а дети обеспечивали всех мелкой живностью. Еще им повезло, что их животы могли есть насекомых. На стоянке в ольховом лесу, до болота, дети с удовольствием питались зелеными гусеницами. На болоте комары для всех были горем, для Кабановичей – счастьем. Они любили раздеться, зайти в самую комариную мокреть и собирать с себя пригоршни комаров. Они даже специальную собиралку придумали.

После обеда Тощий Кабан с Сизой Вороной пошли на свою шкуру спариваться, дети помладше побежали на улицу играть, постарше стали убирать по мешкам кусочки шкур – тарелки и несъеденных лягушек и муравьев. Я же опять завис в мыслях.

Висел недолго. В полог скромно всунулся Секретарь и сообщил – «Парламентера поймали». Я пошел с ним. Вдалеке, между подиумом и хижиной Вождя, виднелась кучка людей. Выделялась укороченная фигура Шамана. Шаман почуял нас, оглянулся и повелительно махнул рукой. Мы побежали. Кривые ступни – проклятый знак Тигра – взметали песок и хвою, в животе бился обрубок мысли – «Не брякнуться бы».

Подбежали. Чужой сидел, прислонившись к хижине, наше начальство столпилось вокруг.

– Повтори для него. – Сказал Вождь. – Чужой скривил рожу, но послушался.

– У нас был неопределенный жертвенец – заученным тоном начал он. – Только горб и больше никаких знаков. И тут он при всех падает и уходит в шаманский сон, да такой глубокий, в какой и с шаманом не уйдешь. Сказал, что встретил Мамонта и теперь он Его жертвенец.

Мы, конечно, не поверили: всем известно, что Мамонт – породитель всего – это бабкины сказки. Прибежал шаман, ударил в бубен, требует: «Дух, назови себя!». Но пацан своё талдычит: «Вижу мамонта, и Он говорит, что Он – тот самый Мамонт». Шаман повернулся к нам и говорит: «Это какой-то дух-шутник, сейчас я его выгоню». Призвал всех помощников, нам пришлось в уплату им со всего племени ногти с ног собрать. – И в правду, у парламентера ногти на ногах были подстрижены. Короче, пляшем мы всем племенем, уже светает, некоторые упали и лежат, мы через них пляшем. И тут шаман взбеленился, как закричит: «Духи! Или немедленно скажите, что за хрень творится, или я вам больше не служу!» Ну духи ему и отвечают, что сами ничего понять не могут. Дух-Мамонт в природе отсутствует, они спросили Духов-Создателей. Те были в начале всего и видели, как всё возникало. Никакого Духа-Мамонта там не было. Плюнул шаман и сказал духам: «Уходите!»

Мы все повалились спать, и тут пацан заговорил, и у нас сон пропал. Мы с позапрошлой зимы, как с места снялись, всё думали, куда податься. Везде холодает и жрать нечего. И парень сказал, что Мамонт велел передать, что поможет всех накормить. Велел помириться с вами. И еще Он сказал, что мы будем вместе «растить», не знаю, что это значит.

Ну мы поймали парламентеров – охотника и трех подростков и послали к вам. Вон они, кстати, ждут. – На другом краю подиума сидели Белый Голубь и дети Кабана.

– Как-то всё легко получается. – Озабоченно сказал Вождь Шаману. – Твой Тигр что, признал поражение? Или просто наигрался?

– Он – старший воин Вселенной, какие тут игры. – Так же озабоченно ответил Шаман.

– Да крапива с ним! – Стряхнул озабоченность Вождь. – Пошли посольство готовить. Секретарь! – Появился Секретарь. – Пусть Тяжелый Бизон принесет Лапчатого Гуся.

Тяжелый Бизон, как и я, сын крома и неанки. От матери он взял ширину, от отца – высоту и мог лосиную тушу нести на руках. В пятнадцать лет он уже охотник-семьянин. Лапчатый Гусь – рассыпающийся старик возрастом в пол-руки рук. – Блин, как он дожил до такой глубокой старости? Хотя, у него вместо зубов обломки и на ходьбе опирается на две палки. На крапиву такую старость. Правда, он лучше всех делает кремневые лезвия: положит кремень на кремень, каменным топором прицелится – и стук, стук, стук – лезвия отлетают, как стружки от деревяшки.

– Серый Олень и Предательский Мыш! – Продолжал командовать Вождь. – Лапчатый Гусь идет договариваться о встрече, Тяжелый Бизон несет его до кривой сосны на вершине холма. Вы охраняете. Кроме них, всех, кого увидите, убейте.

– Да, Вождь. – Сухо ответил Шаман, вставая и продолжил ко мне – Идешь к Кабану, берешь пучок тупых копий и копьеметалку. В середину пучка вставляешь три острых копья. Якобы мы идем белок на мех бить. Секретарь обмолвился за своим костром, что Вождь, в награду решил посвятить меня в охотники и выдать за свою дочь.

На глазах всего Племени мы вошли в лес бить белок. Вошли со стороны, противоположной кривой сосне. Мы прошли редкий болотистый ольховый подлесок, начался ельник, под его прикрытием мы перевалили через гребень холма и быстро, насколько позволяли наши ноги, побежали вдоль склона. Залегли в зарослях папоротника на гребне холма, на бросок камня от кривой сосны. Только мы залегли, вдалеке показался Бизон с Гусем на закорках. Тяжело и редко ступая, он поднялся по склону до сосны, спустил Гуся с плеч, опершись на сосну, отдышался. Лапчатый Гусь оперся на свои палки и заковылял вниз по склону. Тяжелый Бизон смотрел ему вслед и посматривал по сторонам, видно тоже чего-то боялся. Потом повернулся и ушел.

Мы ждали до вечера, засыпая по очереди, проспали ночь. Солнце поднялось на пол-диска, когда со стороны Чужих что-то появилось. Медленно приблизились. Это был наш Лапчатый Гусь и старик из Чужих без одной руки. Они проковыляли той же тропой, что и вчера Бизон с Гусем, и скрылись в стороне нашего лагеря. Мы снялись, кружным путем вернулись в лагерь, по дороге подбили пару белок. С белками в руках мы покашляли у хижины Вождя, Секретарь отпахнул полог. Хижина внутри выглядела как любой семейный шатер, только те сделаны из шкур, а эта была тростниковым шалашом, а поверху уже шли шкуры. Прислонясь к стенам сидели весь Малый Совет и два утренние старика.

– Говори. – Сухо бросил Вождь.

– Ничего. – Так же коротко ответил Шаман.

– Тогда, – Сказал ему Вождь, – этих двоих – он кивнул на стариков-парламентеров – накормить и проводить обратно. Вы поняли, что говорить? – Спросил он их. – Они утвердительно моргнули.

– Старейшина охотников, приступай. Все свободны. – Скомандовал Вождь и встал. Все встали и молча с деловыми лицами отправились по заданиям.

Старейшина охотников подошел к Бум-буму. «Интересно, к чему ему приступать?» – Подумал я. «Всем охотникам до единого бросить всё и бежать на площадь. Взять топоры». – Заговорил Бум-бум. Шаман пригласительно кивнул парламентерам и мы пошли их кормить. Бум-бум безостановочно болтал на весь лагерь насчет «всем», «топоры», «площадь» – на разные лады.

Мы вчетвером, выходя из лагеря, проходили через площадь. Старейшина охотников что-то объяснял собравшимся, показывая куда-то на лес за холмом. Мы прошли кривую сосну, спустились по противоположному склону, пробрались через кусты на опушке. Дальше шли по пояс в траве, постоянно крича: «Мы идем!». Отошли на бросок камня от опушки, как на расстоянии копья из копьеметалки из травы встали двое охотников из Чужих с заряженными копьеметалками. Шаман и я остановились, дальше пошли парламентеры. Они дошли до охотников, мы повернулись и пошли назад и тут вдруг услышали: «Эй!», и копье пролетело мимо нас и воткнулось впереди. Предупредительный выстрел. Мы повернулись и, повинуясь приглашающему жесту, подошли. Рядом с охотниками сидел мужчина средних лет – где-то двадцати – двадцати пяти – с белыми хвостовыми орлиными перьями в волосах.

– Вождь. – Сказал Лапчатый Гусь. Мы почтительно моргнули, надолго закрывая глаза.

– Доброжелательства Божков тебе, Вождь Чужих. – Почтительным к собеседнику, но уважающим себя тоном сказал Шаман.