Порочный ангел

Глава 3. Подвал

– Добрый вечер, – проговорил мой демон, чуть склонив голову.

Улыбка приятного удивления и адского удовлетворения скривила его красивые, четко очерченные губы.

«Только ничего не говори родителям. Умоляю, Господи, пусть он сделает вид, что не знает меня», – молилась я истово, пока он меня рассматривал, словно раздевал глазами при всех. Не только раздевал, а, кажется, еще и кожу сдирал до мяса.

– Добрый, – выдохнула я едва живая.

Он не протянул мне руки, как Слава, чему я была безумно рада. Кажется, если он меня тронет, я вспыхну и сгорю до тла.

– Очень приятно познакомиться, Леся. Не знал, что у Виктора две дочери.

– Она не родная. Падчерица, – вклинилась Лика.

 Из-под земли она выросла, что ли? И Славика на буксире приволокла.

Москвин перевел взгляд с меня на нее, вздернул брови. Кажется, появление Лики его удивляло сильнее, чем ее слова.

– Что за противное слово – падчерица, – скривил лицо Виктор. – Я Лесю родной считаю. Мы тут все не чужие, правда ведь, дорогая?

Он погладил маму по спине, и та улыбнулась мужу, а потом и гостю.

– 

Да, Глеб, Леся – моя дочь, но мы все одна большая семья.

Я набрала в грудь воздуха, чтобы не хмыкнуть. Ничего не имела против маминого мужа, но вот дочка его меня точно сестрой не считала. Наоборот, каждый раз предпочитала подчеркивать, что я чужая на их празднике жизни.

Разумеется,   и в этот раз Лика не сдержалась.

– Да, конечно, семья, – фыркнула она пренебрежительно. – Лучше расскажи, как твои дела, Глеб. Как съемки? Что-то интересное? Я сейчас вот в свободном полете.

О, даже я поняла, на что она намекает.

– Я тоже временно взял паузу. Хочу подпитаться природой в ближайшее время, поснимать закаты Тосканы…

Я быстро делала выводы. Он фотограф, похоже. Это объясняет его присутствие на съемках. Неужели я нахамила приличному человеку?

А нет же. Мама говорила, что он партнер Виктора, а тот точно далек от модельного и фэшн-бизнеса.

Не сходится.

– Кстати, Вить, – обратился Глеб к Калинину. – Мое предложение в силе. Бери Светлану, девочек и полетели вместе. Мои друзья предоставят самолет. Мы отлично отдохнем.

Кажется, это было продолжение какого-то более раннего разговора. Краем глаза я видела, как Лика практически гарцует от нетерпения принять приглашение. Но Москвин обратился к ее отцу,  и она помалкивала. Хотя на это хватало ума и совести.

– Не думаю, Глеб. Куча дел. Не могу себе позволить до новогодних праздников выбраться даже из Москвы. Когда ты летишь?

– Через неделю. Дней на десять, думаю. Вилла как раз простаивает без аренды. Туристов мало. Они не любят грязь и туманы Тосканы. Им подавай пляж и солнце.

– Не могу их за это судить, – хихикнула Лика, хлопая огромными ресницами.

Я прикусила губу, чтобы опять не выпустить изо рта какой-нибудь невежливый звук. Мама погладила меня по запястью, подбадривая без слов,  и тут же всплеснула руками.

– Ох, заболталась, пойду проверю, как там закуски.

– Я тебе помогу, – вызвалась я, чтобы сбежать от идиотизма Лики и неудобного взгляда Глеба Москвина.

– Все готово, Светлана Васильевна, – отчитался повар, расписывая маме, где какие закуски, что подавать первым, какие блюда он преподнесет сам. Я уже знала, что сейчас  у наших гостей будет небольшое кулинарное шоу. Этот любимый шеф Виктора умел сделать из еды настоящее представление.

– К этим закускам лучше подойдет Бордо, – наставлял шеф, уже готовясь к входу.

– О, спасибо. Сейчас достану.

Повар вышел, а мама полезла в небольшой погреб при кухне, где хранились вина.

– Прости за эти шпильки от Лики. Ты же знаешь, она несносная до мозга костей. Витя каждый раз устраивает ей серьезный разговор, но не помогает.

– Горбатого могила исправит, – пожала я печами, закидывая в рот канапе с креветкой. – Меня не трогают ее выходки. Ну, может, немного. И то по большей части потому, что становится неудобно Виктору Алексеевичу. Откуда у такого приятного человека такой противный ребенок?

– Так от матери, Лесь. Все оттуда. Они же его держали за кошелек с ногами. Чуть что – сразу деньги, деньги и деньги. Она ведь даже в институт не стала поступать у нас,  а из  американского колледжа ее выгнали. Там ведь учиться надо. Вот и болтается теперь по кастингам. Хотя больше по знакомству ее снимают. Тоже все через Витю, – болтала моя мама, перебирая бутылки. – Ох, совершенно не понимаю, как здесь все расставлено. Как будто от балды. Ну что за люди… Зря я отпустила Наталью. Кстати, как у тебя с личным?

О, этого вопроса я ждала давно. Даже удивительно, как мы провели рядом почти час, и не всплыла тема моей невинности. Мама воспринимала это как личное оскорбление.

– Все в порядке, – ответила я сдержанно,  сканируя глазами большую тарелку с тарталетками, выбирая что еще съесть.

– То есть, ты все еще одна и девственница? – продолжала мама допрос из погреба.

Едва она произнесла это, в кухню вошел… Разумеется, это был Москвин.

Мне не могло повезти сильнее.

– Мама! – повысила я голос, побуждая ее замолчать.

Разумеется, она не собиралась заканчивать обсуждать это так скоро.

– Лесёнок, сколько можно с этим тянуть? Ты ждешь принца?

– Мама, ради бога, давай не будем! – продолжала уговариваться, глядя в глаза моего личного демона. – Не самый подходящий случай.

– Да у тебя все случаи неподходящие. Я не осуждаю, конечно, но все же, мне кажется, ты слишком циклишься на своем первом разе. Это совершенно неуместно. Даже вредно для здоровья.

Москвин продолжал смотреть на меня с той самой ухмылкой, которая заставляла мои кулаки сжиматься. Он не вышел, не дал понять, что присутствует третьим лишним при приватном разговоре. Это было совершенно невежливо и абсолютно недопустимо. Для меня. А ему – нормально, похоже. Самое ужасное, что меня опять парализовало. Я совсем не понимала, как действовать. Каким образом заткнуть мамин фонтан? Ее же конкретно понесло. Сейчас она наговорит…

Но я тормозила, хватая ртом воздух, как рыба, а мама все говорила:

– Я вообще чувствую себя ужасно из-за этого. Ты у меня такая хорошенькая. Тебе просто необходим хороший секс. Поверь, я знаю, о чем говорю.

– Мама, бога ради… – проскулила я, но она опять перебила.

– Тебе надо развеяться и закрутить роман. Как раз ведь собиралась взять отпуск перед сессией.

Она, наконец, вышла из винной комнаты и увидела нашего гостя.

– О, Глеб, я не слышала, как ты вошел.

Он даже не думал извиняться или стирать с лица улыбочку говнюка-всезнайки.

– Я не шумел, – ответил Москвин забирая у мамы бутылки. – Это Бордо? Давай я открою.

Маму тоже его присутствие и осведомленность не смущала. Только я была готова умереть со стыда.

Москвин нашел штопор, ловко всадил его в пробку и открыл, подавая маме. Она втянула носом отдушку вина.

– Ммм, идеально. Шеф будет доволен.

– А, Светлан, чуть не забыл, – обратился к маме  Москвин. – Витя просил еще пару бутылок Krug.

– О, его здесь точно нет. Все в подвале. Будь так добр, сходи с Лесей. Ты же знаешь, где там что лежит. И захватите еще пару Бордо. Я совсем замоталась. Домашние вечеринки это прекрасно, но все же лучше нанять службу кейтеринга. Лесик, зайчик, помоги Глебу, хорошо?

Что я могла на это сказать?

Да ничего. У меня в горле пересохло. Мама как будто о погоде говорила , а не о моей невинности при постороннем мужчине. Что поделать… Именно так она это и воспринимала. Хорошо еще не спросила мнения нашего гостя об этом вопросе. А могла.

Моя мама с некоторых пор стала слишком свободных нравов и чересчур обеспокоена моим воздержанием. Именно поэтому я мало рассказывала о себе последнее время. Одержимость положить меня под кого-нибудь начала приобретать нездоровые масштабы. Я вроде бы сначала пыталась убедить, что все в порядке, и сама разберусь,  и мама даже соглашалась, но потом опять седлала любимого коня.

Вот и сегодня на нее нашло в самый неподходящий момент. И дела маме нет, что я готова сгореть со стыда. Для нее все, что естественно – не безобразно. Понятия личного очень размыто. Раньше меня это не напрягало. Ну, могла мама что-то брякнуть при Викторе. Обычно в этот момент я начинала собираться домой, чтобы не усугублять. Но вот при гостях… Вернее, при госте… Еще и при таком госте…

Мама вышла из кухни, оставив меня наедине с Москвиным. Это было, кажется, еще хуже, чем сам факт его просвещённости на мой счет. Но не так ужасно, как то, что мы должны были спуститься в подвал за вином.

– Пойдем, а то ведь никто не напьется, – проговорил Глеб, предлагая мне руку.

Я игнорировала этот жест и пропилила мимо него с гордым видом. Я знала, что в подвал нужно спускаться в конце коридора, но совершенно не разбиралась во всех этих стойках с марками и годами на бутылках. Кажется, Krug – это шампанское. Вот и все, что я знала. Найти его среди сотен бутылок было бы чудом.

– Я недавно привез Виктору десяток бутылок коллекционного вина, и он устроил мне экскурсию по погребу. Поэтому я неплохо ориентируюсь там, – проговорил Москвин, следуя за мной по пятам.

Он делал это бесшумно,  и я вздрогнула, осознав, что он слишком близко. Слава богу, я обрела дар речи и даже разозлилась.

– Поздравляю вас, – процедила я сквозь зубы. – Значит, мы быстро справимся с поставленной задачей.

– Мда? А я думал,  ты не из тех, кто торопится.

Я резко остановилась и моментально развернулась, ткнув пальцем ему в грудь.

– Если вы случайно узнали что-то личное, это не дает вам право издеваться, – выпалила я, отчаянно краснея, но уже не от стыда, а от злости.

– Разве я издевался? – приподнял он бровь. – Просто провел аналогию.

– Конечно.

Я поспешила отвернуться, не в силах снова выдержать его взгляд. Москвин прибавил шагу, обошел меня и толкнул дверь.  Ступени вели вниз. Глеб щелкнул выключателем,  и я увидела обширный подвал с дубовыми стеллажами.

Москвин подал мне руку снова,  и я опять не воспользовалась его помощью.

– Между прочим, ты уже дважды игнорировала мою руку. Это тоже не очень вежливо, Олеся.

– Меня зовут Леся, – поправила я его. Ненавижу свое полное имя.

– А мама зовет Лесёнок.

Я вспыхнула снова, спеша вниз по лестнице, стараясь не упасть.

Это миленько, – продолжал глумиться Москвин. – И то, что ты бережешь себя – тоже. Или просто нет подходящего принца?

Я развернулась, снова глядя на него с вызовом.

– Глеб… Как Вас там по отчеству…

– Никак. Просто Глеб. Для тебя, – добавил он многозначительно и чуть тише, словно мы хранили какой-то важный секрет.

Мы и хранили, стоит признать.

Я не стала настаивать на отчестве, хотя мне не нравилось это панибратство. Он был старше меня лет на десять точно. Даже больше, наверно.

– Ладно, Глеб. Если Вы полагаете, что я буду с Вами обсуждать эту тему, то очень ошибаетесь. Я и с матерью об этом не говорю…

– Да,  я заметил, – хохотнул он. – А вот она с тобой, похоже, часто говорит.

Я зажмурилась, не зная, как это все пережить, но Москвин сжалился и пошел вперед к стеллажам.

– Если честно, это же здорово, что воя мама такая продвинутая. Давай найдем Krug и Бордо.

Я поежилась ,только сейчас замечая, что в подвале холодно. Тут же мне на плечи лег теплый пиджак Москвина.

– Не надо, – взбунтовалась я.

А он только взглянул и покачал головой, отметая мой протест. Меня окутал мужской свежий запах, а взгляд Глеба приговорил к молчанию во имя здоровья. Как ни крути, а платье у меня было очень легкое, тонкое. Москвин же остался в мягком черном свитере под горло. Он был на нем и днем.  Наверно, именно из-за темной одежды мне казалось, что в нем есть что-то демоническое.

Я попыталась выдавить из себя благодарность за пиджак, но пока работала над подавлением гордыни, Москвин снова заговорил.

– Я так понимаю,  Калинины не знают о твоих попытках стать моделью?

Благодарить его тут же расхотелось.

Почему нельзя просто молча найти вино, не поднимая неудобных тем?

– Хватит им и одной звезды, – пробормотала я себе под нос.

Москвин, кажется, услышал. Черт, зря я это вслух сказала.

– Имеешь в виду Лику? Да, от нее не в восторге заказчики, но все равно берут из-за Виктора. Ей карьера не светит дальше Москвы. А вот тебе – вполне.

– Да, конечно, – снова не сдержала я сарказма. –  И Вы мне готовы помочь. Помню-помню. Спасибо. Не надо.

– Леся…

– Не надо. Я же сказала.

– Надо, детка. Подержи бутылки.

Я зажмурилась, повернувшись к Москвину. Когда открыла глаза, он смотрел на меня, протягивая две бутылки шампанского. Ухмылялся, разумеется.

Демон.

– Большое спасибо, – проговорил он, доставая еще две и ящик, в который все и поставил. – Бордо наверху, кажется.

Глеб приставил лестницу, чтобы добраться до полок с красным французским. Он снова подал мне бутылки, и я составила их в ящик.

Он спустился быстро. Я не успела отойти, а Москвин уже избавился от вина и неожиданно казался слишком близко.

Я вжалась в стол, на котором стоял ящик, попыталась отстраниться, но Глеб молниеносным движением подхватил меня под бедра и усадил на столешницу.

– Вы с ума сошли! – зашипела я, а ведь хотела крикнуть.

Его близость опять подавляла все мои попытки быть независимой и неприступной. Едва я ощутила его прикосновение, то просто оцепенела. Сил хватило только отползти по столу подальше, но при этом мои ноги почему-то разошлись в стороны,  и Глеб уютно устроился между ними. Он уперся кулаками в столешницу, запирая меня и наклонился, почти касаясь своим носом моего.

– Думаешь, я хотел предложить тебе съемки за секс? – спросил Москвин.

Его шелестящий шепот и горячее дыхание заставили меня дрожать. Я с трудом проговорила ответ:

– Что тут думать. Все было очевидно.

– Это немного мерзко.

– Ваше предложение – да, бесспорно. Уберите руки. Дайте слезть.

Он игнорировал мою просьбу, разумеется.

– Нет. Мерзко то, что ты сделала выводы обо мне. Нелицеприятные. Беспочвенные. А я просто предложил помощь…

– Я в ней не нуждаюсь.

– Нуждаешься. Очень.

– Идите к черту.

– Я ведь ничего не успел сказать.

– И слава богу.

– Леся…

– Идите к черту, – повторила я, – со всеми Вашими предложениями.

– Ты такая вежливая на людях.

– А Вам так и тянет нахамить.

– А меня рассказать Светлане и Вите, что ты была на кастинге. Уверен, они будут очень удивлены.

– Нет, пожалуйста, не надо, – вскрикнула я тут же.

И голос сразу прорезался.

– Какая опять вежливая. Может, и не буду.

– Пожалуйста, – повторила я тише. – Пожалуйста, не надо.

– Ладно, – согласился Москвин.

Я выдохнула, но рано.

– Не скажу, – добавил он. – За поцелуй.

Я ушам своим не поверила.

– За что?

Москвин коснулся носом моей щеки, жадно втягивая воздух. Словно нюхал меня. Гребаное животное. Я вся затряслась от липкого стыда и какого-то неконтролируемого сладкого волнения.  Меня пугала его близость, заставлял сжиматься жуткий шепот, но одновременно я хотела… Сама не понимала, чего именно, но хотела.

Поцеловать его?

Ох, нет. Вот уж вряд ли.

– Один поцелуй, Леся, – продолжал искушать меня Глеб, не выпуская из плена рук, не позволяя спрыгнуть со стола. – Позволь поцеловать тебя.

– Это отвратительно, – пыталась я бороться с ним и своими чувствами.

– Нет, детка, это приятно. Или тебя еще никто не целовал?

Он дразнил меня, искушал, соблазнял и адски злил. Это безумный коктейль кружил голову и побуждал… Поддаться?

– Зачем Вам это? Думаете, поцелуй девственницы разрушит чары, и Вы перестанете вести себя, как мерзкая жаба? Мечтаете превратиться в принца?

Москвин усмехнулся, качая головой.

– Нет. Я безнадежен. Просто хочу тебя поцеловать. В обмен на молчание, разумеется.  Так мы договоримся? Ты обманываешь маму и Виктора. Тоже так себе принцесса.

– Это же шантаж, – почти хныкала я, пытаясь отвернуться от него, отстраниться и не желать узнать его губы на вкус.

– Это не шантаж. Маленькая сделка. Намного лучше, чем секс или минет за помощь на кастинге. Разве нет?

– Глеб… – выдохнула я, и сама застонала, невольно получая удовольствие от того, как приятно было перекатывать его имя на языке.

А он продолжал заглядывать мне в глаза и уговаривать.

– Ты же хочешь этого сама. Признайся. Иначе не дрожала бы как осиновый листочек.

– Это от страха. Я Вас боюсь.

– Ты сильнее боишься себя, иначе рассказала бы родителям. Или мне рассказать? Что мы уже знакомы, где я видел тебя… М?

– Нет, пожалуйста… Не надо. Я … Ох, да черт с ним со всем.

Я перестала уклоняться и чуть подалась вперед, зажмурившись изо всех сил. Москвин замер тоже.

Я ждала его поцелуя, как казни. Это не секс. Я  целовалась раньше. Вернее, позволяла себя целовать. У меня был быстрый роман в выпускном классе. Он начался на новый год, а окончился вместе с каникулами, но за это время я успела понять, что спать с одноклассником, чтобы только лишиться девственности, не буду и не хочу. Мы немного успели пошалить. Вернее – он. Я ничего не хотела, мне ничего не нравилось. И его поцелуи тоже. Это был эксперимент, наверно. Не самый удачный.

Я все ждала, но Глеб медлил. Наверно, ему нравилось издеваться, держать меня в таком мучительном подвешенном состоянии. Когда я уже была готова поинтересоваться, сколько мне еще ждать, он скользнул рукой по моей груди, убирая в сторону платье и чашечку лифчика, одновременно я почувствовала поцелуй. Да, именно там. Его губы сомкнулись на моем соске. Я задрожала сильнее прежнего и вцепилась Москвину в волосы. Он зашипел и пососал меня. Сильно. Я вскрикнула, ощутив его зубы. Глеб укусил не больно, но ощутимо. Он отодвинул платье больше, оголяя и вторую грудь, сдавил сосок пальцами.

Я захныкала.

– Пожалуйста, не надо… Ты же сказал, что…

– Сказал, что поцелую тебя. Но я не уточнял, что в губы, – проговорил Москвин, подняв голову.

Огонь в его глазах поглотил мою волю. Я замерла, а он снова жутко улыбнулся и склонился, чтобы поцеловать второй сосок. Его он дразнил легкими касаниями и мягким посасыванием. После укусов этого оказалось неожиданно мало. Я совсем запуталась и, кажется, теперь не только боялась, но и наслаждалась.

Это жуткое открытие усилило страх в сотню раз. Я поддалась панике и попыталась оттолкнуть Глеба. Он не шелохнулся, лишь чуть переместился в бок.

 Я заерзала и заметалась, пытаясь съехать со стола, убежать, хоть как-то вырваться. Но в итоге  лишь оказалась на краю стола и задрала подол платья. Глеб теперь стоял почти боком, не прекращая сдавливать один сосок и водить языком по ореоле второго. Пытаясь освободиться,  я нечаянно потёрлась пахом о бедро моего мучителя.

Молния ярчайшего удовольствия прострелила меня.  Я вцепилась в Глеба, не понимая, что происходит, а он, наконец, отстранился, но только чтобы обнять мои груди ладонями и продолжать истязать чувствительные соски пальцами.

Я зажмурилась. Москвин продолжал ласкать мою грудь. Кажется, кровь начала закипать, а я сама почти дымилась. Между ног сладко кололо,  и я с ужасом поняла, что ерзаю и трусь о ногу Глеба, чтобы облегчить напряжение.

Кажется, он это тоже заметил, потому что смял мои губы, протолкнул язык мне в рот. Его неистовые поцелуи, заставили меня выгнуться и застонать. Я вцепилась в его плечи, отчаянно желая еще и больше. Глеб не жадничал. Он давал мне все, что я хотела.

Стоп. Или я не хотела?

Что за дерьмо происходит?

Подумать об этом подробнее у меня не было сил потому что, я затряслась от горячего, мощного удовольствия. Оно было таким внезапным, желанным. Все кончилось неожиданно, как и началось. Я успела только простонать одновременно от удовольствия и сожаления.

 Глеб отстранился, резко разрывая поцелуй. Он прищурился и довольно усмехнулся, отпустил мою грудь, вернул платье на место.

– Горячая невинная девочка. Чувствительные соски, а? – проговорил он, поглаживая костяшками пальцев по лифу.

Я опустила глаза и увидела, что мои соски торчат даже через бюстгальтер и платье.

– Это…  – Я, наконец, оттолкнула его и спрыгнула со стола. – Это от холода.

– Ага. Разумеется. Кончила от холода, – ядовито согласился он, отпустил меня и взялся за ящик с винами. – Я так и понял.

Глеб подмигнул и быстро поднялся наверх к двери, оставляя меня наедине с нелепой ложью и остаточным возбуждением.

 Без его рук и поцелуев тут же стало зябко. Я поежилась и невольно потерла бедра друг о друга.

Будь он проклят.

Немного приведя мысли и чувства в порядок, я тоже пошла обратно. Кутаясь в Пиджак Москвина пыталась не дрожать и не желать его губы обратно. Его руки, которые я даже не сообразила отбросить, когда он касался моей груди.

Растерялась, что ли? Слишком мощный напор и непрошибаемая самоуверенность. Еще и шантаж. Нельзя было поддаваться. Зря я позволила ему манипулировать.

Или нет? Раз он ушел, значит, удовлетворился? Наверно, на этом все и кончится. Вряд ли он настолько скот, что побежит сдавать меня родителям.

Или настолько?

 Я совсем не была ни в чем уверена. Какой-то внутренний раздай спутал мысли.

 На кухне я опять встретила маму. Она протирала пыльные бутылки. Я тоже взяла полотенце, чтобы помочь ей.

Меня еще потряхивало от всего пережитого, нужно было успокоиться.

– Ох, Лесёнок, большое спасибо. Камерные вечеринки это прекрасно, но нанять официантку мне в следующий раз никто не запретит, – снова ворчала она.

Я улыбнулась, находя в ее болтовне покой.

– Брось, мам. А раньше как мы на стол собирали для гостей. Все сами. И готовили,  и мыли.

– Другие гости были, детка.

– Это да, – не могла я не согласиться.

– А это что, пиджак Глеба? Как мило, что он не дал тебе замерзнуть в подвале.

– Да, очень мило.

Я едва сдержалась, чтобы не выдать себя саркастическим тоном. Слава богу, мама никогда не узнает, как именно меня разогрел в подвале Москвин.

Я сбросила его пиджак на стул. И так пропиталась его запахом. Или это от поцелуев? Или это мне кажется.

Как бы то ни было, но мама не накинулась на меня с расспросами о кастинге, значит, Москвин не сказал ей. Это немного успокаивало. Вместе с очередной болтовней мамы.

– Как тебе Глеб, кстати? – Ей, разумеется, не требовался мой ответ. – Приятный мужчина, да? Лика на него еще в прошлый раз запала. И так и эдак хвостом крутила, даже прямо при нас попросила ее сфотографировать для портфолио. А он отказал. Можешь себе представить?

О, кажется, я только этим и буду сегодня вечером заниматься. Москвин пугал меня до чертиков, но за отказ снимать Лику я ему аплодировала. Мысленно. Ей редко отказывали. Виктор почти всегда и со всем был согласен, потому что чувствовал вину за детскую травму из-за развода. Остальные из-за денег отца были очень лояльны. У Лики было все. Вместе с этим и гонор, который не купишь.

Да, очень жаль, что я не видела эпический провал, который устроил ей Глеб.  Собственно, она и сейчас при бойфренде продолжала вертеться возле Москвина. Наверно, считала, что еще не все потеряно, и удача любит смелых.

– Да, прямо так и сказал, что ее лицо слишком среднестатистическое, а он предпочитает особенную красоту, без фильтров и филлеров. Вот и в Тоскану нас пригласил. Уж Лика точно будет напрашиваться даже без отца. Может, и ты поедешь?

– Куда? – очнулась я.

– Так в Тоскану. У Глеба там вилла. Он звал.

– Он звал тебя и Виктора.

– Он звал нас всей семьей. Мы же семья, Лесёнок. Разве нет?

– Конечно, мам, но ехать вот так вот… Нет, это неудобно и вообще… – вяло отбивалась я. – У меня учеба, работа.

– Да, конечно. Как-то быстро согласилась она.

Я не обратила на это внимания. Нужно было собраться и выйти снова к гостям. Хотя больше всего мне хотелось сейчас уехать домой и спрятаться. Но это была непозволительная роскошь.

Как выяснилось, мы с Москвиным пропустили все шоу от шеф-повара, и теперь осталось только наслаждаться вином и едой. Обществом я бы тоже попробовала наслаждаться, но мокрые после оргазма трусики, взгляды Глеба и его ехидная улыбка портили настроение окончательно. Я решила не думать сейчас о том, что случилось в подвале. Иначе сошла бы с ума.

Еще и Лика добавила. Почему-то меня стало раздражать то, как она заглядывала в рот Москвину, словно он был ее бог и царь. Серьезно, при живом приятеле – это уже неприлично. Даже мерзко.

Но когда Лику волновали приличия?

А вот беседа как раз складывалась интересная. Другой давний сосед и коллега Виктора, Игорь Иванович, обратился к Москвину:

– Как дела у твоей фирмы?

Я хотела чтобы мне было все равно, но почему-то уши так и улавливали разговор мужчин, хотя мы с мамой стояли чуть в стороне и обсуждали перепланировку в гостиной.

Глеб только развел руками.

–Понятия не имею. Но дивиденды приходят, акции стабильны. Думаю, все хорошо.

–Это как? Год назад ты был по уши в слияниях и расширениях.

–Да, был. – подтвердил Москвин. –Но примерно тогда же я понял, что живу одной работой.

– Все мы живем работой, – вступил Виктор. – Разве это плохо?

Я видела и не раз, как они вдвоем с Иванычем, как танки, пытаются продавить любое мнение, отличное от их собственного. Издержки трудоголиков-богачей.

– Да я же не спорю, Виктор Алексеевич, – продолжал спокойно отвечать Глеб моему отчиму. – Но я был так занят, зарабатывая бабки, что совершенно не замечал, как проходит год за годом. Вроде совсем недавно было чуть за двадцать, и я закончил институт. А потом проснулся – мне тридцать четыре. У меня есть все, кроме самого себя. Я ни черта не видел за эти годы, кроме графиков, переговоров и аэропортов.

– Ох, молодёжь, философия, – загудел как жук Игорь Иваныч. – А если завтра дефолт? Мы в России живем, Глебушка. Здесь чревато философствовать.

– Да в том и дело, что в России нас ничего не спасет, – хохотнул Москвин. – Разве только пачка баксов под матрасом. У меня есть. Все норм.

Я не сдержалась и прыснула, а вот Лика громко расхохоталась, хотя я сомневалась, что она понимала, о чем говорил Москвин.

– Брось кривляться, Глеб. Знаем мы, что тебе Салманов отличную подстилку оформил. Не страшно даже фирму потерять, – поддел Москвина Виктор.

Глеб и не думал отнекиваться.

– Да, Кирилл крутой брокер. Я благодарен ему за помощь.

– Салманов? – заинтересовался Игорь Иванович. – Он ведь в Америке теперь. Отошел от дел.

– Для меня сделал исключение.

– В честь чего? Я не смог даже его новый номер найти, а через БестБрокер – это адские проценты и налоги.

– Мне провели через офшор. Артур Казаев помог.

– Вот оно что! – прозрел Иваныч. –С такими друзьями можно и философствовать.

– Чего и вам желаю, Игорь Иванович. Так вы как насчет Тосканы? Как раз Казаев и полетит с нами, – соблазнял толстого промышленника Глеб.

– Нет, пас. Не любит Артур московских. Обидели его в столице.

Я могла только догадываться, почему Игорь Иванович отказался от столь выгодной поездки. Вообще, дела финансовые на меня нагоняли тоску,  и я невольно согласилась с Москвиным, который открылся для меня  с новой стороны. Похоже, фотография для него – хобби. Эдакий пресытившийся всем Онегин. Только вместо русской глуши он летит в Тоскану, поиграть в фотографа.

– Ох, да что вы все о деньгах. Глеб, лучше расскажи о Тоскане. Мне не терпится ее увидеть, – воскликнула Лика слишком возбуждённо даже для ярого фаната Италии.

Что я пропустила? Разве она летит с Москвиным?

И почему меня это задевает?

– Лучше не рассказывать. Сама и увидишь, – вежливо, но без энтузиазма отозвался Глеб.

Игорь Иванович потерял интерес к разговору и увлекся канапе с креветками и вином.

– Возьми и Лесёнка тоже, Глеб, – вклинился в разговор Виктор, касаясь моей руки, чтобы привлечь внимание. – Она совсем замоталась с работой и учебой.

Я обернулась и сразу же оказалась под прицелом давящего взгляда.

– Ты работаешь? – приподнял бровь Москвин. – Где?

– Ой, да она продавщица в магазине, – протянула Лика. – Когда ей лететь? За прилавком путь стоит.

Я закусила губу, так отвратительно это звучало. Словно я ворую в метро, и исключительно у стариков и детей. Глеб продолжал наблюдать за мной. Неужели нельзя прекратить пялиться? Мне и так тошно на этом празднике жизни.

На помощь мне пришла мама. Хотя ее поддержки я не хотела. Вот провалиться сквозь землю было бы кстати.

– Лесь,  ты же отпуск собиралась брать перед сессией. Вот и развеешься. Кому, как не Глебу доверить твой отдых?

Я взглянула на маму, едва сдерживаясь. Вот это подстава подстав.

– Действительно, Лесёнок, отдохни с ребятами. Признаться, одну я бы тебя не отпустил в Европу, а вот с Глебом – другое дело. Он за тобой присмотрит.

Да-а-а, уж он присмотрит.

На языке вертелся отказ в резкой форме, но тут я увидела, как побагровела Лика, а ее парень даже сморщился, так сильно она сжала его руку.

Черт, вот это зрелище и толкнуло меня на безумство.

– Да, конечно. Почему бы нет. Если Глеб… ээээ…

– Александрович, – подсказал отчество гостя Виктор.

– Да, Если Глеб Александрович так любезен… Было бы невежливо мне отказаться.

– Да, очень невежливо, – пропел в ответ Москвин, довольно улыбаясь.

И я поняла, что подписала себе приговор.