Албазинец

2

Спустившись с кручи и ступив на речной галечник, старец огляделся. От его взгляда не ушла ни одна деталь. Он хмыкнул довольно, увидев большую толпу любопытствующих, принарядившихся по случаю праздничка. Но больше всего его порадовали эти люди, что смиренно стояли у кромки воды. Сняв одежды и оставшись в одном исподнем, они терпеливо ожидали начала таинства. «Да будет так во веки веков, и пусть будет меньше заблудших чад и больше верующих в нашего Господа Бога», – прошелестели тонкие бесцветные губы Гермогена.

На берегу с криком и визгом бегали черные от солнца босоногие казачата.

– А ну брысь, окаянные! – прикрикнул на них один из послушников.

Старец с укором посмотрел на него:

– Да пусть поегозятся – дети ведь. Аль сам таким не был?

Помедлив немного, он вдруг негромко произнес:

– Чада мои, хочу вас спросить. Скажите, по доброй ли воле вы пришли сюда? Гнал ли вас кто аль по зову души и сердца вы решили приобщиться к святой вере?

Оцепеневший от волнения люд безмолвствовал. Не дождавшись ответа, старец продолжил:

– Хочу напомнить вам, братья и сестры, что крещение – есть таинство, в котором верующий умирает для жизни плотской, греховной и возрождается от Духа Святаго в жизнь духовную, святую. Если кто не родится от воды и Духа, сказал Господь, тот не может войти в царство Божие. Крещение водою начал Предтеча Христов Иоанн. Иоанн крестил крещением покаяния, говоря людям, чтобы веровали в грядущаго по нем, то бишь во Христа Иисуса. Потом Иисус Христос примером своим освятил крещение, приняв оное от Иоанна. Наконец по воскресении своем Он дал апостолам торжественное повеление: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и святаго Духа». От того, кто желает принять крещение, требуется покаяние и вера. Люди добрые, все ли вы покаялись пред крещением? – оглядев стоящих перед ним людей, спросил Гермоген.

– Все, батюшка! – вразнобой отвечали ему.

– А вера? Все ли пришли к таинству с верой во Всевышнего?

И снова нестройное «Да!»

И тогда он начал читать Символ веры: «Покайтесь и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святаго Духа… Кто будет веровать и креститься, спасен будет…»

Когда он это произнес, сопровождавшие старца иноки стали молитвами освящать воду.

– Ну а теперича в ердан! – произнес старец и указал перстом в направлении реки.

– И хлопчиков, хлопчиков своих уймите, – это он молодым бабам в длинных исподних рубашках, на руках которых веньгали разморенные на солнце голые младенцы.

– Ну, что встали? Гайда! Гайда!.. – глядя на то, с какой опаской люди входят в воду, настоятельно требовал он.

– Эй, народ! А ну давай, слухай старца! Да не боись, не унесет вас вода – гляньте, какая тишь-то на реке, – пришел на помощь Гермогену дюжий диакон Воскресенской церкви Иона, прозванный казаками Кувалдой за то, что тот часто в спорах вместо слова употреблял кулак.

Это был бывший полковой священник, которого прибила к здешнему берегу все та же переселенческая волна. За какие-то там недобрые делишки ему было запрещено служение и рясоношение, более того, его ждала тюрьма и отлучение от Церкви, но он сбежал и теперь чувствовал себя в безопасности в этом далеком диком краю.

Иона был известный бражник, и перепить его едва ли кто из казаков мог. Разве что Игнашка Рогоза, верный сподручник Черниговского. Человек он вроде на вид хлипкий, но пьет – будь здоров!

Впрочем, были и другие лихие бражники, которые могли претендовать на роль первых здешних пьяниц. Одни из них еще недавно пили мед да брагу с самим Стенькой Разиным, кочуя где на стругах, где на лошадях по бескрайним просторам Московии и грабя всех, кто попадал им под руку. Те же, к примеру, Гридя Бык, Иван Шишка по прозвищу Конокрад, Семен Онтонов, Карп Олексин, Фома Волк, Григорий и Леонтий Романовские… Те еще висельники и ярыги, сбежавшие на Амур от государева гнева.

И все же с Ионой тягаться было себе дороже. Иные казаки, чувствуя в себе силушку, не раз пытались на спор перепить его, после чего, охая и страдая, сутками отлеживались где-нибудь в тени под телегой, требуя загробным голосом от жен своих холодного кваса, а лучше огуречного рассола. А тому хоть бы что. Бывало, с вечера осилит вместе с товарищами баклагу – добрый бочонок ядреной браги, – а утром встанет, сорвет на огороде хряпы, изжует ее и на службу, на ходу отрыгивая капустой и отравляя округу своим убийственным перегаром.

Когда кто-то выговаривал ему за его бесконечное пьянство, мол, побойся Бога, не пей как лошадь, он только смеялся тому в лицо. Дескать, не грози попу церковью, он от нея сыт живет! Разве вам не ведомо, что у нас и губка пьет, и растенья, и трава, та же земля пьет? Так почему ж я не могу выпить? Чем я хуже? И вообще, мол, нечего на меня яриться – я ж вам ни какая-нибудь там загулявшая стрелецкая жонка. Я самый что ни на есть помощник настоятеля церквы, и меня не бранить, а слухать надобно, ибо я вещаю гласом Божьим.

Это он говорил с необыкновенно серьезным и важным видом, после чего склонявшему его к разуму человеку ничего не оставалось, как прикусить язык. С небом оно спорить и браниться небезопасно.

В общем, в отличие от многих своих товарищей, с похмелья он не страдал, тем более, не буянил. А вот в пьяном угаре он был страшен. За ночь мог столько дров наломать! А утром встанет как ни в чем не бывало и идет у людей прощения просить. И ничего, прощают. Ведь что ни говори, а пьяная драка – святая драка.

– Ну, чего встали? Хотя б по грудь зайдите! – заметив, что люди, войдя по щиколотку в воду, замерли в нерешительности, снова прогудел Иона. – Да не бойтесь, не утопнете. Святое дело – оно верное.

Молодые матери, а с ними тунгусы и другой разноперый люд покорно двинулись вперед, осторожно ощупывая под ногами каждый камешек и стараясь не споткнуться и не упасть в реку. Теплые водяные струи, забравшись под одежды, ласково коснулись их тел. Сделав несколько шагов, они снова остановились и повернулись лицом к берегу.

– Все, будя! – махнул им рукой Гермоген, после чего, назнаменовав крестным осенением воду, велел молодым матерям троекратно погрузить своих чад в купель.

Следом он заставил окунуться в реку и тунгусов. Многие из них его не поняли, тогда на помощь старцу пришел Иона. Приподняв руками длинные полы своего старенького подрясника, он стремительно вошел в реку и стал с головой окунать бедолаг в воду. Те не сопротивлялись, только кротко глядели на него, полагая, что делает это он не по злому умыслу, а согласно каким-то тайным правилам.

Гермоген был доволен, ощущая благость на душе. Ну как же – еще целый отряд праведников выйдет сейчас в мир преисполненным Господней благодати.

– Во имя Отца и сына и святаго Духа! – при каждом погружении крестившихся вещал он слабым голосом и при этом осенял их крестным знамением.

Великий миг торжества! Все замерло вокруг в предчувствии чуда. И даже бегавшие до этого на берегу детки успокоились. Открыв рты, они глядели туда, где, погруженные в воду приобщались к вселенскому таинству люди. Примолкли очарованные происходящим и стоявшие вкруг святых образов зеваки, а также те из острожан, что не пожелали спуститься к воде и теперь взирали на все происходящее с высоты крутого обрыва.

Ердан – иордань, прорубь.

Веньгать – хныкать.