Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней

О стилях

Помню как-то читал воспоминания какой-то журналистки «Известий» советских времен. Она потешалась над каким-то коллегой, не читавшим «Повести Белкина» и другую классику. С точки зрения дамы, это был явный признак профнепригодности. При всем своем уважении к классике я твердо убежден, что современный постперестроечный журналист вовсе не обязан быть гуманитарно образованным человеком. Можно писать великолепные аналитические статьи и репортажи и не знать ни одного стихотворения Пушкина.

Дело в том, что советская журналистика была скорей литературой. Впервые новый «англосаксонский» стиль журналистки ввел в российской журналистике тот же редактор «Независимой Газеты» Виталий Третьков.

В «Независимой» стилю придавали приблизительно такое же значение, как в научном журнале. Главное было донести новую информацию, уметь анализировать.

Как считал главред «НГ», такой стиль был характерен для англосаксонской журналистики.

Кстати, в своей книге «Как стать великим журналистом» Виталий Товиевич объясняет, почему англосаксонская журналистика отличается от российской. Дело в том, что в Великобритании журналистика появилась уже тогда, когда в стране существовала развитая литература, а в России литература и журналистика появились одновременно; от этого и произошло их смешение.

В общем, с началом перестройки в России появились как газеты англосаксонской школы (Коммерсантъ, Независимая, РБК, Ведомости), так и прежней российской («Новая Газета», «Общая Газета»).

«Известия» стали ближе к англосаксонской школе, а «Комсомолка» и «Московский Комсомолец» к российской. Хотя, конечно же, это деление отчасти условно; например, «Коммерсантъ» давал вполне эмоциональные репортажи.

Кстати, в советское время существовало полушуточное мнение, что «журналист – это плохой писатель». Сегодня это утверждение верно лишь для изданий российской школы, а в «англосаксонской» журналисты – скорее «плохие ученые», хотя, на мой взгляд, многие журналистские публикации ничуть не ниже по качеству, чем публикации профессиональных политологов, этнологов и даже экономистов.

В «НГ» к правилам англосаксонской школы относились достаточно жестко. Так, в газете не рекомендовалось писать местоимение «Я» (вместо него писали «корреспондент «НГ») и допускать какие-то эмоциональные высказывания.

Кстати, частично, я стал жертвой этой школы, причем, крайнего ее направления.

В «Независимую Газету» я пришел из науки, и мой тогдашний начальник Александр Гагуа (к которому я отношусь с огромным уважением) посоветовал мне писать в том же «научном» стиле, не гнаться за «красивостью» и «журнализмами». С точки зрения «НГ» Гагуа был прав, но мне не нужно было слепо следовать этому совету (тем более от меня никто этого и не требовал). Но я решил писать в «стиле разведчика – никаких эмоций, никаких личных впечатлений», только факты и их анализ.

В результате я сознательно опускал много ярких (часто ещё говорят вкусных) деталей (пианино на руинах дома в Грозном, как я стал тонуть при нелегальном переходе в Абхазию, и т. п.).

Для западных аналитических центров (моего основного в то время финансового работодателя) и российских ученных кругов – этого было вполне достаточно, а вот для массового читателя этого было маловато.

Сейчас думаю, что оптимально мне было писать все же «микс» аналитической статьи и живого репортажа. В этом бы я смог показать свой уникальный стиль (учитывая мои непрерывные поездки), а чистых аналитиков хватало среди тех, кто никогда не выезжал из Москвы.