Проклятие рода Лёвеншёльдов

Предложение руки и сердца

Шагерстрём сделал предложение! Подумайте только – богатей Шагерстрём! Тот самый, из Большого Шёторпа!

Не может быть! Шагерстрём? Сделал предложение? Сплетни, должно быть.

Да! Сделал! Никакие не сплетни!

Кому?

Шарлотте Лёвеншёльд?

Как это могло случиться?

А вот как. Знаете церковь Креста Господня? В усадьбе тамошнего проста Шарлотта была вроде компаньонки у пасторши. И заодно помолвлена с пастором-адъюнктом.

Да знаем, знаем! А Шагерстрём при чем?

Шарлотта Лёвеншёльд – девушка веселая, быстрая, острая на язык. Несколько лет назад она поселилась в усадьбе – и словно свежий весенний ветерок ворвался в дом. Прост и его жена были люди очень немолодые, целыми днями бродили по дому неслышно и незаметно, будто собственные тени, но даже они оживились после ее приезда. А пастор-адъюнкт – что сказать о пасторе-адъюнкте? Тоненький, как тростинка, и такой набожный, что даже поесть толком не решался. Дни напролет посвящает службе, а по ночам стоит на коленях у кровати и плачет над своими непростительными, как ему кажется, грехами.

Можно сказать, и не будет преувеличением, Шарлотта Лёвеншёльд спасла его от неминуемой гибели от физического и морального истощения.

И что? Какое отношение этот начинающий священник имеет к…

Самое прямое. Молодой человек приехал в приход Креста Господня сразу после принятия сана. Профессия пастора была ему совершенно незнакома. И как вы думаете, кто ему помог? Конечно же Шарлотта Лёвеншёльд! Она прожила в пасторских домах чуть ли не всю жизнь и знала все обряды – как крестить, как читать проповеди, как отпевать усопших. Вскоре они полюбили друг друга, и вот уже пять лет как обручены. Чему тут удивляться?

Ну да, ну да… А при чем тут богатей Шагерстрём? Не забыли про Шагерстрёма?

Подождите… Сначала про Шарлотту. В ее характере можно назвать одну главную черту: желание помочь, устроить так, чтобы всем было хорошо. Едва обручившись с молодым адъюнктом, она узнала, что семья была очень недовольна его выбором профессии. Мать мечтала, что сын выдержит магистерский экзамен и останется в университете – профессором или, на худой конец, доцентом. Родители – люди весьма состоятельные и честолюбивые. А сын ни с того ни с сего выбрал карьеру деревенского священника, и это стало для них большим ударом. Они и после принятия сана уговаривали его вернуться в Упсалу, но каждый раз натыкались на твердый отказ. И тогда за дело взялась Шарлотта Лёвеншёльд. Ей удалось убедить жениха. Ученая степень никак не помешает, а, наоборот, поможет твоему духовному росту, сказала она.

Он вернулся в Упсалу и через четыре года головоломной зубрежки сдал кандидатский экзамен и получил звание магистра и доктора философии.

А Шагерстрём? Откуда взялся Шагерстрём?

Терпение, терпение… высшее достоинство – терпение. Шарлотта Лёвеншёльд пыталась уговорить молодого человека, что теперь он вполне может претендовать на должность преподавателя в гимназии, а жалованья гимназического преподавателя достаточно, чтобы они смогли пожениться. А если ему так уж припекло сделаться священником, никто не мешает через пару лет устроиться в какой-нибудь заметный приход, и не помощником, а вторым пастором, а потом и простом – такое случается сплошь и рядом, священники с докторской степенью на дороге не валяются. Наш прост в церкви Креста Господня – ближайший тому пример.

Но тут ее расчет не оправдался. Молодой человек уперся. Нет, я не хочу быть учителем, хочу служить Господу. И пойду обычным путем – пастор-адъюнкт, потом пастор, потом, может быть, прост.

И из Упсалы вернулся в свою церковь, церковь Креста Господня. Долгие годы учения, магистр, доктор философии, а жалованье – как у конюха.

А Шагерстрём?

Дойдем и до Шагерстрёма.

Думаю, любому понятно, что Шарлотте Лёвеншёльд, которая ждала своего суженого пять долгих лет, этого было мало. На жалованье адъюнкта семью не создашь. Но она все же обрадовалась, что жениха прислали именно в их приход. Он и жил тут же, в усадьбе, так что она встречалась с ним каждый день и втайне лелеяла надежду, что в конце концов уговорит его пойти преподавателем в гимназию. Ведь уговорила же продолжить образование и получить степень и звание!

Замечательно, так оно, наверное, и будет, но Шагерстрём…

А что Шагерстрём?

Ни Шарлотта Лёвеншёльд, ни ее будущий жених ни имели с Шагерстрёмом ровно ничего общего. Шагерстрём – человек другого сорта. Сын высокопоставленного столичного чиновника, он еще и женился на дочери крупного заводчика из Вермланда, получив в приданое рудники и перерабатывающие заводы – не меньше, чем на пару миллионов. Молодые поселились в Стокгольме и самое большее пару раз в год, и то летом, наведывались в Вермланд. Но жена умерла в родах два года назад, и ребенок родился мертвым. Тогда безутешный вдовец переехал в свою усадьбу Большой Шёторп в приходе церкви Креста Господня. Он так тосковал по жене, что не мог заставить себя жить там, где прошли счастливые годы их брака. Жил бобылем, почти никому не наносил визитов. Чтобы убить время, занялся управлением своими заводами и перестройкой усадьбы. Теперь его усадьба красивее и роскошнее любой другой не только в приходе, а, может быть, и во всем Вермланде. Одиночество ему скрашивает бесчисленное количество слуг и управляющих… одним словом, живет, как grand seigneur.

А что сказать про Шарлотту? Она, конечно, понимала, что выйти замуж за такого богача не легче, чем достать с неба все семь звезд созвездия Плеяд и вставить в подвенечную диадему.

Но у нее, как говорится, что на уме, то и на языке.

Как-то раз в пасторской усадьбе были гости, довольно много приглашенных, и мимо усадьбы прокатило роскошное открытое ландо, запряженное четверкой вороных коней. Рядом с кучером стоял лакей в роскошной ливрее. Все, конечно, кинулись к окнам. Вот это да…

И тут во всеобщей восхищенной и, что уж там скрывать, завистливой тишине послышался голос Шарлотты:

– Вот что я тебе скажу, Карл-Артур. Ты мне, конечно, нравишься, но если Шагерстрём сделает предложение, я выйду за него.

Гости захохотали. Ну и девица! Ей до Шагерстрёма – как до луны. И жених тоже засмеялся. Большое дело – пошутила, хотела гостей развеселить. А сама она округлила глаза и приложила пальцы к губам – ах, что это я такое сказала? – чем вызвала новый взрыв смеха. Но кто знает – может, за этим и было какое-то намерение. Скорее всего, хотела напугать Карла-Артура, чтобы он все-таки пошел по учительской стезе и зарабатывал побольше.

А Шагерстрём, все еще не пришедший в себя после свалившегося на него горя, ни о какой женитьбе, разумеется, не помышлял. Он по-прежнему занимался своими рудниками и заводами, и вскоре у него появились новые знакомые и даже приятели. И приятели эти в один голос начали его уговаривать – а почему бы вам не жениться, патрон Шагерстрём? Он поначалу отшучивался – кто за меня пойдет, за такого сыча и меланхолика, со мной с тоски умрешь… хотя, думаю, тут не совсем все ясно. Может, отшучивался, а может, всерьез. И в том, и в другом случае слова его звучали убедительно, никто не возражал. И ведь правда – сыч и меланхолик. Но вот однажды на званом обеде ему задали тот же вопрос, и в ответ на обычную отговорку кто-то из гостей в шутку возразил – а вот тут по соседству, в пасторской усадьбе, одна милая девушка сказала: уж если сам Шагерстрём сделает ей предложение, она моментально откажется от своего жениха и, не моргнув глазом, поскорее выйдет за этого самого Шагерстрёма замуж. Все засмеялись. Шутку и приняли как шутку, точно так же, как в усадьбе проста. Настроение – лучше некуда. Обед удался.

Но не зря говорят: в каждой шутке есть доля правды. Шагерстрём, между нами говоря, и в самом деле тяготился своим вдовством, хотя и гнал от себя подобные мысли. Слишком сильна была скорбь по безвременно ушедшей жене. Даже предположить, что кто-то может занять ее место, было невыносимо. И все же, все же… услышав рассказ про веселую девушку, Шагерстрём задумался. О том, чтобы жениться по любви, и речи не шло – он был уверен, что никогда и никого не полюбит. Но ведь можно жениться и по расчету. На простой, скромной девушке. На девушке, которая не будет претендовать ни на место в его сердце, ни на то положение в обществе, которое занимала его почившая жена благодаря немалому состоянию и сановной родне. И тогда брак вполне возможен. Он почему-то был уверен, что и его почившая жена не стала бы возражать. Подобный брак ее нисколько бы не унизил.

В следующее же воскресенье Шагерстрём поехал в церковь – решил посмотреть на возможную невесту поближе. Та сидела рядом с пасторшей. Вполне обычная, более чем скромно одетая девушка. Но разве это помеха? Наоборот. Если бы она была ослепительной красавицей, у него бы и мысли не возникло. Он не мог допустить, чтобы у покойной жены возникли сомнения – уж не собирается ли он найти ей замену?

Шагерстрёма преследовал постоянный кошмар: ему казалось, почившая супруга следит за каждым его шагом.

Он смотрел на неприметную девушку и размышлял: интересно, как она поведет себя, если он предложит ей сделаться хозяйкой Большого Шёторпа? Его разбирало любопытство: как она примет такое предложение?

По дороге домой он попытался представить себе Шарлотту Лёвеншёльд в дорогом и красивом платье. И с удивлением понял, что мысль о повторном браке уже не кажется ему такой нелепой. Мало того, нежданно осчастливить бедную девушку, девушку, которая наверняка уже ничего хорошего от жизни не ждет, – в этом было что-то сказочно-романтическое, а романтика была Шагерстрёму вовсе не чужда. Но как только он это осознал, тут же отбросил всякие намерения. Недостойный соблазн. Шагерстрём всегда тешил себя мыслью, что жена оставила его ненадолго, и скоро они воссоединятся. Но воссоединятся они только в том случае, если он сохранит ей верность.

В ту же ночь он увидел жену во сне, и из этого сна его вынесла волна нежности. Открыл глаза, улыбнулся – и внезапно понял: опасения безосновательны. Любовь его жива, и ей ничто не грозит. Ничего страшного, если простая девушка поселится в его доме – она никогда не вытеснит образ любимой жены. А ему, по крайней мере, будет с кем поговорить и обсудить ежедневные жизненные надобности. Одиночество никого еще не спасало. Живая душа рядом – вот и все, что ему нужно. В его родне нет никого, кто бы подходил на эту роль, а домоправительница вдвое старше, и говорить с ней особо не о чем. Другого выхода нет – надо жениться.

В тот же день он тщательно оделся и приказал кучеру ехать в пасторскую усадьбу. За последние годы Шагерстрём жил очень одиноко, почти никому не наносил визитов, а к просту не удосужился съездить ни разу. Легко понять, как разволновались прост и простинна, когда к дому подкатило роскошное ландо, запряженное знаменитой на весь уезд четверкой вороных. Хозяева вышли навстречу и проводили Шагерстрёма в большой салон на втором этаже, где после короткого, но обязательного состязания в любезности Шагерстрём изложил дело, которое привело его в усадьбу.

Шарлотта Лёвеншёльд закрылась в своей комнатушке, но уже через несколько минут явилась пасторша и попросила прийти в салон – составить компанию высокому гостю. Ему, должно быть, скучновато с нами, стариками, с почти отошедшим от дел служителем Господа и его верной супругой.

Так и сказала: «Отошедшим от дел служителем и его верной супругой». Сказала странно – возбужденно и высокопарно. Шарлотта удивилась, но вопросов задавать не стала. Сняла фартук, окунула пальцы в рукомойник и пригладила волосы. После чего нашла в гардеробе чистый накрахмаленный воротничок и последовала было за пасторшей, но в последний момент вернулась и опять надела фартук, на ходу управляясь с завязками на спине.

Не успела она войти в салон и поздороваться с Шагерстрёмом, прост попросил ее присесть и обратился к ней с маленькой, как он сказал, а на самом деле довольно многословной речью – как всегда, похожей на проповедь. Он говорил, как много радости и домашнего уюта принесла она с собой в дом, упомянул ее многочисленные заслуги. Сказал, что Шарлотта Лёвеншёльд стала для них любимой дочерью и ему было бы очень жаль с нею расстаться. Но когда такой человек, как знаменитый заводчик Густав Шагерстрём, просит ее руки, он решительно отбрасывает эгоистические соображения, а от всей души советует принять предложение, поскольку оно намного лучше всего, что она могла бы для себя ожидать.

И ни словом не напомнил, что она уже обручена с его заместителем, пастором-адъюнктом. И понятно почему: и он, и его жена были против этого союза. Бедная девушка, такая как Шарлотта Лёвеншёльд, не должна цепляться за странного парня, который решительно отказывается что-то предпринять, чтобы обеспечить семье безбедную жизнь.

Шарлотта, не поведя бровью, выслушала горячую и убедительную речь проста. Тот решил, что она от радости лишилась дара речи, и, чтобы дать ей время прийти в себя, завел разговор о несметных богатствах патрона Шагерстрёма, его достойнейшем образе жизни, о заслуживающем подражания отношении к подчиненным.

Он ничего не придумывал, даже не льстил – все, что говорил прост, можно было услышать от множества людей: как только заходила речь о Шагерстрёме, все рассыпались в похвалах. И хотя Шагерстрём впервые посетил дом, пастор уже относился к нему как к лучшему из друзей. Легко понять, как рад он вручить судьбу своей неимущей дальней родственницы такому достойному и богатому человеку, как патрон Шагерстрём.

Шагерстрём не столько слушал комплименты в свой адрес, сколько исподволь наблюдал за Шарлоттой Лёвеншёльд. По мере того как говорил пастор, она все более выпрямлялась, а под конец откинула голову и углы рта шевельнулись в улыбке, которую можно было бы назвать презрительной или по крайней мере надменной. Голубые глаза потемнели и сделались темно-синими, как ночное небо.

Шагерстрём оцепенел. Шарлотта Лёвеншёльд оказалась настоящей красавицей, и гордая повадка ее вовсе не выказывала робость или смирение.

Очевидно, его предложение произвело на нее сильное впечатление, но какое именно – определить затруднительно.

Ждать долго не пришлось. Шарлотта дала просту закончить, покраснела и тихо сказала:

– Хотелось бы узнать: известно ли патрону Шагерстрёму, что я помолвлена?

– Да, конечно… – начал было Шагерстрём, но она оборвала его на полуслове:

– Значит, известно… и в таком случае как вы осмелились? Как у патрона Шагерстрёма поворачивается язык делать мне такое предложение?

Она так и сказала: «Как вы осмелились? Как у вас поворачивается язык?», хотя прекрасно знала, кто перед ней: самый богатый и самый могущественный человек во всей округе. Она словно забыла, кто она и кто он. Полунищая компаньонка пасторши повела себя как истинная наследница знатного рода Лёвеншёльдов.

Прост и его жена чуть не упали со стульев от изумления. Шагерстрём удивился не меньше, но быстро взял себя в руки – он все-таки был истинно светским человеком.

Он подошел к Шарлотте Лёвеншёльд, обеими руками взял ее ладонь и осторожно пожал:

– Дорогая фрекен Лёвеншёльд, ваш ответ только усиливает симпатию, которую я испытываю к вам с того момента, как впервые вас увидел.

Поклонился хозяевам, поднял обе руки: нет-нет, что вы, ради Бога не беспокойтесь, провожать меня не надо – и вышел из салона.

Старики восхитились спокойным достоинством речи и манер отвергнутого жениха. И будем честны – на Шарлотту его благородный ответ тоже произвел впечатление.