Римский орел. Орел-завоеватель

Глава 7

Римский лагерь после ухода третьей когорты зажил привычной для себя жизнью, определяемой раз навсегда установленным распорядком. Новобранцы под присмотром старого доброго Бестии топотали по плацу, командир пятой когорты готовился вывести своих людей за стену для ежемесячного тренировочного марш-броска. Впрочем, сегодня в эту колонну, наряду со строевыми бойцами, встали также писцы и кладовщики. Эти канальи, разумеется, ворчали и жаловались, но открыто протестовать никто не смел.

Наблюдая с балкона, как пятая с втиснутым между третьей и четвертой центурией подразделением, составленным из штабных и складских крыс, марширует по виа Претория, Веспасиан не мог сдержать довольной ухмылки. Второй легион Августа был первым доверенным ему легионом, и он твердо намеревался сделать его лучшим в империи, несмотря на все брюзжание так называемой подпольной армейской элиты. Всем поголовно, и людям, и животным, придется основательно попотеть, дабы как следует подготовиться к военной кампании, намеченной на будущий год. Как-никак речь идет о транспортировке с использованием морских судов, а пехотинцы, как известно, не испытывают доверия даже к простым понтонам и прочим мелким плавсредствам в виде, скажем, лодок или плотов. Кроме того, устоявшаяся гарнизонная жизнь на протяжении нескольких лет многих расслабила и разленила. Потягивая вино из чаши, Веспасиан усмехнулся еще раз. Полевые и строевые занятия для писцов – это только начало. Отныне частота проведения марш-бросков и упражнений с оружием будет неуклонно расти, и отвертеться от них не сможет никто. Ни повара, ни конюшие, ни обслуга, ни прочая легионная шелупонь.

Когда хвост колонны прополз мимо штаба, Веспасиан покинул балкон и, вернувшись в свой кабинет, начал с того, что плотно закрыл ставни. На большом рабочем столе были разложены заказанные им вчера копии документов, относящихся к передислокации легиона. Примерная схема маршрута, перечень складов, готовых снабжать военную экспедицию припасами, снаряжением и т. п. Отдельно от копий лежало уведомление о прикомандировании к легиону специалистов по комбинированным десантным операциям. Подлинник приказа, вместе с другими депешами конфиденциального свойства, был надежно схоронен в стоявшем под столом сундуке. Веспасиан перечитывал его многократно и успел выучить наизусть, однако он опять снял с шеи ключ и отомкнул замок. На свитке все еще были видны въевшиеся в пергамент следы красной имперской печати. Другой свиток, поменьше, содержал закодированные пояснения к первому и особое сообщение, о каком никто, кроме легата, не должен был знать.

Веспасиан помешкал, потом со страдальческой миной запихнул императорскую шифровку вглубь сундука и вытащил большой свиток. Он распластал его на столе, отпил еще глоток теплого вина и вновь пробежал глазами по тексту.

Второму легиону Августа – совместно с еще тремя легионами и тридцатью вспомогательными когортами – предписывалось будущим летом вторгнуться в Британию. Обозначив суть дела, имперский писец, очевидно смущенный таким лаконизмом, пустился в пространные рассуждения о важности этой миссии для вящего прославления Рима, а также императора Клавдия, решившего, несмотря на неудачную попытку Юлия Цезаря, протянуть руку помощи прозябающим в варварстве дикарям.

Протянуть руку помощи. Веспасиан усмехнулся. Клавдия возвели на трон преторианцы, без их поддержки он, несомненно, стал бы жертвой последовавшей за убийством Калигулы жестокой резни. Императором-то Клавдий сделался, но популярности не обрел. В его соответствии столь высокому званию сомневались даже плебеи. И было совершенно очевидно, что предстоящую кампанию затеяли лишь для того, чтобы придать образу нового императора героический ореол. Быстрая победа, блистательный триумф и продолжительные празднества в Риме должны были укрепить шаткую власть Клавдия, превратив его из объекта насмешек в кумира переменчивой римской толпы.

Писец утверждал, что для быстрого и успешного завершения военных действий выделенных подразделений более чем достаточно, ибо, судя по донесениям лазутчиков, армия Рима едва ли встретит в Британии сколь бы то ни было серьезное сопротивление. Разве что со стороны мелких банд дикарей. Силы вторжения легко пресекут любые попытки организованного отпора, после чего им останется лишь установить контроль над разрозненными племенами. С помощью дипломатии или силы.

– Дипломатии или силы, – повторил Веспасиан вслух и устало покачал головой. Только человек, отроду не видавший живого варвара, мог мыслить столь плоско. Те же, кому хотя бы раз доводилось сталкиваться с дикарями, мигом осознавали, что на дипломатию в отношениях с ними надежда плоха. А уж британцы вообще вряд ли способны выговорить столь мудреное слово, не говоря уж о том, чтобы постичь его смысл.

Однако столичным интерпретаторам записей Цезаря все было нипочем. Они без зазрения совести характеризовали бриттов как дикий, не ведающий строя и дисциплины, плохо вооруженный сброд, окружавший свои селения примитивными земляными насыпями и шаткими частоколами. Из этого следовало, что потери в походе должны быть невелики. Урон сторицей окупится многочисленными трофеями и захваченными рабами. Последнее Веспасиану предписывалось довести до сведения всего личного состава легиона. По замыслу столичных умников, столь щедрый посул должен был сделать предстоящую передислокацию на далекий, таинственный туманный остров не столь пугающей. Правда, в этом месте, похоже, писец смекнул, что переслащивает пилюлю, и завершил депешу рутинной рекомендацией неукоснительно блюсти воинскую дисциплину и поддерживать в каждом солдате несгибаемый римский дух. Ниже следовал график передвижения войск.

Отложив документ в сторону, Веспасиан допил остававшееся в чаше вино и уставился на покрывавшие стол вороха писанины. «Та еще авантюра», – подумал он. Привлечение огромных людских и материальных ресурсов, организация бесперебойного снабжения, постройка и наем флота, подготовка армии к переправке и высадке на незнакомую территорию. И это не говоря уже о таком пустяке, как проведение самой кампании и последующих организационных мероприятий по созданию на пустом месте новой провинции с системой ее повседневного управления. И чего ради? В депеше, правда, говорилось, будто на острове имеются огромные запасы золота, серебра и особенно олова, но посещавшие бриттов купцы отзывались об их стране как об убогом варварском захолустье. Никаких тебе больших городов или уютных цивилизованных поселений. Только пьяные дикари да косматые безобразные бабы. Вряд ли они явятся для империи ценным приобретением. Но, так или иначе, Рим опять выступит в роли завоевателя новых земель, а это уже кое-что. Многие честолюбивые замыслы воплощались в реальность именно после победоносных походов. Веспасиан четко осознавал, что для успеха на политическом поприще ему желательно обрести славу блестящего полководца. Завоевание Британии – отличный плацдарм для этого. «Так что предстоящая акция, – подумал с улыбкой он, – устраивает всех. Кроме разве что аборигенов».

Что касается аборигенов, то и здешние доставляют немало хлопот. Прежде чем оставить крепость на попечение смешанного, переводимого сюда из Македонии гарнизона, волей-неволей ему, как легату, придется уладить некоторые вопросы. Большая часть их относилась к земельным спорам между племенами и никаких сложностей в себе не таила, а самой неприятной проблемой сейчас занималась третья когорта. Оставшийся без языка мытарь подал прошение на имя наместника, запросив в возмещение ущерба непомерную денежную пеню. Или голову взбунтовавшегося вождя. Ничто другое его не устраивало. Памятуя о том, что урожай в этом году выдался скудный, Веспасиан предложил в качестве возмещения ограничиться урезанием мятежному варвару языка. Однако сборщик налогов, галл по происхождению, изъяснявшийся на латыни столь плохо, что, утратив дар речи (Веспасиан вновь усмехнулся), почти ничего не терял, настаивал на казни германца или на немыслимой денежной компенсации. В конце концов Веспасиан поручил разобраться с местными баламутами Вителлию, благо такое задание было вполне по нему.

Веспасиан не испытывал к своему старшему трибуну теплых чувств, хотя на первый взгляд это могло показаться странным. Вителлий был человеком уравновешенным и общительным. Выпивал он крепко, но никогда не упивался вдрызг, что же до его всем известного пристрастия к женскому полу, то это качество легат находил естественным для солдата и заслуживающим лишь одобрения. Кроме того, Вителлий охотно принимал участие в спортивных играх и состязаниях, а колесницей правил так, словно родился с вожжами в руках. Если у него и был порок, то только тяга к азартным играм, однако и здесь он умел вовремя остановиться, никогда не заходя за ведущую к катастрофе черту. Ему было присуще умение обзаводиться друзьями, имеющими политический вес, и при всех этих качествах служба в прославленном легионе открывала перед ним блестящие перспективы. Интересно, что с ним станется дальше, как высоко он взлетит?

Задав себе этот вопрос, Веспасиан вдруг осознал истинную причину своей неприязни к трибуну. Вителлий не нравился ему не как человек, а как соперник в будущих политических играх. Ну и прекрасно, пусть все идет как идет.

Оно бы, конечно, и шло без помех, если бы не императорская шифровка, доставленная ему специальным нарочным недель пять назад. В ней сообщалось, что, по имеющимся у императора сведениям, в командном составе Второго легиона скрывается человек, причастный к заговору Скрибониана. Как только арестованные заговорщики поделятся с дознавателями информацией, легату сообщат его имя, дабы он, легат, незаметно, без лишнего шума сего изменника обезвредил. Даже тут, покривился внутренне Веспасиан, они не хотят называть вещи своими именами. Никто информацией с ними не делится, ее выбивают в пыточных палачи. А обезвредить – значит убить, но им это неприятно. Лучше сказать обезвредить, легат все поймет. А для подогрева этой понятливости Веспасиану еще сообщали, что в его лагере пребывает по меньшей мере один секретный имперский агент. С приказом оказывать ему необходимую (какую и каким образом?) помощь.

Все это было крайне некстати, особенно с учетом того, скольких сил и внимания требовала подготовка к походу. Если власти хотят, чтобы армия действовала эффективно, каждый солдат, включая военачальника, должен иметь возможность полностью сосредоточиться на военных задачах, а не на политических дрязгах. А теперь волей-неволей ему придется смотреть с подозрением на каждого из своих командиров. Во всяком случае до тех пор, пока какой-нибудь бедолага в тюрьме Маммертин не сообщит наконец своим мучителям имя сообщника. Втайне Веспасиан надеялся, что таковым окажется старший трибун: это явилось бы славным решением многих проблем.

Налив себе еще вина из подогревавшегося над светящимися угольками жаровни кувшина, легат принялся смаковать терпкую горячую влагу, сокрушаясь о том, что для Вителлия не нашлось задания поопаснее, чем прогулка в соседнюю деревеньку.