Три ночи Самайна

– Ну что, готова?

Элайза кивнула, чувствуя, как тело пробирает дрожь – не то от страха, не то от сырости ночного леса.

– Ну же, бодрее! – Джек подошёл и приобнял её за плечи, слегка встряхивая, – замёрзла? Руки как ледышки. Становись к костру ближе.

Элайза осторожно переступила ногами в новеньких остроносых сапожках на шпильке. Не самая подходящая обувь для прогулок по осеннему лесу, зато красивая. Элайзе до ужаса нравилось, как она выглядит в этих сапожках, и как они удачно подходят к её коротенькому полупальто, как соблазнительно подчёркивают упругие, без капли жира, икры. И, судя по выражению лица Джека, ему это тоже нравилось.

– Постой, погрейся, – Джек подкинул в огонь охапку хвороста – влажные ветки тут же затрещали, дымясь, – я пока всё подготовлю.

Присев на поваленное бревно, предусмотрительно подтащенное Джеком к костру (всё-таки сапожки не такие удобные, как их хвалили в салоне), Элайза наблюдала за долговязой фигурой бойфренда. Он ухитрялся быть сразу в нескольких местах – доставал из рюкзака объёмистую тыкву, расчищал площадку от палой листвы, бегал за хворостом и подсовывал Элайзе под попку тёплое покрывало. Откуда-то на бревне появились две невесомые стеклянные «бургундии», отсвечивающие алым в отблесках костра, и термос с глинтвейном.

– Не лопнут? – с сомнением произнесла Элайза, глядя на хрупкие бокалы.

– Других не было, – отмахнулся Джек и сунул ей гранат, – на, почисть.

Девушка покачала головой, ноготком отколупывая от граната кусочек шкурки. Конечно, надо было принести толстостенные «айриш-кофе», но Джеку-то откуда знать такие нюансы? Нет, обо всём определённо нужно беспокоиться самой…

Джек тем временем извлёк из бездонного рюкзака железное блюдо размером с колёсный диск. Покрытое патиной и какими-то пятнами, оно выглядело лет на двести. Устроив блюдо посреди вычищенного пятачка сырой земли, Джек вынул самый банальный канцелярский маркер и расчертил антиквариат на восемь секторов, поставив в центре жизнеутверждающую точку. Поверх точки в следующую минуту прилепилась высокая чёрная свеча. Ещё восемь свечей поменьше украсили сектора импровизированного колеса. Вокруг блюда по очереди появились пара яблок, сморщенный кабачок, крохотная декоративная тыква, пучок дубовых листьев, гроздь винограда и даже небольшой букет осенних хризантем.

Энергично потирая руки, Джек поддёрнул джинсы и отобрал у Элайзы полуочищенный гранат. Несколько сочных зёрен также отправились на блюдо.

– Согрелась? – он махнул рукой Элайзе, – иди сюда, будем начинать.

***

За прочным частоколом плясали огни, двигались людские фигуры, ветерок доносил ароматы жареного мяса, горящих поленьев, свежего хлеба и дымящихся листьев. Деревня вокруг частокола казалась мёртвой – ни единого огонька в застывших домах. Но горе тому, кто пожелал бы проникнуть за ограду, не будучи человеком. Тени носились вокруг обтёсанных поленьев, отпугиваемые пламенем свечей, что мерцали сквозь глазницы ощеренных черепов на острых навершиях. Ветер шевелил обвисшие листы сонных деревьев.

– В эту ночь, – провозгласил, стоя в центре круга, морщинистый жрец, – распахнутся врата миров, и мёртвые выйдут из Сида. И станут они стучаться в наши двери, шептать и стенать, взывая к нам.