Вкус манго

Апрель 1990г

Запах распускающихся деревьев, яркая зелень первой травы, первые цветы мать-и-мачехи, неугомонные воробьи стаей налетели на пшено, высыпанное из окна бабушки-соседки. Я неторопливо возвращался из школы, отягощенный мыслями о предстоящих выпускных экзаменах. Весеннее солнце нагревало ещё советскую синюю школьную форму с эмблемой раскрытой книги, изрядно потрепанную в потасовках после уроков. Я сел на лавку возле подъезда своего дома. Буйство ароматов родного двора вселяло уверенность в предстоящем разговоре с матерью. Голодные звуки желудка пробудил запах жареной картошки с луком из чьих-то окон. Я медленно поднялся по подъезду, попутно соскабливая с кроссовок прилипшие тополиные почки о края ступеней, при этом строил предстоящий диалог…

– Привет, мам! Есть чё похавать?

– Картошка вчерашняя в холодильнике, мне некогда было сегодня.

Я отрыл скрипучую дверцу старенького рычащего холодильника «Сибирь 2М», который стоял прямо в тесной прихожей нашей хрущёвской однёшки. На средней полке стояла чугунная, видавшая виды, сковородка со съёмной деревянной ручкой и початая банка кабачковой икры. Чудный обед сегодня, хотя ужином он был лучше, но вчера. Я решил отложить трапезу не только от вида пищи, но ещё и потому, что это чудо советской техники зарычало ещё громче, не желая отдавать содержимое. Я захлопнул дверцу.

– Мам, мне девочка нравится.

– Ты взрослый мальчик, тебе решать, – прилетел из кухни ответ. Аппетит пропал окончательно.

Много раз я слышал эти слова: «Ты взрослый, тебе решать! Ты самостоятельный, это твоя жизнь». Первое впечатление от этих слов, услышанных в детстве, было неясным, размытым и немного пугающим. Когда мне было лет 12, я мыл посуду после ужина, который первый раз сам приготовил (бесхитростный, пресноватый отвар макарон с тушёнкой), но ароматный и, конечно, вкусный, он запомнился мне навсегда. Этот вечер закатил мне в сознание диалог матери с её подругами, они собирались иногда вечерами, обсуждали вязальные спицы, новую пряжу и правила выполнения накидной петли.

– Вадимка мой, – сказала мама в полголоса, – совсем самостоятельный стал, без меня не пропадёт.

– Мам, я всё слышал!

– А ты уши не развешивай, когда взрослые разговаривают! Уроки сделал?

– Ага! А про себя подумал: «на фига» мне эти уроки, скоро начнётся «Ключ на 90», популярная по тем временам программа в шахтёрском регионе, а завтра пронесёт, и не спросят, наверное.

Я полагаю, что именно так думает большая часть подростков в этом возрасте, которые не особо наставлялись родителями на будущее. Образ мышления моей матери на тот момент ограничивался чётко выстроенной предполагаемой чередой событий: «Закончишь восемь классов, в девятом тебе делать нечего, потом поступишь в техникум, даст Бог, отучишься на диплом, и иди работать». Всё! На этом наставления заканчивались, а дальше – «ты взрослый, сам решай».

«Прошло целых два года, а так мало изменилось с того момента в её советах», – думал я, сбегая во двор. Там за бетонным теннисным столом потёртыми шиповатыми ракетками уже начиналась битва пара на пару за сигареты. В эти четырнадцать лет я впервые начал вдумчиво анализировать слова, сказанные мне единственным родителем. Меня не так беспокоила невыученная к выпускному экзамену геометрия, как то, что я должен был сам принять ответственное юношеское решение. Я следил за казеиновым шариком, который метался через сетку, слышал победные возгласы приятелей, но мыслями был далеко.

Люба – так звали девочку, которая мне нравилась. Она была из небогатой семьи, как впрочем, и я. Жила она с отцом и братом в стареньком частном доме недалеко от нашего двора. Всегда весёлая и улыбчивая девчонка, с пухлыми губами, точёной, пропорционально развитой фигуркой и звонким голосом. Никогда я не видел её грустной, всегда задорные, серо-голубые глаза, всегда искренняя улыбка. Подростковый школьный период – это целое испытание для недостаточно обеспеченных детей, которые отличаются от своих сверстников уровнем дохода их семей. Детей, что беднее одеты, и не имеют карманных денег, в школах частенько гнобят и придают осмеянию. У них почти нет друзей и, конечно, весьма низкая самооценка. Таких сразу видно. Но эта девочка была очень оптимистичной и смелой в любых ситуациях, и когда кто-то из однокашников или ребят во дворе пытался самоутвердиться за счёт неё, то становилось жаль обидчика. Люба себя в обиду не давала, в ход шёл очень обширный дворовый словарный запас, а при необходимости и руки, и ноги. Когда другие, на первый взгляд более уверенные в себе дети пасовали, она шла до победы. Но при всём при этом в ней было неоспоримое уважение к мальчишкам и мужчинам, это было видно в поведении, она никогда не опускалась до оскорблений чести и достоинства. Почему я сейчас обращаю внимание на этот факт? Потому что дальше этому будет уделено много внимания. Она не стала моей женой, мы остались друзьями.

В юношеские годы, да и дальше по мере взросления, нам никто не подсказывает и не рассказывает, как разглядеть того самого человека, с которым можно идти рука об руку вперёд. Есть один способ. Поймите, что вы чувствуете рядом с человеком, насколько это чувство легко встраивается в вас и присутствует в вашей жизни, насколько оно комфортно для вас. Прочувствуйте, какое послевкусие остаётся после общения, как после спелого фрукта – сладость на губах, приятная вуаль аромата, когда каждый рецептор помнит этот вкус и желает отведать ещё. Или, как после морковки, вроде было сладко и полезно даже, и можно есть, но нет жгучего желания вкусить ещё раз. Пресновато, не то, что хотелось бы есть каждый день, не то, чем можно наслаждаться. А если после общения остаётся привкус горечи, вязкость, неприятная терпкость, приторность или что-то, что вам не нравится? Ну, вы поняли.

Виктория