О светлых красках души. Как мы учимся жить своей жизнью и за ее пределами

Как я научился уважать страдающих людей

Летом 1962 года, будучи студентом теологического направления, я имел возможность пройти практику в клинике алкогольной зависимости в Хаслахмюле близ Боденского озера. Эти 6 недель заложили основу всей моей будущей работы с людьми.

В первые три дня на меня никто не обращал внимания, напротив – если я подходил к группе людей, разговаривавших друг с другом, они сразу замолкали. Я понимал их, хотя чувствовал себя неуютно. Я был студентом, который хотел понаблюдать за людьми с экзистенциальными трудностями. Во всяком случае так, казалось, меня воспринимали те мужчины. И казалось, никто не замечал, что я побаиваюсь их, ведь они пережили намного больше меня.

На третий день меня подозвал к себе бывший известный берлинский футболист и предложил с ним прогуляться. Очевидно, мужчина был уважаем другими. И, таким образом, я вступил в беседу и с другими: откуда я? Что я делаю? Надолго я здесь? И т. д. К моему удивлению, вскоре мужчины начали рассказывать и о себе, почему они тут оказались, они рассказывали о своих женах и детях, о своих расставаниях, о тоске по семье. Часто у меня складывалось впечатление, что некоторые хотят оправдать свое пребывание в этой клинике. Передо мной! Перед студентом с его ничтожным жизненным опытом!

Постепенно я узнал множество историй их жизней, в том числе и благодаря тому, что в столовой стоял рояль, на котором я поигрывал. Например, когда я тихо играл танго (дело было в начале 60-х), со мной заговорил один человек и шепнул на ухо, что именно под это танго он познакомился с любовью своей жизни.

Когда я играл медленный вальс, другой человек рассказал мне, что этот вальс был самым прекрасным танцем в его жизни. Однажды ко мне подсел мужчина, с которым мы договорились сыграть фокстрот и многое другое в 4 руки. Я вспоминаю его сейчас – симпатичное, чувственное мужское лицо. Он хотел стать концертным пианистом, но оставил карьеру, потому что его жена-проститутка нарожала ему шестерых детей.

Ах, мне очень хочется рассказать и о многих других, с жизнью которых мне разрешено было познакомиться. Пару слов о моем соседе. Однажды вечером он позвал меня к себе в комнату. Такие посещения были строго запрещены, но я не мог ему отказать. Он был бывшим эсэсовцем и, должно быть, страдал от своей прошлой карьеры. После того, как его разоблачили, он не смог найти работу. Ему больше ничего не осталось, кроме «своей» бутылки. Когда он замолчал, я рассказал ему, что мой отец тоже служил в СС и за несколько дней до окончания войны был смертельно ранен в лесу близ Старгарда. Я не умолчал о своем отвращении к тому, что делало СС. Он посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но, не найдя слов, положил свою руку на мою и судорожно вздохнул, чтобы не разразиться плачем.

Близилась последняя неделя в клинике. Домой меня не тянуло. Я еще раз проанализировал эти 6 недель.

Что было самым важным?

Возможно, именно в три первые недели после моего прибытия в клинику во мне произошло что-то, что на меня сильно повлияло: мне открылось с большой ясностью, что в будущем я хочу, должен работать с людьми. Я понял: бо́льшая часть людей, страдающих от алкогольной зависимости, для меня были (и есть) не алкоголики, пьяницы, забулдыги и зависимые люди, а люди, которые имеют/имели проблему с алкоголем. Я понял, что они прежде всего люди. Люди с проблемами, но люди!

Люди, которые потерпели неудачу не навсегда, а только на время. Люди, которые не могли справиться со своими проблемами в одиночку, но только с помощью других. Незадолго до моего отъезда приехал журналист, чтобы задать вопросы пациентам. Я стоял с группой, у которой были особо доверительные отношения со мной, я был рядом, когда беседа началась. Тогда этот человек со стороны спросил меня, как я, такой молодой, «очутился» среди них. Я только плечами пожал. Я стоял рядом с ними не для того, чтобы им понравиться. Но тогда я также понял, что в каждом человеке есть предпосылки для того, чтобы скатиться в пропасть.