Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Вторые шансы
Затишье
ШУМ БРЭДЛИ БЫЛ УЖАСЕН.
ГРОМКО,
КАК ЖЕ ГРОМКО
СИМОНА И ВИОЛА ТАРАЩАТСЯ НА МЕНЯ ТАК, БУДТО Я УМИРАЮ…
Я ПРАВДА УМИРАЮ?
ПРИЗЕМЛИТЬСЯ ПОСРЕДИ ВОЙНЫ
55 ДНЕЙ ДО КОНВОЯ.
Может, можно полететь куда-то еще?
55 ДНЕЙ ДО НОРМАЛЬНОЙ МЕДИЦИНЫ, ГОСПОДИ.
55 ДНЕЙ ЖДАТЬ СМЕРТИ.
Я ЧТО, ПРАВДА, УМИРАЮ?
– Ты не умираешь! – подала я голос с койки, где Симона колола сращивающее кости лекарство мне в лодыжки. – Брэдли…
– Нет, – он протянул руки, чтобы меня остановить. – Я себя чувствую голымголымголым! Ты себе не представляешь, каким голым я себя из-за этого чувствую!
Симона превратила спальный отсек разведчика в импровизированный дом исцеления. Одну койку занимала я, другую Брэдли: глаза вытаращены, уши зажаты руками, Шум с каждой секундой все громче…
– Ты уверена, что с ним все будет в порядке? – прошептала мне на ухо Симона, заканчивая с инъекциями и переходя к наложению повязок.
Голос у нее вышел напряженный.
– Я только знаю, – прошептала в ответ я, – что местные мужчины в конце концов привыкли и…
– Но было же лекарство, так? – перебила она и тут же добавила: – Которое этот их мэр сжег до последней крошки.
– Да, но это хотя бы значит, что лечение возможно, – возразила я.
ХОРОШ ПРО МЕНЯ ТРЕПАТЬСЯ, сказал Шум Брэдли.
– Ой, прости, – повинилась я.
– За что это? – удивился он, а потом до него дошло. – Так. Вы не могли бы на некоторое время оставить меня одного? Пожалуйста.
А Шум добавил: Христа ради, уберитесь обе отсюда и дайте вздохнуть спокойно!
– Я только закончу с Виолой, – сказала Симона, стараясь на него не глядеть (голос все еще дрожал), и обернула последний пластырь вокруг моей левой лодыжки.
– Еще один прихвати, – тихонько попросила я.
– Это еще зачем?
– Снаружи скажу. Не хочу расстраивать его еще больше.
Она бросила на меня подозрительный взгляд, но все-таки взяла из ящика еще один пластырь, и мы двинулись к двери. Шум Брэдли заполнял тесную комнатку от стены до стены.
– Я все-таки никак не пойму, – на ходу заговорила Симона. – Я вполне себе слышу это ушами… но параллельно еще и внутри головы. Слова… – тут она невольно оглянулась на Брэдли и сделала большие глаза, – и картинки…
И действительно, он уже начал выдавать и картинки – они могли возникать прямо у тебя в голове, а могли висеть в воздухе перед глазами…
Вот сейчас там показывали, как мы стоим и глядим на него… как он сам лежит на кровати…
Потом пошли виды того, что мы наблюдали на проекциях зонда… что случилось, когда горящая спачья стрела попала в него, и сигнал пропал…
Дальше разведчик – вот он сходит с орбиты… пейзажи планеты далеко внизу, необозримый сине-зеленый океан и леса, протянувшиеся на целые мили… и никому даже в голову не приходит искать армию спаклов – она сливается с берегом… а корабль кружит и кружит над Новым Прентисстауном…
А потом появились другие картинки.
Симона…
Симона и Брэдли…
– Брэдли! – Симона в ужасе попятилась.
– Ну пожалуйста! – вскрикнул он. – Просто уйдите! Это невыносимо!
Я и сама испугалась, потому что картинки Брэдли с Симоной были на редкость четкие, и чем больше он старался их спрятать, тем четче они становились… так что я просто схватила Симону за локоть и потащила прочь, долбанув по панели, чтобы скорее закрыла дверь… которая все равно заглушила Шум… – ну, примерно с тем же успехом, с каким могла бы заглушить очень громкий голос.
Мы вышли из катера.
ДЕВОЧКА-ЖЕРЕБЕНОК?
Это Желудь перестал щипать траву и подошел к нам поближе.
– Так, еще и животные! – всплеснула руками Симона. – Да что же это за место такое!
– Это просто информация, – я припомнила рассказ Бена о том, каким предстал Новый Свет первым поселенцам… той ночью, на кладбище, невозможно давно. – Информация, все время, нескончаемым потоком, хочешь ты того или нет.
– Он так испугался, – у Симоны дрогнул голос. – Но то, о чем он там думал…
Она отвернулась, а я слишком смутилась, чтобы спросить: эти его картинки – это то, что он вспоминал… или то, чего только хотел…
– Это все еще наш Брэдли, тот же самый, – сказала я. – Об этом придется помнить. Представляешь, что было бы, если бы все вдруг услышали то, что ты не хотела бы говорить вслух?
Она вздохнула и поглядела на две луны, висящие в небе.
– В конвое больше двух тысяч поселенцев-мужчин, Виола. Двух тысяч! А ты представляешь, что будет, когда мы их всех тут разбудим? Всех сразу?
– Они привыкнут, – повторила я. – Все мужчины привыкают.
Симона фыркнула, проглотила ком в горле.
– А женщины?
– Ну… это здесь такой… довольно сложный вопрос.
Она потрясла головой, потом заметила, что все еще держит пластырь.
– Так зачем тебе это было нужно?
Я прикусила на секунду губу.
– Только не дергайся, ладно?
Я медленно закатала рукав и показала браслет на запястье. Кожа вокруг покраснела еще хуже. в лунном свете блеснул номер.
1391.
– Ох, Виола, – голос Симоны был опасно тих. – Это тот человек с тобой сделал?
– Не со мной, – ответила я. – Но с большинством других женщин – да.
Я кашлянула.
– Это я сделала с собой сама.
– Ты… что? Сама?
– На то была причина. Я потом объясню. А вот пластырь мне не помешал бы прямо сейчас.
Она секунду поколебалась, потом, все так же не отрывая от меня взгляда, осторожно обернула пластырь вокруг предплечья. От лекарства – такого холодненького! – тут же стало лучше.
– Дорогая? – в голосе было столько могучей свирепой нежности, что я не смогла на нее смотреть. – Ты на самом деле в порядке?
Я применила едва заметную улыбку – стряхнуть ее беспокойство.
– Мне столько нужно тебе рассказать!
– Что правда, то правда, – она закрепила повязку. – И пора бы уже начать.
– Не могу, – я покачала головой. – Мне нужно добраться до Тодда.
Она нахмурилась.
– Что… сейчас? – Симона выпрямилась. – Но нельзя же вот так лезть в самую гущу войны!
– Там затишье. Мы сами видели.
– Мы видели, как две огромные армии встали лагерем по сторонам от линии фронта, а потом кто-то сбил наш зонд! Нет, ты туда не пойдешь.
– Но там Тодд, – твердо сказала я. – И туда-то мне и надо.
– Ни за что. Как командир миссии я тебе запрещаю, и дело с концом.
Я даже моргнула.
– Ты мне запрещаешь?
И откуда-то из живота вверх пошел… крайне неожиданный гнев.
Симона увидела мое лицо и тут же смягчила свое.
– Виола, то, что ты перенесла за последние пять месяцев, просто поразительно. Это выходит за всякие рамки. Но теперь здесь мы. Я слишком тебя люблю, чтобы позволить тебе подвергать себя такой опасности. Ты не можешь уйти. Нет, невозможно!
– Если нам нужен мир, мы не можем дать этой войне разрастись!
– И как же одна девочка и один мальчик собираются ее остановить?
И вот тут-то во мне и правда начал подниматься гнев. Я попыталась напомнить себе, что она просто не в курсе. Не знает, через что я прошла, что мы с Тоддом сделали. Не знает, что людей, пытавшихся мне что-то запретить, я оставила в далеком-далеком прошлом.
Я взяла Желудя за поводья, и он послушно подогнул передние ноги.
– Виола, нет! – Симона топнула ногой.
ПОДЧИНИСЬ! – вскинулся и взвизгнул Желудь.
Симона от неожиданности отскочила, а я по-быстрому перекинула больную, но уже хотя бы целую ногу через седло.
– Никто мне больше не командир, Симона, – негромко проговорила я, стараясь сохранять спокойствие… и дивясь, какой сильной вдруг себя ощутила. – Останься в живых мои родители, и все, возможно, было бы по-другому… Но они умерли.
Она явно хотела подбежать ко мне, но теперь опасалась Желудя – вдруг он еще что-нибудь скажет?
– Это еще не значит, что вокруг нет людей, которым ты небезразлична… которые могут позаботиться о тебе!
– Пожалуйста. Тебе придется мне доверять.
В ее взгляде были отчаяние и печаль.
– Ты еще слишком молода, чтобы так повзрослеть.
– Ага, – кивнула я. – Но иногда у тебя просто нет других вариантов.
Желудь встал, готовый пуститься в путь.
– Я вернусь, как только смогу.
– Виола…
– Мне нужно найти Тодда. Нужно, и точка. А теперь, когда битва закончилась, придется найти еще и мистрис Койл, пока она не начала все тут опять взрывать.
– Но ты хотя бы не должна ехать одна, – попробовала последний аргумент Симона. – Я еду с тобой…
– Брэдли ты сейчас нужна больше, чем мне, – отрезала я. – Ты можешь не хотеть чего-то там видеть у него в мыслях, но ты нужна ему.
– Виола…
– Да пойми ты, мне тоже не улыбается скакать сейчас туда, в зону военных действий, – сказала я уже помягче, даже с извинением… потому что поняла, как на самом деле испугана. – Может, вам удастся послать еще один зонд, чтобы следил за мной?
Симона подумала несколько секунд, потом тряхнула головой.
– У меня есть идея получше.
– Мы реквизировали одеяла из ближайших домов, – сообщил мэру мистер О’Хеа. – И припасы, конечно, тоже.
– Благодарю, капитан, – кивнул тот. – И принесите достаточно всего Тодду.
Мистер О’Хеа попытался прожечь меня взглядом.
– У нас всего очень мало, сэр…
– Еда для Тодда, – заметно тверже оборвал его мэр. – И одеяло. Холодает.
Мистер О’Хеа втянул воздух – звук получился не слишком счастливый.
– Есть, сэр.
– И для моей лошади тоже, – вставил я.
Меня удостоили косого взгляда.
– И для его лошади, капитан, – отчеканил мэр.
Мистер О’Хеа кивнул, фыркнул и потопал прочь.
Люди мэра расчистили для нас место на самом краю лагеря. Костер и немного пространства вокруг, где можно сидеть, плюс пара палаток для него и ближайших офицеров на ночь. Я сел подальше от всех, но достаточно близко, штобы наблюдать. Ангаррад тоже стояла тут – голова все еще вниз, Шум молчит. Я все время тормошил ее, гладил, но она так ничего и не сказала. Вообще ничего.
С мэром тоже было разговаривать особо не о чем. Он слушал доклад за докладом: мистер Тейт и мистер О’Хеа вводили его в курс дела по всем возможным вопросам. Ну, и обычные солдаты… они постоянно подходили к костру, застенчивые такие – поздравляли с победой, забыв, что именно он всю эту кашу первым и заварил.
Я уткнулся лицом в шею Ангаррад, пробормотал едва слышно:
– Што же мне делать теперь, девочка?
Потому как и правда – што мне теперь делать? Я освободил мэра, он выиграл первое сражение, штобы мир был безопасен для Виолы… – все, как и обещал.
А еще у него есть армия, которая сделает все, што он скажет… которая умрет за него. Какая разница, што я могу его побить, если кругом столько народу и мне даже попытаться не дадут?
– Мистер президент? – снова подошел мистер Тейт, таща одну из этих белых спачьих палок. – Первая сводка по новому оружию.
– Говорите, капитан, – мэр выглядел весьма заинтересованным.
– Судя по всему, это некое кислотное ружье. Внутри есть полость, заполненная смесью двух субстанций – вероятно, ботанического происхождения, – он показал на отверстие. – Далее что-то вроде храповика аэрирует дозу и впрыскивает третье вещество, и все вместе мгновенно подается в ствол, воспламеняется небольшим запалом, – он показал на конец ствола, – и выстреливает вот отсюда… испаряясь, но при этом как-то сохраняя цельность заряда, пока не попадает в цель, на каком этапе…
– На каком этапе, – перебил его мэр, – это уже горящая кислота, достаточно едкая, чтобы отхватить тебе руку целиком. Впечатляющая работа за такой короткий промежуток времени, капитан.
– Я уговорил наших химиков работать очень быстро, – ответил мистер Тейт с ухмылкой, которая мне совершенно не понравилась.
– И какого черта все это значило? – буркнул я, когда мистер Тейт удалился.
– Тебя разве не учили химии в школе? – полюбопытствовал мэр.
– Ты, между прочим, закрыл школу и сжег все книги.
– Ах да. Точно, – улыбнулся он и устремил взгляд вверх, туда, где над кромкой холма разливалось тусклое свечение: это в облаке брызг от водопада отблескивали костры спачьей армии. – Когда-то это были просто собиратели и охотники, Тодд. Плюс дикое фермерство, но совсем чуть-чуть. Ни разу не ученые.
– А это што значит?
– Это значит, что все последние тринадцать лет, прошедших с прошлой войны, наш враг внимательно нас слушал, учился и мотал на ус, что совсем не удивительно на этой планете информации, – он побарабанил пальцами по подбородку. – Мне ужасно интересно, как они учились? Как будто каждый из них – часть единого общего голоса…
– Если бы ты не поубивал всех тех, в городе, можно было бы спросить… – съязвил я.
Эту реплику он оставил без ответа.
– Все это в сумме дает нам тот факт, что противник с каждым шагом становится все более достойным.
Я поморщился.
– Звучит так, будто ты от этого счастлив.
Вернулся капитан О’Хеа – с полными руками и кислой рожей.
– Одеяла и еда, сэр.
Мэр кивнул в мою сторону, вынуждая его передать мне все самому. Он передал и умчался, туча тучей, хотя, как и у мистера Тейта, Шум не выдал, што его так взбесило. Шума у него попросту не было.
Я накрыл одеялом Ангаррад, но она так ничего и не сказала. Рана уже заживала, прямо на глазах, так што дело было не в ней. Кобыла просто стояла понурившись, таращилась в землю, ничего не ела, не пила и вообще никак на мои действия не реагировала.
– Ты бы привязал ее с остальными конями, Тодд, – посоветовал мэр. – Так ей хотя бы будет теплее.
– Ей нужен я, – пробурчал я в ответ. – Останусь с ней.
Он кивнул.
– Твоя верность достойна восхищения. Превосходное качество. Я всегда видел ее в тебе.
– Учитывая, што в тебе ее нет ни на грош?
Он лишь улыбнулся. Опять улыбнулся. От такой улыбки хочется голову с плеч сшибить одним махом, право слово.
– Ты должен поесть и поспать, Тодд, – пока можешь. Никогда не знаешь, когда битва снова потребует тебя…
– Битва, которую развязал ты, – огрызнулся я. – Нас бы здесь вообще не было, если бы…
– Ну вот, ты опять, – в голове проглянул металл. – Пора тебе уже прекратить ныть о том, что могло бы быть, и начать думать про то, что есть.
И вот тут крышу снесло уже у меня…
Я уставился на него…
И подумал о том, што есть…
О том, как он падал в руинах собора, после того как я врезал ему Виолиным именем. О том, как он недолго думая застрелил собственного сына… Даже ни секунды не помедлил.
– Тодд…
Я думал о том, как он смотрит на Виолу, а она бьется под водой в Управлении вопроса, потому што он, именно он ее сейчас пытает. О моей ма думал – што она говорила о нем у себя в дневнике, когда мне его читала Виола, и о женщинах Прентисстауна, и што он с ними сделал…
– Это неправда, Тодд, – произнес он. – Тогда случилось совсем не это…
Я подумал о двух мужчинах, которые вырастили меня, которые любили меня, и вот Киллиан погиб на ферме, чтобы дать мне время сбежать, а Бена Дэйви застрелил на обочине дороги – за то же самое, за то, што спасал меня… и о Мэнчи, моем прекрасном чертовом псе, который тоже… тоже меня спасал…
– Ко мне это не имело никакого отношения…
Я думал о том, как пал Фарбранч, как стреляли в людей, а он, мэр, смотрел… я думал о…
Я ЕСМЬ КРУГ И КРУГ ЕСТЬ Я.
Это ударило меня, крепко, в самый центр головы.
– Не сметь! – взвизгнул я, отшатываясь.
– Тебя слишком занесло, Тодд Хьюитт, – рявкнул он, наконец-то почти в гневе. – Как ты вообще собираешься вести за собой людей, если вываливаешь наружу все свои чувства до последнего?
– Я не собираюсь водить людей! – огрызнулся я.
– Ты собирался возглавить эту армию, когда связал меня, и если такой день наступит снова, тебе придется полагаться только на себя, не так ли? Ты продолжал тренироваться в том, чему я тебя учил?
– Мне не нужно ничего из того, чему ты мог бы меня научить!
– Еще как нужно, – он даже шагнул ко мне. – И я буду твердить тебе это так часто, как нужно, – чтобы ты поверил наконец: в тебе есть сила, Тодд Хьюитт. Сила, способная править этой планетой!
– Способная править тобой.
Он снова улыбнулся, но улыбка вышла раскаленная добела.
– Ты знаешь, как я делаю свой Шум неслышимым, Тодд? – тихий, извилистый голос… – Чтобы никто вокруг не услышал мои тайны, все до последней?
– Нет…
Он наклонился ко мне.
– Минимальными усилиями.
И я уже кричал
– Назад!
…но
Снова оно, снова, прямо в центре моей головы:
Я ЕСМЬ КРУГ И КРУГ ЕСТЬ Я.
Но сейчас слова звучали по-другому…
Легкость…
Как дуновение…
Невесомое чувство, от которого в животе у меня становится легко-легко…
– Я вручаю тебе дар, Тодд, – его голос плывет сквозь мой разум, словно облако, полное огня. – Тот же дар, что я дал моим капитанам. Воспользуйся им. Воспользуйся им, чтобы победить меня. Я вызываю тебя. Попробуй!
Я смотрю в его глаза, в их тьму, черноту, которая проглатывает меня целиком…
Я ЕСМЬ КРУГ И КРУГ ЕСТЬ Я.
И больше я в целом свете не слышу ничего.
Ничего.
В городе царил зловещий покой. Мы с Желудем шагом продвигались вперед. Даже не только покой – тишина. Жители Нового Прентисстауна бежали куда-то в холодную ночь. Невозможно себе представить, в каком страхе они это сделали… не знать, что происходит, что тебя ждет.
Выехав на пустую площадь перед развалинами собора, я оглянулась. В вышине, над еще стоящей колокольней висел еще один зонд. Держался подальше от огненных спачьих стрел и следил за мной.
И это еще не все.
Мы переехали площадь и двинулись по дороге, которая вела на недавнее поле боя – все ближе и ближе к армии. И вот уже достаточно близко, чтобы их стало видно. Они ждали. Смотрели, как я еду к ним. Солдаты сгрудились у костров, сидя на вещевых мешках. Лица усталые, почти на всех печать потрясения; уставились на меня так, словно к ним из тьмы выехал призрак.
– Желудь, – шепнула я ему. – На всякий случай: плана у нас вообще-то нет.
Один из солдат встал при нашем приближении и наставил ружье.
– Стой где стоишь, – скомандовал он.
Совсем молоденький, волосы грязные, на лице – свежая рана, скверно зашитая при свете костра.
– Я желаю видеть мэра, – сказала я, стараясь держать голос ровно.
– Кого?
– Это кто такая? – спросил другой солдатик, тоже вставая – еще один мальчишка… возраста Тодда, возможно.
– Одна из ентих, террористов, – объяснил ему первый. – Приперлась бомбу ставить.
– Я не террорист, – твердо ответила я, глядя поверх голов, пытаясь высмотреть Тодда, расслышать его Шум через весь этот РЕВ…
– Слазь с коня, – приказал первый. – Живо.
– Моя имя Виола Ид, – сказала я (Желудь переступил с ноги на ногу). – Мэр… ваш президент меня знает.
– А мне плевать, как там тебя зовут, – сообщил первый. – Слазь, быстро!
Девочка-жеребенок, предупредил Желудь…
– Я сказал, слазь с коня!
Щелкнул затвор. И тогда я завопила:
– Тодд!
– Больше предупреждать не буду, – сказал солдат.
Кругом уже вставали остальные…
– ТОДД! – снова закричала я.
Второй солдат схватил мои поводья, другие наступали со всех сторон…
ПОДЧИНИСЬ! – прорычал Желудь, оскалившись, но солдат просто хватил его по голове прикладом.
– ТОДД!
Руки уже хватали меня, Желудь визжал ПОДЧИНИСЬ! ПОДЧИНИСЬ! но солдаты тащили меня вон с седла, а я держалась, держалась за него из последних сил…
– Отпустить, – велел голос, разом прорезав крики, хотя его даже никто не повышал.
Меня мгновенно выпустили, и я постаралась выровняться на седле.
– Добро пожаловать, Виола, – сказал мэр, когда толпа схлынула и между нами открылось пустое пространство.
– Где Тодд? – резко спросила я. – Что ты с ним сделал?
И услышала другой голос…
– Виола?
…на шаг позади… проталкиваясь мимо него, прямо-таки отпихнув с дороги тычком в плечо, ко мне пробирался… глаза огромные, оглушенные… но вот он, идет…
– Виола.
…протягивает ко мне руки и улыбается, и я тянусь тоже…
На секунду, на одну только быструю секунду, что-то странное у него в Шуме… легкое, мимолетное… проскочило и исчезло…
На один только миг, я едва услышала…
А потом всё смыли его чувства, и это снова был Тодд. Он сгреб меня в охапку и сказал:
– Виола.
– А тут Симона и говорит: у меня, дескать, есть идея получше.
Виола полезла в новую сумку, с которой приехала, и вытащила какие-то две плоские металлические штуковины. Маленькие такие, как камешки, которыми пекут блинчики на воде, округлые, сверкающие – и ложатся в ладонь, как будто для нее и сделаны.
– Коммы. Ну, коммуникаторы. Мы с тобой сможем говорить друг с другом, где бы мы ни были.
Один она протянула мне.
…Я на мгновение почувствовал ее пальцы, и меня всего опять захлестнуло облегчением. Облегчением от того, што я ее вижу, што она здесь, вот прямо тут, передо мной, и ее тишина все так же тянет меня за сердце; што она до сих пор как-то так… слегка смешно на меня смотрит.
На Шум мой на самом деле смотрит, куда же еще.
Я есмь круг и круг есть я. Он положил это мне в голову, такое легкое, исчезающее. Сказал: это такая «текника», и я ее могу сам тренировать, штобы быть таким же тихим, как он и его капитаны.
И на какую-то минуту, на какую-то минуту я думал, что я…
– Комм один, – сказала она в свой комм, и металлическая поверхность моего вдруг превратилась в экран с ладошку размером, а на нем – улыбающаяся Виолина физиономия.
Как будто я держал в руке ее саму.
Она усмехнулась и показала мне свой комм: там была уже моя физиономия, вся такая озадаченная.
– Сигнал идет через зонд, – она показала назад, в сторону города, где вдалеке над дорогой парила точка света. – Симона держит его подальше отсюда, чтобы никто не сбил.
– Умный ход, – заметил мэр, стоявший поодаль. – Можно мне посмотреть?
– Нет, – отрезала Виола, даже не глядя на него. – А если ты сделаешь вот так… – она нажала на угол устройства, – сможешь поговорить и с кораблем. Симона?
– Я тут, – сказала женщина, возникая на экране у меня в руке, прямо рядом с Виолой. – Вы там все в порядке? Мне тут на минуту…
– Со мной все хорошо, – перебила Виола. – Я с Тоддом. Это, кстати, он.
– О, Тодд. Рада познакомиться, – сказала женщина.
– Гм, – сказал я. – Привет?
– Я вернусь, как только смогу, – заверила ее Виола.
– Я буду присматривать за тобой. Тодд?
– А? – я так до сих пор и таращился на ее маленькое личико на экране.
– Позаботься там о Виоле, слышишь?
– Не извольте волноваться, – ответил я.
Виола снова что-то нажала на своем комме, и все лица исчезли. Она испустила долгий вздох и устало мне улыбнулась.
– Вот стоило тебя на пять минут оставить, и ты уже ускакал на войну?
Она это типа как в шутку сказала, но вот што интересно…
Интересно, уж не оттого ли, што я видел все эти смерти, Виола теперь выглядит как-то по-другому? Как бы более настоящая, более здесь… словно это самая потрясающая, невозможная вещь на свете, што мы с ней все еще живы, и в груди у меня так смешно и тесно, и я думаю Вот и она, здесь, со мной, моя Виола, приехала за мной, она здесь…
И я думаю, как же мне хочется взять ее за руку и никогда больше не отпускать, и чувствовать ее тепло, гладкость кожи, сжимать ее крепко-крепко и…
– У тебя такой забавный Шум, – она снова странно на меня посмотрела. – Весь размытый какой-то. Я чувствую, что там есть чувства… – она отвела взгляд, а мне почему-то краска в лицо бросилась ни с того ни с сего, – но ничего толком не прочесть.
Я уже собирался сказать ей про мэра, как я вроде бы на минутку отключился, а когда открыл глаза, мой Шум уже был светлее, тише…
Уже прямо рот открыл сказать…
– Это как с твоей лошадью, да? – она наклонилась поближе и понизила голос (видела, што Ангаррад стоит вся тихая – Желудь из нее даже обычного лошадиного «здрасьте» не вытянул, как в табуне положено). – Это из-за того, что ты видел?
И этого хватило штобы вся битва сразу вывалилась обратно в авангард моих мыслей ринулась как потоп со всем своим ужасом и какой бы там затуманенный ни был мой Шум она наверняка все поняла потому что схватила меня за руку и это была сама забота сама тишина и покой и мне вдруг захотелось свернуться там у нее в ладони навсегда и лежать до конца моих дней и плакать плакать плакать и глаза у меня сделались мокрые а она только выдохнула Тодд и вся доброта на свете была там так што мне даже глаза пришлось отвести и как-то так вышло што мы оба уже стояли и смотрели на мэра по ту сторону костра который внимательно за нами оттуда наблюдал…
Она вздохнула.
– Зачем же ты отпустил его, Тодд? – прошептала она.
– Выбора не было, – так же шепотом ответил я. – Спаклы наступали, а армия пошла бы в бой только с ним.
– Но спаклам-то нужен в первую очередь он, разве нет? Они же напали только из-за геноцида?
– В этом-то я как раз и не уверен, – пробормотал я и только сейчас по-настоящему впустил в свои мысли 1017, которого упорно оттудова гнал… и то, как сломал ему руку от ярости… и как вытащил его из кучи мертвых тел… и што бы я на самом деле ни сделал, хоть хорошее, хоть дурное, он теперь все равно хотел, штобы я умер…
Я посмотрел на нее.
– Што же нам теперь делать, Виола?
– Останавливать войну, вот что. Мистрис Койл говорила, у них уже было перемирие – надо попытаться заключить новое. Может быть, Брэдли и Симона смогут поговорить со спаклами. Объяснить им, что мы не все такие…
– Но што, если они снова нападут еще до этого? – мы снова посмотрели на мэра, который нам приветливо кивнул. – Он понадобится нам, штобы не дать спаклам нас всех поубивать тем временем.
– И он снова выйдет сухим из воды со всеми своими преступлениями, – Виола нахмурилась. – Потому что он нам нужен.
– У него армия, – напомнил я. – Они слушаются его. Не меня.
– А он слушается тебя?
Я вздохнул.
– Таков был план. Пока што он держит слово.
– Пока что, – тихо повторила она, потом вдруг зевнула и потерла глаза. – Я вообще не помню, когда в последний раз спала.
Я опустил глаза на свою руку – которая больше не держала её – и вспомнил, што она сказала Симоне.
– Так ты возвращаешься к ним?
– Придется, – кивнула она. – Надо найти мистрис Койл, пока она еще каких-нибудь пакостей не натворила.
Я снова вздохнул.
– Ладно. Но помни, что я сказал: я тебя не покину. Никогда. Даже у себя в голове.
И тогда она опять взяла меня за руку и ничего не сказала но ей и не надо, потомуш я знал… да, я знал ее а она меня и мы еще немного посидели вместе но куда деваться ей все же пора было уходить…
Виола неуклюже поднялась на ноги. Желудь еще разок боднул Ангаррад головой и подошел подхватить Виолу.
– Я буду тебе рассказывать, как у меня дела, – она помахала коммом. – И где я – тоже. Я вернусь, как только смогу.
– Виола? – подал голос мэр, подходя к нам от костра (она как раз уже успела вскарабкаться в седло).
– Что? – она закатила глаза.
– Я подумал, – сказал он непринужденно, будто заскочил одолжить яйцо-другое, – не будешь ли ты так любезна передать людям с твоего корабля, что я готов встретиться с ними в любой момент, когда им будет удобно.
– Да, это я им точно передам, – огрызнулась она. – А в ответ скажу вот что, – и ткнула пальцем в зонд, висящий вдалеке, в ночном небе. – Мы за тобой наблюдаем. Только тронь Тодда пальцем и будь уверен: орудия с корабля разнесут тебя на миллионы кусочков – просто потому, что я попросила. Ясно?
Клянусь, улыбка мэра сделалась только шире.
Виола подарила мне последний долгий взгляд и ускакала. Назад, через город – искать, где скрывалась сейчас мистрис Койл.
– Что за девушка, – рядом со мной возник мэр.
– Даже не смей говорить о ней, – отрезал я. – Никогда.
Это он пропустил мимо ушей.
– Уже почти светает. Отдохни хоть немного. Это был большой день.
– И я не хочу, чтобы он повторился.
– Боюсь, с этим мы сделать ничего не можем.
– Еще как можем, – теперь, когда Виола сказала, что из всего этого может найтись выход, мне стало гораздо лучше. – Мы снова заключим мир со спаклами. Тебе нужно просто сдерживать их, пока это не произойдет.
– Что, правда? – ему эта мысль, кажется, понравилась.
– Да, – уже жестче ответил я.
– Увы, это так не работает, Тодд. Они совершенно не заинтересованы в переговорах, пока думают, что находятся в позиции силы. С какой стати им заключать мир, если они уверены, что могут в любой момент нас уничтожить?
– Но…
– Не волнуйся, Тодд. Я знаю эту войну. Я знаю, как выиграть эту войну. Сначала ты показываешь врагу, что можешь его победить, а потом заключаешь любой мир, какой только пожелаешь.
Я даже начал ему што-то в ответ говорить, но на самом деле был слишком усталый, штобы спорить. Я вообще-то тоже не помнил, когда спал последний раз.
– А знаешь что, Тодд? – сказал мэр. – Держу пари, твой Шум уже стал немного тише.
и…
Я ЕСМЬ КРУГ И КРУГ ЕСТЬ Я.
Он снова послал мне это прямо в голову, и та же легкость, то же плывущее ощущение…
Ощущение, от которого Шум стихает…
О котором я не сказал Виоле ни слова…
(потомуш от него вопли войны стихают тоже, и я больше не вижу, как умирают люди, и…)
(и там ведь есть что-то еще, да?)
(тихое такое жужжание позади всего этого света)
– Не лезь ко мне в голову, – сказал я. – Я тебе говорил, если попытаешься снова меня контролировать…
– Я вовсе не у тебя в голове, Тодд, – возразил он. – В том-то и красота. Это все ты. Тренируйся, Тодд. Это дар.
– Не нужны мне от тебя никакие дары.
– Уверен, в том-то и дело, – все еще улыбаясь, заявил он.
– Мистер президент! – встрял, внезапно появляясь, мистер Тейт.
– Ах да. Капитан, – отозвался мэр. – Прибыли первые доклады шпионов?
– Пока нет, сэр. Ожидаем сразу после рассвета.
– И они сообщат нам, что наблюдают ограниченные передвижения к северу, над рекой, которая слишком широка, чтобы спаклы могли переправиться, и к югу, вдоль гряды холмов, которые слишком далеко, чтобы их можно было эффективно использовать, – мэр поднял глаза на холм. – А значит, нападать они будут вон оттуда, в этом нет сомнений.
– Но я к вам не за этим, сэр, – мистер Тейт протянул ему какую-то кипу сложенной ткани. – Оказалось непросто найти ее в развалинах собора. Но она оказалась совершенно нетронутой.
– Превосходно, капитан, – мэр принял ношу; в голосе его звучало неподдельное удовольствие. – Просто превосходно.
– Что это такое? – полюбопытствовал я.
Мэр развернул ткань и поднял повыше: это оказался нарядный с виду мундир и брюки к нему.
– Моя генеральская форма.
И на глазах у мистера Тейта, у меня и у всех солдат с ближайших бивуаков он стащил свой обычный мундир, заляпанный кровью и пылью, и натянул этот, идеально подогнанный, темно-синий, с золотой полосой вдоль каждого рукава. Разгладил его ладонями по всей длине и глянул на меня все с той же прыгающей в глазах довольной искоркой.
– Ну что ж, да начнется битва за мир.
Мы с Желудем возвращались по дороге… в город… через площадь… Небо на востоке тихо розовело под натиском надвигающейся зари.
Пока могла, я оглядывалась на Тодда… Но вскоре он пропал из виду. Я ужасно за него беспокоилась, за его Шум… Даже когда я отъезжала, в нем все еще была эта странная размытость, эта муть: деталей не разглядишь, но чувства все равно бушуют…
(даже те… ну, те самые, которые было видно всего-то с минуту, пока он не растерялся, не смутился – физические чувства, без слов, сосредоточенные на ощущении моей кожи, на том, как ему хотелось не прерывать контакт, от которых мне самой захотелось…)
…и я снова задумалась, не тот ли это самый шок, что и у Ангаррад? Увиденное в битве оказалось настолько плохим, что он захотел перестать его видеть, совсем, даже у себя в Шуме… – от одной этой мысли у меня просто сердце разрывалось.
Еще одна причина немедленно прекратить войну.
Я поплотнее запахнула бушлат, который мне выдала Симона. Стоял жуткий холод, я вся дрожала, но вместе с тем почему-то истекала потом – из краткого курса целительницы явствовало, что у меня поднимается температура. Подтянула рукав, заглянула под повязку: кожа вокруг браслета была воспаленная и красная.
А теперь от него к запястью еще и тянулись красные протуберанцы.
Которые означали инфекцию. Очень скверную инфекцию.
Которую даже пластырь победить не смог.
Я опустила рукав и попыталась не думать о том, что увидела. И о том, что не сказала Тодду, как ужасно это было, – тоже. Не думать.
Потому что мне все равно надо найти мистрис Койл.
– Так, – сказала я Желудю. – Она все время толковала про океан. Интересно, он правда так далеко, как она…
Я подскочила: это у меня в кармане пискнул и заворочался комм.
– Тодд? – я мгновенно выхватила аппарат из кармана, но это оказалась Симона.
– Возвращайся сюда немедленно, – сказала она.
– Почему? – встревожилась я. – Что случилось?
– Я нашла твой Ответ.
