ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

III

Я не была одержима мыслью выйти срочно замуж. Мы жили достаточно спокойно и без брачных оков. Дима не заикался об этом, да и я не устраивала сцен на этот счет. На работе я часто слышала вопросы от коллег, наталкивающие меня на эту мысль, но мне хотелось, чтобы инициатива исходила от мужчины, которого я люблю. Вообще, для меня загадкой оставался тот факт в какой момент и когда мужчинам приходит эта идея сказать три заветных слова, о которых мечтает каждая девушка – выходи за меня. Когда приходит в голову такая мысль? Я знала многих, кто женился по глупости еще в университете, тех, кого связывала юношеская или детская любовь и тех, кто соединился в браке по велению теста с двумя полосками. Хорошо, когда мужчины способны на поступки – это на высшем уровне достоинство. Хуже, когда этого не дано. То ли страх овладевает ими, то ли простая лень.

Часто я спрашивала себя о том, а зачем мне это замужество? Что я от него получу, кроме новой фамилии, кольца и печати в паспорте? Детей, рожденных в законном браке? Да, хорошо, но пока я о них еще не думала. В общем, философия моего мира отчаянно сопротивлялась с навязанными кем-то устоями жизни. Чаще к таким размышлениям я приходила в процессе распития любимого просекко на балконе, в гордом одиночестве.

Мы жили вместе почти год, ходили в гости к его друзьям, они приезжали к нам. Периодически Дима уезжал в командировки на пару-тройку дней, как раз в это время я могла спокойно побыть сама с собой и все меньше уделяла времени подружкам и девчачьему досугу. Я старалась встречаться с подругами тогда, когда его нет дома, потому что в один прекрасный момент мой суженый-ряженый заявил мне о том, что мои подруги-шлюхи ему не симпатичны. Странно, но он же совсем про них ничего не знает, как они жили, что им пришлось преодолеть и как много они для меня значат. С Катей мы чаще общались по телефону или в переписке, где конечно же, обсуждали все и вся – без этого ни одна женская болтовня не обходится, даже если по делу. Потом я чистила телефон, вплоть до истории в поисковике. По его логике мои друзья были совершенно неблагонадежные, как и я по всей видимости, а его, конечно же самые лучшие и настоящие. Ни шлюхи, ни подонки, а исключительно положительные.

Я принимала его подруг, с которыми он с детства общался или был соседями, впрочем, объяснения находились всегда. Для меня это бабы и бабы. Дима не говорил об этом открыто, но я уже многое понимала без слов, по его поступкам и действиям. Шла навстречу, ведь отношения – это компромисс. Да, работа двоих над созданием гармонии и счастья, уюта и покоя, но компромисс. Мне казалось, что и он прилагает все усилия, чтобы договориться, ведь дипломатами не рождаются.

– Ань, мне нужно улететь в Питер на неделю, бабушке совсем хреново стало, нужна операция – сообщил мне вечером Дима.

– Хочешь, я могу полететь с тобой? Отпрошусь на неделю у шефа, не думаю, что моя потеря кого-то озадачит.

– Не считаю, что это хорошая идея. Мало ли нужны будут деньги, а ты мне сможешь снять со счета и перевести. Тебе лучше остаться дома. Я тебя люблю, все будет хорошо, не переживай.

– Ну хорошо, как скажешь. Тебе забронировать билет и отель будет нужен наверняка ближе к клинике?

– Билет да, а жить я, наверно, буду в больнице, поэтому на месте сам разберусь, милая.

Он улетел, я проводила в аэропорту и обратно ехала немного в угнетенном состоянии. Неприятно, когда люди, которых ты считаешь близкими находятся в болезненном состоянии. За его часовой перелет я успела вернуться домой через магазин и упасть в любимое кресло, переодевшись в пижаму с медведями.

– Алло, привет, ты долетел, дорогой? – первая позвонила я.

– Да, я на месте, все нормально – сухо и технично отдался голос любимого человека.

– Хорошо, я люблю тебя, береги себя и держи меня в курсе.

– Договорились.

Я наполнила бокал и уселась на балконе смотреть на вечерний город. Первое, о чем я начала думать в этот момент – о его голосе и манере, с которой он ответил мне. Сухо, строго, отстраненно. Я могла списать это на его тревогу о бабушке, но моя интуиция всячески возвращала меня на землю. Нет, я не думала, что он поехал развлекаться с кем-то из знакомых или малознакомых. На тот момент уровень доверия был высокий, что не позволяло мне создавать в голове картины из порнофильмов.

Женщинам, согласитесь, свойственно искать причины в поведении своих возлюбленных. Томиться вопросами и заниматься самоедством, но я крутила в своей голове лишь один – почему он так мне ответил, будто я чужая? Положил телефон и не сказал, что любит меня, хотя это привычный конец наших бесед. Мысли крутились только вокруг этого. Перед сном я написала ему сообщение: «Все хорошо? Как там обстановка у вас?», ответ был простой: «Я сплю, наберу завтра».

Нет, покой мне только снился. Тревога все больше поглощала меня тем вечером. Я прокрутила весь наш путь до аэропорта, подумала, может быть мне удалось сказать что-то лишнее и он попросту надулся. Нет, ничего подобного, потому что улетал он как обычно – на прощание с милыми ванильными словечками. Я решила посоветоваться с Катей, не иначе как к ней – знатоку диаграмм мужских сердец и поведения, мне стоило обратиться.

– Катька, привет, спишь? – тревожно спросила я.

– Блин, теперь нет, Ань. Что-то случилось?

– Дима в Питер улетел, один, там бабуле плохо стало. Сказал, что на неделю. Но он странно со мной поговорил по прилету, сухо, понимаешь, впрочем, не так, как всегда. Есть мысли? Может я зря вообще что-то напридумывала?

– А что ты придумала? Откуда эти мысли могли появиться в твоей голове, если только не сигналы от интуиции? Мы с тобой давно не обсуждали их похотливые помыслы, так что я на тебя точно никак не могла повлиять своими стратегическими посылами.

– Ну….я думаю, что он с кем-то…

– Серьезно? Ну ни хрена себе! Ура, подруга, поздравляю, ты допёрла наконец-то, что они все потребители женского влагалища и не более.

– Нет, я так не считаю, мне просто важно было услышать твое мнение.

– Ты же знаешь, что я могу ответить только то, что думаю. Но если ты не готова слушать правду, то не звони.

– Кать, ну не обязательно то, что ты думаешь всегда является правдой, ты себе льстишь.

– Может и не всегда, дорогуша, но в девяноста процентах случаев Екатерина Андреевна права. Поэтому, Ань, я думаю, что он либо улетел к бабе, либо с бабой. А разговаривал он так сухо лишь потому, что эта самая баба была рядом. Поняла?

– С чего ты такие выводы сделала? Я не верю!

– Потому что это объяснимо. С чего это он вдруг изменил линию поведения за час полета? Радиация дала о себе знать? Или давление стукнуло в самолете? Вряд ли! У него изменились обстоятельства, то есть он в другой среде обитания, как мамонт, соответственно, что и поведение этого засранца будет другое. Он милый с тобой, когда ты рядом и нет других препятствий, а здесь тебя нет рядом, но есть препятствия, чтобы быть самим собой, вызванные кем-то. Неужто аэропорт на него влияет так, что он чувствует себя стесненным обстоятельствами внешнего мира? Не смеши меня, Ань. Налей себе выпить и ложись спать.

– Может увидимся завтра?

– Давай созвонимся утром и решим с тобой, я пока не готова дать гарантию на встречу. Целую, кошка, не грусти.

Я не верила своим ушам и пыталась разубедить себя в том, что было столь похожим на правду. Может я хотела просто в это верить? Такой хлам сложился в моей голове за пять минут, что я очень долго не могла в нем все разложить по полкам. Уговаривала себя, что утро вечера мудренее, что завтра все будет понятно и очевидно. Мне просто показалось. Именно с этой мыслью, успокоившей мое сознание я отправилась спать.

Мне ничего не снилось, кроме орущего будильника. Еле-еле я соскребла себя с постели, как бы пережить этот гнусный день? В течение дня я получила лишь пару сообщений из Питера о том, что все нормально. Звонков, разумеется, не было. Я дождалась вечера, чтобы спокойно поговорить и расспросить Диму о том, как обстановка в клинике и как самочувствие у бабушки. Около десяти вечера я позвонила, но он не ответил, написал, что неудобно говорить – перезвонит. Предположила, что может быть в палате или разговаривать с врачом.

– Давай, конечно, оправдывай своего кобеля! – возмущалась Катька.

– Ну не кобель он, хватит! Всех мужиков под один приговор толкаешь, такого же не бывает!

– Знаешь, я тоже думала, что мой парень не переспит с моей сестрой, однако, как ты и сама знаешь – все получилось наоборот. Я даже не знала кого первого ненавидеть больше и за что потяжелее схватиться, чтобы сразу обоим перепало!

– Кать, ну к чему сейчас это вспоминать? Сестра есть сестра, а мужиков – миллионы.

– Да, ты права, и эта сука будет спать с каждым из них при удобном случае. Ладно, давай рассуждать по теме, а то я уже чувствую, как моя кровь начинает закипать.

– Он странно себя ведет, почти не звонит мне.

– А ты уверена, что у него никого нет в Питере? Он же жил там, наверняка какая-то сучка да осталась.

– Насколько я знаю, там живет только его бывшая, но они же разошлись давно. Вряд ли он с ней.

– Ты знаешь кто она или имя хотя бы? Давай посмотрим в его друзьях.

– Я думаю, что он удалил всех. У нас с ним был уговор, им же инициированный, чтобы я удалила всех бывших из друзей, и он сделал тоже самое.

– Чего? Что за бредятина тиранического разлива? Ты в своем уме? А черным платком не покрыть головушку случайно? Мудак!

– Просто так ему спокойнее живется, я не хочу его огорчать, понимаешь?

– Тебе с башкой подружиться надо своей, а не разрешать ему сокращать свое пространство. Он же из тебя так скоро куклу сделает безвольную! Будешь только бекать, как овечка кудрявая!

– Не преувеличивай, давай посмотрим кто там есть.

– Тааак, Инга, Света, Вика… это все не то, так это местные курицы, я их знаю, тусовщицы херовы. Во, а это кто? Какая-то Маша, написано Санкт-Петербург. Открываем страничку, ага… блондиночка тощая, понятно, что у нас там на стене? Ну тут ничего криминального, ноги на кровати только ее. Тебе интересно вообще? Ты смотришь? А то я будто своего разыскиваю по особым приметам за вознаграждение.

– Стой, я посмотрю. Ноги да, но на пару с мужскими рядом, лежа на диване. Твою мать… это ж он…

– В смысле? Уверена?

– Конечно, не думаю, что родинки на этом месте есть у каждого мужика. Может это старая фотка?

– Ты что такая наивная? Надпись не читаешь к фото? Написано же «приехал любимый» и дата вчерашняя.

Сказать, что мне было плохо – значит не сказать ничего, от слова совсем. Я лежала на полу, диване, кровати, балконе, потом легла на кухне, смотрела в потолок. Первое, что я хотела сделать – это позвонить ему и высказать все, что я думаю по этому поводу, наорать, обозвать… Потом начала собирать вещи. Медленно, но верно, складывая неаккуратно все в свой захудалый чемодан. Я рыдала от всей души и горю моему не было предела. Казалось, что даже соседская собака пыталась мне подвывать, чтобы мне не было так одиноко и пусто. Собрав половину, я уснула. Я вырубилась, как будто не спала двое суток после жесткой гулянки.

Не помню, что мне снилось, явно какая-то чушь и чертовщина. Посмотрев на себя в зеркало утром, я увидела заплывшее от слез лицо, красные глаза и адовый хаос на голове. Внутри пусто, будто я вчера поделилась органами с теми, кому нужна донорская пересадка. В голове туман, снег, дождь и гуляющий ветер со скоростью двадцать пять метров в секунду. А он все не звонил. И от этого ветер становился еще сильнее, а дождь превращался в водяную стену, когда ты не видишь собственной вытянутой руки, руки, просящей о помощи. Я встала на холодную плитку, опустилась на колени и орала так, что соседи начали стучать в стену. Этот стук был таким глухим, что я едва его улавливала. По сравнению с теми звуками непогоды в моей голове, они казались никчемными и бесполезными, неспособными остановить мои душевные страдания.

Женщинам, которым приходилось узнавать об измене, прекрасно знакомо подобное состояние. Кто-то выходит из себя и в попытках гнева крушит всю квартиру. Именно так и сделала когда-то Катя – разнесла всю комнату к чертям собачьим. Мне казалось, что у меня нет столько сил, чтобы совершить подобное. Я даже не знала, чего я хотела больше в тот момент – сдохнуть или еще немного пожить, чтобы убить его.

Странное чувство, неспособное для восприятия нормальному человеку, только любящим женщинам в момент предательства. Лживого и наглого. Отвратительно было представлять их, вместе лежащих на кровати. Больно до безумия, но боль не физического плана, когда ты ломаешь руку, а боль, разъедающая тебя изнутри, сжигающая тебя, как серная кислота. Со мной такое было впервые, и я совершенно была не готова к таким поворотам судьбы, таким не щадящим урокам. Я долго смотрела в окно, потом снова легла на кровать, щелкала каналы по порядку от бессилия и какого-то внутреннего надлома. Тогда я точно почувствовала, что во мне что-то сломалось, но что и именно и в каком механизме определить было невозможно. Я знала лишь, что это не подлежит ремонту, только ржавчине. И даже на нее требуется время.