Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Предисловие
"Но те, кто действительно
соприкоснулся с потусторонним,
молчат себе в тряпочку и убеждают
себя, что ничего не было. Потому
что если в твоей жизни появляются
такие трещины, когда реальность
разъезжается по швам, надо что-то делать.
Если вовремя это не остановить,
трещины превратятся в провалы,
куда в конце концов все и рухнет."
Стивен Кинг
Глава первая
Яранский пришёл домой в приподнятом настроении. Душа так и пела от радостного предвкушения. Наконец-то сбудется его мечта. Осталось подождать каких-то два месяца до отпуска, и он отправится отдыхать в Египет. Да не один, а с семьёй: с любимой женой и дочерью. Все формальности улажены, загранпаспорта оформлены, и вот сегодня утром куплены путёвки в Хургаду. На четырнадцать дней. Трёхзвёздочный отель. Деньги на поездку давно копили, могли бы и раньше съездить, но в прошлом году дочь поступала в институт, а в позапрошлом жену не отпустили в отпуск одновременно с ним. Но теперь счастью уже ничего не мешало. После ночной смены Яранский поехал в турагентство и купил свою мечту. Дома никого не было. Сегодня ночью врач скорой помощи Яранский опять дежурил в бригаде с женой Ларисой, которая работала фельдшером. Но после дежурства Лариса уехала навещать престарелую маму в другой район, и обещала вернуться к вечеру. А дочка была в институте. Яранский заварил себе кофе, удобно устроился в кресле и погрузился в чтение очередной книги про Египет под названием: "Секрет фараона" известного английского египтолога. Много книг уже перечитал Яранский про древнюю египетскую цивилизацию, и мечта побывать на родине великих фараонов, увидеть своими глазами пирамиды в Гизе, прикоснуться руками к стенам древних храмов Луксора, спуститься в гробницы города мёртвых и посетить Каирский Национальный Музей не давала ему покоя. Он буквально бредил предстоящим путешествием, и теперь, когда до мечты оставалось рукой подать, испытывал приятное волнение и лёгкий трепет. Прочитав несколько страниц, Яранский почувствовал, что его клонит в сон. За окном расцвело апрельское утро, и в этот самый момент доктор ощутил себя самым счастливым человеком на свете. Он подумал о том, что у него есть всё, о чём только можно мечтать: любимая верная жена, красавица и умница дочь – студентка-первокурсница медицинского. Решила пойти по стопам родителей, тоже спасать человеческие жизни. И Яранский очень гордился тем, как хорошо воспитал дочь. В общем, дом – полная чаша. Редко найдёшь семью, в которой царит такое взаимопонимание между супругами. Практически ни одной ссоры за двадцать один год брака! Вместе дома, и на работе в одной бригаде. Он – врач, она – фельдшер, его правая рука. И не надоедают друг другу. Вот ведь как бывает. А на дочь свою единственную нарадоваться не могли Яранские. Умная, проницательная, целеустремлённая… Размышления Яранского прервал скрип замка входной двери. Лёгкой бабочкой впорхнула в квартиру Анжела, и быстрыми шагами направилась на кухню.
– Дочка, ты чего так рано? – спросил из зала Яранский.
– А, пап, ты дома? Да две пары было, а с третьей я отпросилась, неважно себя чувствую.
– Что случилось? – обеспокоенный Яранский поднялся и пошёл за Анжелой на кухню. Она быстрыми движениями распаковала какую-то коробочку и сунула в рот таблетку.
– Что ты пьёшь? – с тревогой в голосе проговорил Яранский. – Ты уверена, что тебе это можно? – он взял в руки коробку с лекарством и прочитал название, затем вытащил инструкцию.
– Папуль, ну хватит уже трястись надо мной. Горло заболело. Этот антибиотик широкого спектра действия, всего по одной таблетке в день пить. Курс три дня. Хочу завтра зачёт досрочно сдать, а то до июня сессию сдать не успею, и плакало наше путешествие… – Анжела улыбнулась. – Шучу пап, всё я сдам. Хочу досрочно сдать химию и латынь уже в мае, и тогда на июнь останется всего два экзамена. Зачёты тоже планирую на май.
Анжела продолжала щебетать своим тоненьким ангельским голоском, а в груди у Яранского как-то неприятно защемило. Дочь была аллергиком. Не переносила почти все лекарства. С самого рождения у неё был диатез, щёки покрывались красной коркой чуть ли не от всей еды. Сидели на строгой диете. В раннем детстве присоединилась аллергия на домашнюю пыль, шерсть животных, пыльцу растений. А уж про лекарства и говорить нечего. Что не примет: сыпь, отёк глаз, кашель и одышка. Поэтому и берегли свою дочь Яранские от любого лечения и, соответственно, от всех болезней. Даже палку перегибали иногда. Всё переживали, чтоб не продуло, чтоб в реке не перекупалась, под дождём не промокла, да ноги не промочила. Контролировали каждый шаг своей девочки. Анжела не обижалась, понимала родителей и покорно надевала шапку по самые брови, по двое штанов с начёсом, да по три свитера зимой.
Анжела вышла из кухни, а Яранский принялся читать инструкцию к препарату. Не успев дочитать абзац "Показания к применению", Яранский услышал из зала сдавленное хрипение и грохот падающего тела. Он бросился в комнату и увидел дочь, лежащую на спине со скрещенными на груди руками. Тело выгнулось дугой. Лицо Анжелы было мертвенно бледным, а губы синими. Крылья носа раздувались как паруса, вены на шее вздулись канатами. Она судорожно пыталась сделать вдох. В широких круглых глазах читался ужас и мольба о помощи. Изо рта Анжелы вырывались свистящие стоны. Яранский понял, что случилось самое страшное – у дочери анафилактический шок. Яранский боялся этого как огня и, как врач, был готов к тому, что такое может случиться. Дома был весь арсенал противоаллергических средств и всего, что нужно для реанимационных мероприятий. Яранский кинулся в кухню, достал аптечку, мгновенно набрал в шприц четыре ампулы преднизолона и вернулся в комнату. Он старался отбросить эмоции, представить, будто перед ним кто-то другой, а он выполняет обычную работу. Руки Яранского тряслись, а в груди бешенно колотилось сердце. С первого раза удалось попасть в вену, и живительное лекарство потекло в кровь Анжелы. Яранский расстегнул блузу дочери и прижался ухом к груди: сердцебиение было редким и едва уловимым. Он снова взглянул на лицо дочери, оно стало совсем белым, а зрачки расширились и будто покрылись плёнкой. Он понял: дочь без сознания. Уже чисто рефлекторно Анжела делала судорожные неглубокие вдохи, грудная клетка её неестественно подёргивалась. Яранский знал, что у Анжелы нарастает отёк гортани, из-за чего она вот-вот задохнётся. "Боже! Помоги!" – взмолился Яранский про себя и снова кинулся на кухню. Он выхватил нож из посудного шкафчика. Сейчас ему предстоит сделать дочери трахеотомию! Чёрт! Попался нож с зубчиками! Он схватил другой нож, который как назло оказался тупым… Яранский судорожно метался по кухне, вспоминая, где лежит точилка для ножа. Наконец он её извлёк из другого шкафчика, и с двумя этими инструментами влетел в зал и застыл над бездыханным телом дочери. Яранский не понимал, сколько прошло секунд или минут, пока он возился в поисках ножа, но теперь Анжела больше не производила попыток вдыхать воздух, и руки её безвольно лежали вдоль тела. Яранский знал, что искусственное дыхание делать бессмысленно в этой ситуации, и, стоя над Анжелой, стал с силой точить нож о точильный брусок. Ужасное зрелище со стороны. И нелепое. Сейчас ему предстоит вонзить нож в горло своей дочери. Ради спасения. И вот, он готов. Вроде бы. Мысли путаются у него в голове, а рука с ножом трясётся всё сильнее, прям ходуном ходит. Левой рукой он коснулся шеи дочери, и ощутил, что кожа стала какой-то твёрдой и синюшной. Он посмотрел на лицо. По телу Яранского пробежал холодок. Он выронил нож и затрясся в рыданиях. Он понял: Анжела умерла. Она задохнулась. Он не смог её спасти. Яранский уткнулся лицом в грудь своей единственной дочери и прижался к ней так сильно, как только смог. Потом он стал трясти Анжелу и приговаривать: "Миленькая, Солнышко моё! Доча! Ты не можешь так! Проснись, Ангелочек мой родной! Проснись! Подумай о маме, как мы без тебя? Родная… Очнись же!"
Через час Яранский впал в ступор. Он сидел на полу радом с телом дочери и внимательно разглядывал белые горошины на красной Анжелиной юбке, которую она сама себе сшила совсем недавно. Потом он стал их пересчитывать. Потом его взгляд заскользил по голой дочкиной ноге и дошёл до стопы. Потом до нежных пальчиков и до аккуратных маленьких ноготков, которые приобрели фиолетовый оттенок. Он вспомнил её маленькой новорождённой девочкой, которую можно было взять на ручки и обнять всю целиком. Сейчас ему захотелось так же вот схватить её на руки, прижать к себе, укачать как малышку, а потом целовать и гладить всю всю всю… А что он скажет жене? Эта страшная мысль свербила его мозг и вгоняла в панику. Лариса не перенесёт этого. Он даже мысли не допускал позвонить ей и сообщить. Ждал и представлял, как она приходит домой и видит… Ужас. Он боялся, что сегодня же может потерять и жену… Она не выдержит такого удара. Внезапно в поле зрения Яранского попала книга, которая валялась рядом с креслом обложкой кверху. И тут в голову остриём вонзилась дикая мысль. А что если… Терять-то нечего! Да! Он попробует! Где-то в середине книги, как он вспомнил, был описан какой-то древний ритуал, с помощью которого жрецы могли оживлять мёртвых. Книга, конечно, была наполовину художественная, но всё, что в ней было написано – это ведь записки учёного, который участвовал в раскопках в пустыне, в городе мёртвых в девятнадцатом веке. Он изучал и расшифровывал древние манускрипты, какие-то надписи на гробницах. Этот учёный-египтолог реально существовал. Вдруг, это правда? Яранский схватил книгу и нетерпеливо стал перелистывать в поисках нужной страницы. Нашёл.
Безутешный отец перенёс отяжелевшее тело дочери на диван. Расправил аккуратно смятую одежду, расчесал длинные светло-русые волосы. Платком, смоченным в тёплой воде, протёр кожу дочки (так надо было сделать согласно инструкции). Затем занавесил плотно шторы в зале. После этого нашёл в холодильнике свечу, поставил её в чашечке в изголовье дивана и зажёг. В комнате был полумрак, но сквозь плотные коричневые шторы всё же пробивался свет яркого полуденного солнца, отчего освещение здесь было мягким, тёмно-бежевым, а лицо Анжелы, озарённое бликами от пламени свечи, вырисовывалось овальным золотистым пятном с чётким ровным контуром. Когда всё было готово, Яранский отключил мобильник. Затем встал на колени над телом дочки в аккурат на уровне груди, раскрыл книгу на нужной странице и приступил к методичному распеванию нескольких комбинаций звуков : "ом- м- м", "омра- ом- м- м", "оум- оум- оум- м- м". Звуки повторялись многократно в разной последовательности. Яранский всё пел и пел их в полном исступлении, почти впал в транс. А на задворках сознания вертелась одна лишь мысль : "Я сошёл с ума от горя". Он понимал, что выглядит и ведёт себя как идиот. Минут через пятнадцать ритуал был окончен, и Яранский в изнеможении выпустил книгу из рук и уткнулся лицом в белокурые Анжелины локоны, шёлковыми лентами спадающие на подушку. Он беззвучно заплакал и почувствовал, как безысходность наполнила всё его существо. Внезапно краем глаза Яранский заметил какое-то непонятное свечение в области головы дочери. Оно было едва уловимо. Мурашки побежали по его коже, не то от страха, не то от неожиданности. Он уставился на лицо Анжелы, широко раскрыв глаза и застыв от изумления. Тонкий молочного цвета луч протянулся от потолка до макушки девушки, и, приглядевшись внимательнее, Яранский увидел, что луч, диаметром не больше двух сантиметров образован множеством мельчайших светящихся капелек, которые упорядоченно и быстро двигались в направлении головы Анжелы. "Будто эритроциты бегут по артерии, только белые", – подумал Яранский. Через минуту луч стал тоненьким, с нитку. А потом и вовсе исчез. Доктор стал интенсивно тереть глаза, так как совершенно им не верил. И вдруг Анжела задышала. Да-да! Ему не показалось! Грудь девушки стала ритмично вздыматься сперва совсем незаметно, а вскоре сильно, как у живого человека! Яранский приложил руку к шее дочери и нащупал пульс на сонной артерии. Пульс был! Она ожила.
– Доченька… Доча… – шёпотом позвал Яранский. Он коснулся её руки – она была тёплой и мягкой. Он взял её руку и ладонью приложил к своей щеке. Поцеловал и снова позвал:
– Ангелочек мой… Просыпайся скорей… Анжела…
Девушка открыла глаза и затуманенным взором посмотрела в глаза Яранского, который навис над её лицом.
– Пап, я… Что случилось? – произнесла Анжела еле слышно и закашлялась.
– Боже, как ты меня напугала, милая моя! Ты отключилась. Потеряла сознание. – Яранский незаметно приблизился к изголовью дивана и молниеносно пальцами затушил пламя свечи и незаметно сунул чашечку с огарком под диван. Анжела неподвижно лежала и дышала полной грудью. И молчала. А Яранского понесло:
– Доченька! Ты верно с ума сошла, выпила какую-то таблетку, чёрт бы её побрал, и тебе плохо стало. Я уже хотел "скорую" вызывать. А потом подумал: "Вот я дурак, я ж сам "скорая!"" Я тебе укольчик сделал, всё теперь нормально! Ты как себя чувствуешь? Всё хорошо?
Анжела приподнялась и сухо ответила:
– Да нормально. Я устала.
Яранский засуетился. Он помог дочери встать и повёл в её комнату. Анжела действительно выглядела как выжатый лимон, была бледной и вялой. Здесь он опустил жалюзи, снял с постели плед и уложил дочку на бок. Она тут же закрыла глаза и уснула. Яранский поцеловал её в лоб и сказал тихонько:
– Ты отдыхай, моя хорошая. Скоро мама придёт. В общем, набирайся сил.
Он вышел из комнаты, дверь закрывать не стал. Зашёл в зал и устало увалился на диван. В душе он почувствовал какое-то опустошение. Впервые взглянул на часы: было всего два часа дня. Странно. Казалось, прошла целая вечность, с того момента, как оборвалась жизнь его дочери. Господи! Да что он, с ума сошёл? Ничего она не оборвалась. Просто Анжела потеряла сознание, и всё! А у него разыгралось воображение. От шока. Не могла же она умереть, а потом ожить от прочтения древнего заклинания. Яранский на цыпочках зашёл в комнату дочки, пригляделся. Анжела мирно спала и спокойно дышала. Его Анжела, любимая и единственная. Конечно же он всё это придумал. Возможно, у девочки был кратковременный летаргический сон? А он, с перепугу не смог нащёпать пульс. Такое вполне могло случиться даже с ним, с врачом. Он настолько сильно испугался за дочку, что у него самого помутился рассудок! Яранский долго ещё себя уговаривал. Затем он прибрался в зале и включил свой мобильник. Пропущенных вызовов, слава богу, не было. Потом вновь зашёл понаблюдать за спящей дочерью и не заметил ничего особенного. Даже где-то в глубине души усмехнулся над собой. Да! Он точно сумасшедший, раз смог поверить в то, что его дочь умерла, а потом воскресла. Ещё через час Яранский окончательно убедил себя в этом. Вскоре доктор сам задремал. Или впал в забытьё, непонятно. Перед внутренним взором кружились страшные картины египетских мумий, которые в полумраке подземных гробниц поднимаются из своих саркофагов и тянут к нему руки-кости в истлевших от времени рваных серых бинтах и поют: "ом- м- м, омра- ом- м- м…"
Яранский проснулся в восемь часов вечера. В памяти всплыло произошедшее. Он направился в комнату дочери. Анжела лежала на кровати и задумчиво смотрела в потолок.
– Доча, ты как? – спросил он участливо.
– Хорошо, – Анжела продолжала смотреть в потолок.
– Давай поужинаем, я разогрею котлетки. Хочешь?
– Не хочу, – ответила девушка. Она встала и медленно проследовала в ванную.
Яранский чувствовал себя не в своей тарелке. Поскорее бы вернулась жена. Он так соскучился по ней, будто бы не видел год! Он всё-таки пошёл хлопотать на кухню. Анжела вышла минут через двадцать с мокрыми волосами, завёрнутая в полотенце. Странно, не в своё, а в материно полотенце. Ну ладно… Неважно.
– Папа, где мой халат? Или вещи какие-то?
Яранский удивился вопросу.
– Ой, ну я-то откуда ж знаю… – смутился он. – Глянь в шкафу у себя.
– Пап, извини, у меня, честно говоря, голова болит. Ты не против, я спать пойду?
– Дочка, а маму не хочешь дождаться? Поели бы вместе… – залопотал Яранский как будто оправдываясь. – Тебе завтра к какой паре? К первой?
Анжела помолчала, потом ответила:
– Да, к первой.
Не дожидаясь больше никаких возражений отца, Анжела просто ушла и закрылась в своей комнате. Примерно час там горел свет (наверное, готовилась к зачёту), потом всё стихло, и свет погас. Ещё через некоторое время Яранский услышал, как дверь немного приоткрылась. Он подкрался к дверной щелке, присмотрелся. Анжела мирно спала.
В полдевятого вечера вернулась, наконец, Лариса.
– Где ты была так долго? – строго спросил Яранский жену.
Лариса улыбнулась. Она всегда улыбалась по поводу и без. Такой уж был у неё жизнерадостный характер. Они с Яранским словно дополняли друг друга как две противоположности, как положительный и отрицательный полюса магнита: она – открытая, весёлая, улыбчивая, уверенная в себе, пышнотелая, как говорится, кровь с молоком. Он – угрюмый интроверт, замкнутый, немногословный, суетливый, но тем не менее, высокий и статный моложавый мужчина в самом расцвете сил. Так вот, Лариса улыбнулась и сказала своим обычным звонким голосом:
– Вадик, я не поняла, а что такого? Ну, задержалась чуток. По магазинам походила. Ну давай же, показывай путёвки! На какое число взял? Хоть бы позвонил.
– Могла бы сама позвонить. Что ты всё лыбишься без конца? – Яранский чувствовал раздражение, и сам не понимал почему. Ему всегда так нравилась манера жены обращать в шутку всё то, что ему казалось неприятным, плохим или важным. Он всегда раньше успокаивался от этого. Но сегодня его это взбесило. Наверное, сказался пережитый стресс. Лариса переменилась в лице. Она прищурилась, подошла вплотную к мужу и заглянула в глаза:
– Ты чего грубишь? Что-то случилось?
– Нет.
– Не ври, Яранский!
– Да не вру я, – он отвёл взгляд и попытался перевести тему, – ничего не случилось. Я разогрел ужин, чай заварил. Иди руки мой, сумку я разберу.
Лариса многозначительно посмотрела на мужа:
– Я сама разберу. Я у мамы поела перед уходом. Садись один. Так путёвки всё-таки где лежат?
– На комоде в нашей спальне.
Лариса пошла разглядывать путёвки, и мимоходом спросила уже из спальни:
– А где Анжела? Гуляет?
Яранский зашёл в комнату и ответил как можно более спокойно:
– Она спит. Тише вообще, ты чё-то раскричалась прям с порога.
Лариса напряглась, и уже на тон ниже удивлённо спросила:
– Как спит? Ещё девяти нет. Вчера она в это время только из кино пришла. А позавчера вообще в одиннадцать ночи явилась с дня рождения подружкиного.
– Ну и что. Она приболела, самочувствие неважное, вот и устала. И потом, ей завтра вставать рано.
– В смысле приболела? Чем? Почему ты мне сразу не сказал?
Вопросы градом посыпались на бедного Яранского. О том, чтобы рассказать жене, что случилось утром, не могло быть и речи. Пожалуй, это первый в их совместной жизни инцидент, о котором он не расскажет ей. Никогда. Это сложно, но ему надо держаться. Вадиму приходилось учиться врать на ходу, в быстром темпе. И, надо сказать, у него не плохо получалось. В общем, Лариса успокоилась на том, что у дочери лёгкая простуда, она прополоскала горло за сегодня уже пять раз с содой, и ничего страшного не произошло. Вечер прошёл за просмотром телевизора. Погретые в микроволновке котлеты так и отправились обратно в холодильник в том же количестве, потому что Яранскому кусок в горло не лез. Спать легли в двенадцать ночи, и в первый раз за двадцать один год брака Яранский не поцеловал жену перед сном. Не то, чтобы забыл, просто как-то был на неё обижен. За то, что он знает и пережил этот кошмар один, а она не знает ничего… Глупо, он ведь сам ничего не рассказал, наоборот, всеми силами пытался оградить от горя любимую женщину. Но иррациональное чувство всё глубже поглощало его с потрохами: как не справедливо, что он один должен "нести этот крест!" Она будет жить так же легко, как и прежде, а он – переживать и не находить себе места. На всякий случай Вадим встал и ещё раз сходил к спальне дочери и прислушался к её дыханию. Всё нормально. Ничего подозрительного. Лёг. Глядя на спящую жену, на её беззаботное и умиротворённое во сне лицо, он вдруг понял, что своими бредовыми мыслями сам роет пропасть между ними. Пока, конечно, только в уме. Но вот ведь сорвался на неё вечером! Ни за что. Под утро Яранского, наконец, сморил сон. Перед тем, как отключиться, он мысленно обозвал себя дураком, и решил, что завтра забудет всё, что ему привиделось относительно дочери и будет вести себя как обычно. Утро вечера мудренее.
Глава вторая
Будильник в комнате Анжелы прозвенел в шесть утра. Девушка встала, пошла в ванную. Яранский к этому времени уже не спал. Это Лариса была соней и использовала выходные чтоб поваляться подольше. А он – типичный жаворонок. А тут ещё сказался пережитый стресс, и Яранский пробудился уже в полшестого и лежал неподвижно, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Анжела пребывала в ванной комнате, как показалось ему, дольше обычного, и он тихонько встал и подкрался к закрытой двери. Стал прислушиваться. Внезапно дверь отворилась, и перед ним предстала дочь. Умытая и свеженькая. Она улыбнулась, и с укором посмотрела на него. Яранский ощутил себя каким-то шпионом, застигнутым врасплох в своём собственном доме. Даже покраснел. И виновато опустил глаза.
– Доброе утро, дочка. Как спалось? Горло прошло? Всё нормально?
– Нормально, – Анжела была не многословна.
– Что на завтрак будешь? – засуетился Вадим.
– Не знаю, – равнодушно ответила Анжела, – хоть яичницу. Да я сама приготовлю, иди.
Яранский вернулся в свою спальню. Естественно, о сне не могло быть и речи. Странно ведёт себя его дочь. Даже в щёчку его не чмокнула, как обычно. Только сейчас он вдруг подумал, что надо бы её показать врачу. Но какому? Неврологу или кардиологу. Что за странные потери сознания у неё? Вдруг такое повторится. Ладно. Попробует уговорить её посетить врача.
Не уговорил. Анжела пришла после института, предупредив его вопрос, сразу объявила, что чувствует себя хорошо, и ничего у неё не болит. И к врачу она не пойдёт.
Потянулась череда серых будней. Почему серых? Да потому, что в душе Яранского поселилась серая тоска. Она крепла и грызла его, будто крыса. В разгар весны всё вокруг виделось ему в тёмных красках: и деревья в ярко-салатовой листве, и тёплое солнце, и его любимая сирень в аллее перед домом. Ничего не радовало. На работу ходил механически, как-то спасал больных. Про путёвки в Египет, которые с того самого дня, когда у его дочери случился анафилактический шок, лежали в комоде нетронутыми, он даже не вспоминал. Злополучная книга "Секрет фараона" пылилась на верхней полке книжного шкафа, также недочитанная. Яранский видел, что в его семье медленно, но верно происходили перемены. Не в лучшую сторону перемены. Он, жена и дочь постепенно отстранялись друг от друга. Явных причин этому, вроде бы, не было. Жена несколько раз пыталась поговорить с ним.
– Вадим, скажи, что происходит? Я не понимаю, чем я тебя обидела? – спрашивала недоумённо Лариса.
– Дорогая, хватит придумывать. Я сам не понимаю, почему ты ко мне переменилась.
– Это я-то переменилась!? – обомлела Лариса.
– Ты, – невозмутимо продолжал Яранский. – То не так я на тебя посмотрел, то не так ответил, то, якобы, нагрубил.
Лариса ещё несколько раз заводила подобные разбирательства, которые оборачивались против неё же самой в итоге. И в один прекрасный день она просто замкнулась в себе и перестала его донимать. "Наверное, решила что я кого-то завёл" – подумал Яранский. И от этого ему стало ещё горче на душе. Он сильно любил жену, но теперь она сама как-то сторонилась его: спать ложилась то раньше, то намеренно позже. Яранский однажды попытался среди ночи приласкать Ларису, но она не отреагировала на его объятья, притворилась спящей. Это был провал, а потом они весь день не разговаривали.
Хуже всего было то, что Яранский однажды заметил за собой вот что: он стал следить за своей дочерью. Ругал себя за это страшно, но ничего поделать не мог. Анжела постепенно менялась. Просто становилась другой. Многие странности особенно бросались в глаза отцу. Во-первых, Анжела перестала разговаривать с ним на медицинские темы. Перестала ходить к нему на дежурства, как часто раньше бывало. Он спрашивал: "Дочка, ну как дела с учёбой? Какой зачёт сегодня сдавала?" Анжела отвечала уклончиво: "Все, какие надо, сдала. Пап, ну ты прям меня контролируешь, как школьницу. Вздохнуть не даёшь!" В общем, близость с дочерью куда-то подевалась. Во внешнем виде Анжелы тоже произошли изменения: она перестала краситься и носить платья. Все, сшитые ею самой наряды аккуратно висели на вешалках. Джинсы и кеды стали повседневной одеждой Анжелы. Причём, как показалось Яранскому, джинсы пригрязнились немного, но дочка не спешила их стирать, что вызывало недоумение. Волосы дочь носила распущенными, никакими заколками, резинками не пользовалась даже иногда. Всё чаще Яранский стал замечать, что от дочери пахнет табаком. Тут уж он смолчать не мог, и решил проявить строгость:
– Дочка, иди сюда. Есть разговор.
– Ну что опять? – возмущённо отозвалась Анжела.
– Когда ты начала курить?
– Я не курила.
– От тебя пахнет табаком.
– Просто я в лифте ехала с мужиком, а он прям возле подъезда только покурил и…
– Не надо врать. Это было не один раз.
Анжела поморщилась и сказала таким тоном, будто сделала одолжение:
– Уф, ну ладно. С девчонками пару раз покурила. Просто попробовать хотела. Только маме не говори. Ну что ты так вылупился? Расстреляй меня ещё за это!
Яранский не поверил своим ушам. Такой дерзости он не ожидал в принципе. Ему захотелось дать ей пощёчину, но он сдержался. Вместо этого схватил дочь за плечи и тряхнул что есть силы:
– Послушай, девочка моя, – отчеканил он, – я не знаю, что там происходит в твоей жизни, если не хочешь, не рассказывай. Но я требую к себе уважения! Ты поняла?
Анжела вырвалась и молча убежала в свою комнату. Хорошо, что Ларисы в тот момент не было дома. Когда она пришла, отец и дочь старались себя вести так, будто ничего не случилось.
С подругами Анжела как-то тоже стала редко общаться. Точнее, домой они к ним не приходили. Яранский слышал, как Анжела разговаривала с кем-то по телефону, и говорила извиняющимся тоном: "Вы уж меня простите, сегодня никак не получится. В следующий раз приду обязательно. Да, мне не здоровится. Всем привет передавай". Яранский сообразил, что так она вежливо отказывается куда-то идти со своими девчонками. И тут доктора осенило. Да! Точно! Как же он сразу не догадался? Она, наверное, рассталась со своим парнем. Вот в чём причина такого её поведения! Девочка переживает. Это же понятно. Тема деликатная, поэтому она ничего и не рассказывает. Яранский повеселел. Он твёрдо решил, что выяснит всё у самого Андрея. Парень ему нравился. Он был ровесником Анжелы и учился в политехническом. Встречались они недолго, месяца три. Несколько раз он бывал у них дома. Но как всё выяснить? Не разыскивать же мальчишку специально, чтоб спросить о том, что между ним и его дочерью произошло. Тогда Яранский решил подкараулить парня возле института, где тот учился, подойти, как бы невзначай, и завести разговор. В свете последних событий своё поведение уже не казалось ему странным. А вдруг дочь, на почве несчастной любви, что-нибудь совершит неадекватное? Вдруг она сейчас находится под чьим-то дурным влиянием, и её надо спасать. Вадим был готов на всё.
Выследить молодого человека дочери оказалось делом не таким-то простым. Во-первых, Яранский не знал его фамилии. Во-вторых, на каком курсе и в какой группе он учится. То есть расписание посмотреть тоже было нельзя. Да и политехнический институт, как оказалось, состоял аж из девяти корпусов, и возле какого здания караулить Андрея было не понятно. Тогда Яранский сообразил, что надо поотираться возле институтской столовой, вдруг парень в неё ходит. Два дня подряд Вадим приезжал к столовой, которая располагалась в подвальном этаже второго корпуса. По нескольку часов он ходил вокруг да около, заходил несколько раз внутрь. Не встретился ему там Анжелин друг. На третий день Вадим заметил, что на него стали оглядываться студенты. И продавщица-буфетчица как-то посмотрела с прищуром. Всё ясно, завсегдатаи столовки заподозрили неладное: странный дядька ходит туда-сюда который день подряд, шатается без всякой цели. Не дай бог, охранника позовут или вообще полицию. Что он тогда будет делать?
Яранский бросил затею со столовой. Стал напряжённо думать и вспомнил, как будучи у них в гостях, парень рассказывал, что играет в баскетбольной команде. Ага. Андрей был невысокого роста и не шибко мускулист. Значит, он не профессиональный спортсмен. Скорее всего играет он именно в институтской спортивной секции. Осталось дело за малым: найти корпус, где у них спортзал. Туда и идти узнавать про баскетбольную секцию. Это было не сложно. И вот он уже прохаживается возле восьмого корпуса взад-вперёд. Подошёл к компании ребят возле входа. Спросил, не знают ли они, в какие дни тренируется баскетбольная команда. Они знали, оказывается тренировка должна быть через час. И вдобавок студенты знали самого Андрея Варламова, второкурсника с архитектурного факультета. Яранский стал ждать. На улице стояла жара, слишком тёплым выдался май. И вот на горизонте показался чернявый паренёк в спортивном костюме и кроссовках и с большой сумкой через плечо. Это и был избранник его дочери. Яранский не медля устремился к нему.
– Здравствуй, Андрей, – начал он, протягивая руку.
– Здравствуйте, Вадим Александрович, – парень замедлил шаг и удивлённо посмотрел на Яранского.
– Мне надо с тобой поговорить об Анжеле.
– Да я и сам хотел бы поговорить о ней, честно говоря. Не знаю с чего начать.
Мужчины отошли в сторонку. Андрей достал бутылку воды, сделал несколько глотков. Видно было, что он взволнован. Яранский взял инициативу в свои руки:
– Понимаешь, с моей дочерью что-то происходит. Она очень изменилась в последнее время. Причин этому я не вижу. Вот и подумал, что может ты в курсе. Вы, случайно, не ссорились? А то у девчонок так бывает: парень обидит, а она обижена на весь свет, зло срывает, грубит, всё наперекор делает, будто хочет доказать всему миру…
– Да боже упаси, чтоб я её обидел! – прервал Яранского Андрей. – Всё как раз совсем наоборот! В общем, мы расстались ещё три недели назад. Это она так решила, а не я.
– Ну может ты что-то такое сделал, что она решила тебя бросить? – не унимался Вадим.
– Да в том то и дело, что ничего.
– Не могла же она вот так прям взять и бросить! Расскажи, пожалуйста, как она объяснила своё решение.
– Вадим Александрович, Вы ставите меня в неловкое положение…
– Перестань. Я пойму тебя как мужик мужика. Но тебе не понять мои отцовские чувства, мою тревогу за дочь. Я должен разобраться.
Андрей присел на корточки. Яранский тоже сел рядом и приготовился слушать.
– Ну ладно, – вздохнул парень, – дело было так: она перестала выходить на связь. Где-то месяц назад, примерно. Я звоню, она сбрасывает. Вообще трубку не берёт. Либо абонент недоступен. Короче, я устал ломать голову, и пришёл к вам во двор. Дождался, когда она выйдет из подъезда. Смотрю идёт такая крутая, вся в джинсе (не её стиль), в мою сторону даже не смотрит. Я крикнул: "Эй, девушка, обернитесь!" Реакции – ноль. Как шла, так и идёт. Тогда я за ней побежал, и на углу дома ей путь перегородил. Она мне говорит: "Чё надо?" Я не понял. В глаза ей смотрю и говорю: "Анжелка, ты чего? Заболела что ль?" Она: "Освободи дорогу". Я её за плечи схватил и говорю: "Дорогая, ну поприкалывалась и будет! В чём дело-то?" А она мои руки убирает и одно твердит: "Отпусти, мне по делам надо. И больше не приходи." Я опять не в понятиях: "Не уйду, пока ты мне не объяснишь, чем я тебя обидел. Я что последний человек в твоей жизни? Я твой жених в конце- концов! Или ты забыла, как говорила, что любишь? Что мечтаешь, чтоб у нас было общее будущее, чтоб после института мы свадьбу сыграли красивую. Забыла?" А она вырвалась из моих рук, и с такой ненавистью в глазах прокричала: "Забудь обо мне и всё! И не важно, что я тебе сгоряча говорила! Может я голову потеряла от страсти, а теперь мои глаза открылись! И вообще, я тебя никогда не любила. У меня другой есть. Понял? И не смей меня хватать и преследовать! Неужели это так трудно понять?!" Я уж слово в слово не помню, что она говорила, но что-то вроде этого. Она убежала, а я так и остался стоять оплёванный. Такого унижения я ещё никогда не испытывал.
Яранскому стало жалко Андрея. Но теперь в голове у него что-то стало проясняться. Всё верно. Дочь нашла другого. И этот другой плохо на неё влияет. Ничего, Яранский отыщет и его. Главное, чтоб это был не какой-нибудь сектант или вербовщик в террористы. Мало ли… В общем, надо торопиться. Как же жаль парня… Дочка ему разбила сердце, да как некрасиво получилось всё.
– Я пойду, пожалуй, – стал прощаться Андрей.
– Парень, ты прости, пожалуйста, мою дочь. Анжела, видимо, попала под дурное влияние. Я обещаю во всём разобраться, и поговорю с ней. Она должна перед тобой извиниться за свой поступок. Она ведь могла поговорить с тобой по-человечески. На самом деле моя дочь не такая.
– Знаете что? Не надо ей передо мной извиняться. Я не представляю, как смогу её простить. Даже если прощу, не смогу забыть. Лучше уж я сейчас переболею. Лишь бы она счастлива была со своим новым другом.
Андрей развернулся и быстрым шагом направился в спортзал. Яранский был всецело согласен с парнем. Но, что бы девочка не натворила, она его дочь! Его кровиночка. И любить её он не перестанет. Следующим шагом предстояло разыскать нового молодого человека Анжелы. Всё разузнать о нём, и попытаться отобрать у него свою дочь! Яранский был полон решимости. Разгадка уже близко.
Глава третья
– Анжела, нам надо поговорить, – начал Яранский смело. Сейчас, как ему казалось, самое время для откровенного разговора. Вечер. Лариса на дежурстве. Их с женой, кстати, главврач с прошлого месяца стал в разные смены ставить. Наверное, Лариса попросила. Но так даже лучше. Им в последнее время стало не о чем разговаривать. Лариса ходила обиженной и хмурой, и неизвестно, что она себе напридумывала. В обществе друг друга они стали испытывать неприятную неловкость. Ну ничего. Скоро всё разрешится и встанет на свои места. Анжела станет прежней любящей дочерью. Он попросит прощения у жены, и объяснит ей, что всё это время только тем и занимался, что распутывал клубок странных событий, происходящих с их дочерью. И что на самом деле никого у него нет, и любит он только её. Она его, конечно же, простит. Но это – потом. Сейчас главное – установить контакт с дочерью.
– Анжела! Я к тебе обращаюсь. Нам надо поговорить, – повторил Яранский.
– Мне – не надо, – огрызнулась Анжела.
– Я на днях встретил Андрея. Он мне рассказал, как ты с ним обошлась. Может объяснишь, в чём парень перед тобой провинился? И с кем ты теперь встречаешься?
– Да не обязана я перед тобой отчитываться. Мне уже девятнадцать. С кем хочу, с тем и встречаюсь. Не лезь в мою жизнь. И вообще, ты что за мной следишь?
– Совершенно верно, ты не обязана. Но, как твой родитель, я имею право знать. Я за тебя беспокоюсь. Посмотри, на кого ты стала похожа.
– Я – нормальная!
– Да ты, кажется, забыла, когда голову последний раз мыла! Стала неряхой и грубиянкой!
Анжела вскочила с кресла и почти закричала:
– Да что вам всем от меня надо?! Что вы пристали! Жизни спокойной нет! Может, мне жить отдельно от вас?! Этого ты добиваешься? Чтоб я ушла?
Яранский обалдел от услышанного. Он, наверное, перегнул палку. Ещё не хватало, чтоб дочь выполнила задуманное. Тогда уж точно они потеряют её навсегда. Он мгновенно взял себя в руки и сказал настолько спокойно, насколько сумел:
– Дочка, я погорячился , – он подошёл вплотную к девушке и обнял её за плечи. – Просто ты так изменилась в последнее время, и мы с мамой волнуемся, пойми. Не надо никуда уходить, мы ведь ради тебя живём. Ну почему бы тебе не пригласить к нам своего парня? Мы бы познакомились.
– Да нет у меня никакого парня, папа! – со слезами на глазах прокричала Анжела. – Тут другое!
– Что?
Девушка вырвалась из отцовских объятий и отвернулась.
– Не спрашивай пока ни о чём. Просто поверь, что я… Что… В общем, ничего страшного со мной не случилось. Я скоро всё расскажу. А сейчас я спать хочу, устала. Прости, пап.
После этих слов Анжела ушла в свою комнату и выключила свет.
Яранский немного успокоился. Но не надолго. Прошла неделя, а дочь ничего так и не рассказала. И вот однажды случилось нечто, что заставило Вадима прямо таки схватиться за голову.
Четверг. У него выходной. Выходной был и у Ларисы. Вся семья была дома. Дочь сидела у себя в комнате за столом. Вроде бы, ничего особенного. Яранский подошёл к ней сзади, поинтересовался, будет ли она обедать. Нет. Сказала, что готовится к зачёту. Яранский глянул через плечо Анжелы. Взгляд упал на учебник анатомии. 418-я страница. Через полтора часа отец снова заглянул. Анжела сидела в той же позе над книгой…, раскрытой на той же странице. Но даже не это напрягло Яранского. Он как-то смутно почувствовал что-то странное. Что? Он не мог понять. Какое-то внутреннее беспокойство и дискомфорт ощутил. Вернулся в зал, включил телевизор. Почему-то вспомнились свои институтские годы. Вспомнил свою группу. Их было семнадцать студентов. Девчонок больше. И однокурсницу, в которую был страстно влюблён. На душе потеплело от воспоминаний юности. Прошло уже двадцать семь лет с той поры как он был первокурсником и сдавал свою первую летнюю сессию. Вспомнил, как сдавал зачёт по анатомии, после которого у него даже дёргался глаз. Так трудно давалась ему анатомия, всю ночь не спал перед решающим днём, готовился. Эврика! Его осенило. Так вот в чём загвоздка. Одновременно и легко, от того, что понял, и страшно, от того, что из этого следовало. Точно! У Анжелы учебник был открыт на теме : "Симпатическая и парасимпатическая нервная система". Она сказала, что учит. Но этого не могло быть! Нервную систему, Яранский ясно вспомнил теперь, проходят в четвёртом семестре, а никак ни во втором! У него холодок пробежал по коже. Он понял истину: Анжела в институт не ходит.
Он сидел в кресле перед телевизором и не знал, что ему делать с его догадкой. Надо всё выяснить. Вдруг он заметил, что Лариса куда-то собирается.
– Ты куда? – спросил он.
– Так, прогуляться.
– Может, вместе прогуляемся?
– В другой раз , – ответила жена равнодушно. – Мне ещё надо по делам кое-куда.
– По каким ещё делам?
– У меня что своих дел не может быть?
– Как меня достала вся эта недосказанность! – сказал Яранский с обидой. – У всех вдруг появились какие-то свои дела. Что я, посторонний что ли? Нельзя мне сказать, куда ты уходишь?
– У себя спроси, почему это произошло, что никто не хочет с тобой ничем делиться.
– Ах, значит во мне дело? – Яранский вышел в коридор, где Лариса красила губы перед зеркалом, уже одетая в лёгкую ветровку.
– Приду вечером.
– Не пущу! – Яранский решил "пойти ва-банк", и встал в проёме входной двери.
– С ума сошёл?! – возмутилась Лариса, – Отойди немедленно! А то я опоздаю, мне к четырём надо успеть…
– Куда успеть? – не унимался Вадим. – Ты – моя жена, и я должен знать.
– Уф, ладно. К психологу. Понял? Я хожу к психологу. Хочешь, пошли вместе. Что застыл?
Яранский действительно застыл на месте неподвижно. Если бы она сказала, что идёт к любовнику, он бы, наверное, меньше удивился.
– У тебя что, деньги лишние завелись? – наконец ответил Вадим, не придумав ничего лучше. – Зачем к психологу?
– А что это так странно в нашей ситуации? – взвилась Лариса. – В доме поговорить не с кем: одна огрызается, чуть что, и шарахается от матери, как от врага, другой молчит как рыба. Что ни скажу – всё не так. Надоело!
– Ларис, ну может нам вместе…
– Короче, потом всё. Я опаздываю. Пока!
Да… Не думал Яранский, что так далеко всё зайдёт. В общем, он решил, что вечером, во что бы то не стало, поговорит с женой начистоту. А сейчас у него есть одно дельце. Ему предстояло выяснить, действительно ли его дочь бросила институт. ВУЗ, в который так мечтала с детства попасть, куда так тщательно готовилась, и выдержала конкурс шесть человек на место. Впрочем, так просто не узнать. Это не школа, где ребёнок под контролем учителя, который позвонит родителям в случае чего. В медицинском у них каждую пару ведёт другой преподаватель. Разные кафедры ежедневно. Ну ничего. Он просто пойдёт в деканат со своим паспортом, попросит секретаря посмотреть по компьютеру, когда и на каком занятии его дочь появилась в последний раз. Он подспудно знал, что ему скажут.
Через час доктор уже стоял у дверей деканата. Стал вспоминать, не работает ли тут кто-то из его прежних знакомых. Так и не вспомнил никого. Декан, как назло, был в отъезде, и пришлось общаться с секретарём. Пышная женщина в круглых очках на пол-лица никак не хотела давать Яранскому никакой информации. Наверное, ей просто было лень ковыряться в документах и что-то искать. Вадим сидел напротив неё в крохотной комнатушке и упрашивал:
– Пожалуйста, я ведь не прошу ничего сверхъестественного. Просто посмотреть, посещает ли моя дочь институт.
– Поймите мужчина, – отвечала секретарша безапелляционным тоном, – мы не даём информацию о наших студентах третьим лицам. Это запрещено.
– Да какое я третье лицо? Я – отец. Вы мой паспорт посмотрели, не так ли? Я ведь Вас не прошу мне врачебную тайну раскрывать. У Вас дети есть? Понимаете, если б Вы сами подозревали, что ваш ребёнок прогуливает, как бы Вы поступили?
Наверное, дети у неё были, поэтому она всё же "вошла в положение" и сказала:
– Ну, хорошо. Ещё раз, как фамилия?
– Яранская Анжела Вадимовна. Лечебный факультет. Первый курс. Пятая группа.
Секретарь декана сначала тыкала по клавиатуре и напряжённо всматривалась в монитор, затем полезла в шкаф с железными дверцами за своей спиной, достала толстую папку с надписью: "Леч. фак. 2015г" и извлекла из неё дело (по другому не назовёшь) с данными его дочери.
– Так. Яранская А. В. Значит так, – секретарша многозначительно посмотрела на Вадима, – она написала заявление на академ. отпуск.
– Академический отпуск?
– Да.
– Не понял, зачем?
Повисла пауза.
– А Вы знаете, я ведь припоминаю её, – вдруг сказала женщина, – заявление написано всего неделю назад, десятого мая. Точно, приходила девушка такая патлатая, чёлка длинная, аж глаз не видно. Она?
– Да, это она.
– Так вот. Дело в том, что история такова: к декану приходил староста их группы, и поставил в известность, что Яранская уже месяц не посещает занятия. Однокурсники звонили ей, но она то трубку не брала, то говорила, что болеет. Тогда меня заставили её разыскать и вызвать. Я дозвонилась до девочки и велела явиться. Она пришла и сразу написала заявление на академический отпуск по беременности. Заявление ещё не подписано, так как справки от врачей ещё не предоставлены. Она здесь недолго была, как-то быстро написала, сказала, что пройдёт медосмотр и принесёт. Я её только по чёлке длинной и запомнила.
– Стойте. Как по беременности?
– Так.
– А почему же нам ничего не сообщили? – обескураженно спросил Яранский.
– Мужчина, вы себя-то послушайте. Что не сообщили? И с какой стати? Здесь не садик, все студенты – взрослые люди. Они спят друг с другом, не поверите! И кто-то беременеет от этого. Удивлены? Напрасно. У нас за второе полугодие 2016 года с первого курса шесть девушек академ. оформили по беременности. Ещё столько же продолжают учиться. Родят и сразу на учёбу. Ничего необычного.
– Понял. Извините за беспокойство. Последний вопрос. А какого числа моя дочь последний раз была на занятиях?
– Ой, ну какое это имеет значение?
– Пожалуйста, гляньте.
– Это придётся расписание открывать… И потом, здесь в программе не фиксируются пропуски. Это надо созвониться с преподавателем…
– Ладно, не надо. Спасибо, итак помогли. Просто распечатайте мне её расписание за прошлый месяц, я сам с преподавателями поговорю.
Секретарша благодарно вздохнула, так как ей не придётся больше предпринимать никаких усилий, распечатала на принтере расписание пятой группы первого курса лечебного факультета и отдала незадачливому папаше.
Яранский вышел из деканата и направился в сторону дома. Решил пройтись пешком, чтоб подумать. Идти предстояло примерно минут сорок через городской парк. Погода была предрасполагающая к прогулке: лёгкий майский ветерок приятно обдувал лицо, на небе ни облачка, вокруг щебетали суетливые воробьи, играя в сочной зелёной траве.
Значит, его дочь беременна. Всё так просто. Вот откуда такие перемены настроения. Это гормональная перестройка организма, только и всего. Ну и слава богу. Забеременела и боится сказать родителям, вот дурочка. Ничего, ребёнка родим и вырастим. Замуж потом выйдет. А может отец Андрей? Он, видимо, наврал Яранскому, что Анжела его бросила. А он-то, глупый, поверил, ещё жалел парня. Всё прояснилось. Он был рад. Даже ругать дочку не будет.
Яранский завернул в ворота парка. Решил срезать путь и пошёл не по асфальтовой дороге, а по узенькой тропинке вдоль густых декоративных кустов. И тут ему пришлось остановиться. К скамейке, что располагалась в аккурат за кустом, с обратной стороны которого он стоял, направлялась его дочь. Яранский присел на корточки и притаился. Анжела села на эту скамейку, получилось, к нему спиной. Она стала играть в игру на телефоне. Явно, кого-то ждёт. Интересно. Яранский находился буквально в метре от скамейки, он старался не шевелиться. И в который раз за последнее время он почувствовал себя идиотом. Через пять минут к скамейке подошла его жена и села рядом с дочкой. Он узнал её по голосу. "Ну что ж. Послушаем. Надо же, договорились встретиться без меня… Что-то скрывают от отца. Бессовестные!" – со злостью подумал Вадим и навострил уши.
– Доченька, спасибо, что ты пришла, – начала разговор Лариса, – выслушай меня, пожалуйста.
– Мам, боюсь, мы зря теряем время.
– Не зря. Ответь прямо, что происходит?
– Ничего. Вы с папой сговорились что ли?
– Нас тревожит твоё поведение. Я не хочу тебя ни в чём обвинять. Мы с тобой всегда были подругами, всё рассказывали друг другу. Я чем-то тебя обидела? Разве я не имею право знать? Я же твоя мама.
– Мама, ты ни при чём. И отец тоже. Просто… Я не могу рассказать. Пока не могу. – виновато ответила Анжела.
– Может ты…
– Я не наркоманка, и не беременна.
– Точно?
– Да.
– Ну даже если у тебя появился какой-то секрет, разве это повод так холодно относиться к матери? Ты не говоришь со мной, уворачиваешься, когда я хочу тебя поцеловать или обнять. За весь день, что я на работе, даже не позвонишь ни разу. Будто я тебе чужая.
И вдруг Анжела заплакала.
– Мамочка, прости меня. Я всё-всё расскажу вам с папой. Только дай мне немного времени.
– Не плачь, доча, прошу.
– Я вижу, что извела вас, но вы ведь не поймёте! – вскричала Анжела с досадой в голосе.
– Мы всё поймём и поможем тебе, обещаю, дочка. Мы же – семья!
– Нет, не могу. Иди домой, мам. Я поздно сегодня приду.
Анжела встала и быстро ушла куда-то в сторону автобусной остановки. Яранский еле сдержался, чтобы не выйти из своего укрытия и не обнять свою бедную жену. Он дождался, когда Лариса уйдёт, и только потом сам медленно направился домой.
Глава четвертая
Было около семи часов вечера. Вадим устало направлялся в сторону дома. Мысли его путались. Версия с беременностью дочери, судя по услышанному им разговору, не подтвердилась. Но Анжела и ему и матери чётко ведь дала понять, что она просто не может рассказать, что с ней происходит только потому, что её, якобы, не поймут. Что же это может быть? Секта? Клуб самоубийц? Проституция? Или она совершила преступление? Убила? Украла? В общем, Яранский понял одно: он смертельно устал. Устал мучиться в догадках, устал от напряженной обстановки в семье, устал от неизвестности. И сейчас ему хотелось одного: расслабиться. И уснуть. Поэтому перед приходом домой он купил в местном магазинчике 0,5-литровую бутылочку коньячка, лимончик, плиточку молочного шоколада и мультифруктовый сок. Он не исключал, что супруга тоже захочет к нему присоединиться, так как, он понял, она находится не в лучшем положении, чем он сам.
Лариса была уже дома, она готовила ужин. Вскоре на столе появились две тарелки с макаронами "по-флотски", салат из свежих овощей и две чашки чая с лимоном. Жена сухим официальным тоном пригласила Яранского к столу. Он сел и тут же заметил:
– Я тоже лимон купил.
– И что?
– А то, что не только лимон.
– Ну, доставай!
– Ну, достану! – подыграл Яранский. Он вдруг почувствовал тёплые нотки в голосе супруги и решил на основании этого, что, возможно сегодня они помирятся. "Надо же, догадалась, что я выпивку купил. Не зря говорят, что муж и жена – одна сатана," – подумал он, но сразу понял, что эта поговорка всё же о другом. Но неважно. Он встал и пошёл к своему пакету, оставленному в коридоре возле вешалки. Пока шёл (секунд пять) у него разыгралось воображение. Точно! Сегодня он помирится с Ларисой. Он готов извиниться перед ней за своё поведение. И доктор уже даже представил обнажённую жену, её пухленькое тёплое тело в своих объятьях под одеялом. Да! Целый месяц он к своей законной жене даже не прикасался, идиот! Как же он теперь её хочет, оказывается!
Яранский откупорил бутылку "Арарата", разлил по пятьдесят грамм и настроился на весьма приятный примирительный вечер. Лариса, как ему показалось, была тоже не против такого развития событий, хотя кто их знает? Этих женщин. Поэтому он решил сразу уж не расшаркиваться, а понаблюдать за ней немного.
– Ну, за что выпьем? – начал он, поднимая рюмку и глядя в глаза Ларисе.
– Вадик, я смотрю у тебя весёлое настроение. Оно как-то не вяжется с происходящими событиями.
– Давай сперва успокоимся, – предложил Ярнский , – и выпьем. А потом продолжим разговор. – Его игривое настроение моментом улетучилось.
Супруги подняли рюмки, чокнулись и одновременно залпом осушили их. По телу доктора разлилось приятное расслабляющее тепло. В мозгу прояснилось, и он решил не отступать.
– Что сказал психолог?
– Не важно.
– Вот, и я говорил, что глупо ходить туда, только деньги тратить. Ты шоколадку-то ешь, дорогая.
Лариса распаковала плитку молочного шоколада и отломила кусочек.
Яранский продолжал:
– А где дочь? Пришла уже?
– У себя закрылась. Уши наушниками заткнула.
– Ясно…
– Что тебе ясно? – в голосе женщины появилось раздражение и тревога. – Если тебе всё, как ты говоришь, ясно, поделись со мной. А то вы оба, как с цепи сорвались последнее время.
Лариса сама наполнила рюмки коньяком, и оба супруга выпили по второй.
– Вадим! – напористо продолжала Лариса, едва сжевав лимонную дольку. – Ты что-то знаешь? Скажи мне, что происходит? Я так не могу больше жить. Ты должен, просто обязан мне всё рассказать! Я же чувствую, что что-то случилось. Что происходит с нашей девочкой? В неё будто бес вселился.
– Не бес, – на пороге кухни стояла и слушала их разговор дочь. Когда она подошла никто не заметил. Её слова прозвучали как будто откуда-то из глубины колодца, глухо и нечётко.
Яранские повернулись к Анжеле. Она стояла, облокотившись о косяк двери, в своих не первой свежести джинсах, чёрной футболке навыпуск, с растрёпанными засаленными волосами. И очень отдалённо напоминала их прежнюю доченьку. Такую милую, родную, ласковую и красивую.
– Что? – переспросил Яранский недоумённо.
Анжела подошла. Она не стала садиться рядом с отцом на свободное место на диванчике, а пододвинула к столу табурет и села напротив обоих родителей. Лариса первая сориентировалась.
– Ну вот и славно. Раз мы все, наконец, собрались за общим семейным столом, пора расставить все точки над "I". Доча, ты ничего не хочешь нам рассказать?
– Хочу, – твёрдо ответила Анжела, – давно пора.
Яранские уставились на неё. Голос дочери звучал так, будто это они, Яранские, виноваты в том, что происходит с ней. В её голосе звучал вызов. И уверенность. Повисла пауза. Анжела тяжело вздохнула. Ей явно требовалась смелость, либо она не знала, с чего начать.
– Ну? – Яранский стал смотреть в упор на дочь. – Рассказывай. Не бойся, мы твои родители. Что бы не случилось, мы тебя поддержим.
– Да, папа прав. Мы поможем и всё поймём, – добавила Лариса.
– Точно поможете? Обещаете? Даже если это будет что-то невероятное? И очень трудное? – спросила Анжела. В её голосе Яранский вдруг услышал нотки надежды. И мольбы о помощи, а вовсе не упрёк и не вызов. "Бедная девочка, совсем запуталась, наверное. И всё равно поняла, что лучше обратиться к родителям", – подумал Вадим. Он решил, что сделает всё для неё. Чего бы ему это не стоило.
– Конечно обещаем, – вступила Лариса, – что родители не сделают для своего ребёнка?
– Для своего ребёнка… – Анжела потупила взор.
– Дочка, рассказывай! – Лариса пыталась сдержать волнение.
– Ладно. Сейчас вы узнаете всё. Только пускай сначала расскажет он, – сказала девушка, кивнув в сторону отца.
Яранского обуял какой-то мистический ужас. Он сразу понял, о чём речь.
– О чём? – тихо переспросил Вадим. Он увидел краем глаза, как на него смотрит жена. Кажется, она готова была вытрясти из него всю правду голыми руками, если б он сам не решился. У самого глаза забегали, как у нашкодившего первоклассника. Он не на шутку испугался.
– О том, что произошло месяц назад с лишним. Когда ты оживил меня. Вернул с того света.
Лариса посмотрела на Анжелу, как на ненормальную:
– Дочка, что ты такое говоришь?
– Уф… Никакая я вам не дочка. Я – другой человек. Не она я, понимаете? Пусть он расскажет, потом я всё объясню.
Супруги Яранские изумлённо уставились на Анжелу. Вадим ощутил нервное подёргивание правого века. Лариса посмотрела на мужа и строго сказала:
– Мне кажется, я слышу какой-то бред. Или сошла с ума я, или вы оба. Объясните же наконец, что произошло?!
Яранский понял, что обстановка накалилась до предела. Ладно! Сейчас или никогда. Тот день он помнил до мельчайших подробностей, он всё пытался забыть о пережитом, всё убеждал себя, что его дочь просто потеряла сознание тогда, а он её реанимировал по всем правилам медицины. А в памяти всё всплывала картина мёртвого неподвижного тела дочери, лежащего на диване в позе солдатика, а он над ней, читающий заклинание на непонятном языке в полумраке гостиной. Яранский выпил, не дрогнув, ещё рюмочку для храбрости и начал:
– Милая, я не мог тебе раньше этого рассказать. Ты бы не поверила, ты бы переживала… В общем, не представляю, что бы было, если бы ты узнала…
– Хватит уже! – прервала Лариса ненужную прелюдию.
– Так вот, – Яранский набрал в грудь побольше воздуха, чтобы суметь рассказать всю историю на одном дыхании, как можно быстрее, – Ларис, в тот день, когда я ездил за путёвками в турагентство, это и произошло. Ты к маме ездила до вечера. Пока тебя не было, Анжеле стало плохо. У неё случился анафилактический шок. Понимаешь? Она выпила новый антибиотик, сама купила и выпила. Я не успел её остановить, и это случилось. Она упала, потеряла сознание, чуть не задохнулась. Я её откачал. Преднизолон вводил, искусственное дыхание делал… А она всё была без сознания. Не помню даже, сколько времени. Я сам в шоке был, нервничал. Потом она открыла глаза. Я обрадовался, что дочка пришла в себя. Она спать сильно захотела, но это и понятно. Организм боролся. Стресс и всё такое. Потом ты пришла, вроде бы, ничего не заметила. Я хотел тебе рассказать, но боялся. Войди в моё положение и прости…
– Ну, допустим, не совсем так всё было… – встряла Анжела.
– Да, чуть не забыл. Я ещё в книге своей какое-то заклинание нашёл и прочитал, в тот момент, когда Анжела без сознания была. Вот глупость… Оно, там написано, магическое. От всех болезней… – Яранский хохотнул.
– Ты идиот?! – вскричала Лариса. – Какое заклинание, какая книга?! Почему ты не вызвал "скорую" ?
– А потому и не вызвал, – спокойно проговорила Анжела, – что поздно было вызывать. Смерть наступила мгновенно. И доктор сделал всё, чтоб вернуть к жизни девушку. Даже, спустя час после трагедии, провёл над её телом магический ритуал. Но, впрочем, это не важно. Никакой ритуал тут не при чём. Я – не ваша дочь. Анжела умерла ещё месяц назад. Я – другой человек, другая душа, которая пришла в её тело. Вернее, пришёл. Вы готовы меня слушать дальше?
Супруги молча смотрели на девушку широко раскрытыми глазами. На не их, как оказалось, дочь. В голове Яранского не укладывалось, как может быть правдой то, что он только что услышал. По лицу жены он понял, что та собирается не то впасть в истерику, не то потерять сознание. Несмотря на выпитое, Вадим чувствовал себя трезвым, как стекло.
– Та- а- к, – протянула Лариса. Она встала из-за стола и стала ходить взад-вперёд по кухне. Оказалось, дара речи она, в отличие от мужа, не потеряла. – Это какая-то игра? Дочка, ты в своём уме?
Анжела была неумолима:
– Лариса и Вадим! Вы очень хорошие, добрые люди. Я должен объясниться. Выслушайте меня, пожалуйста, не перебивая. Молчать я больше не могу.
– Стоп! До меня дошло! – вдруг вскрикнул Яранский. – Да у тебя просто шизофрения. Раздвоение личности. Как я раньше не догадался!? – Доктор вскочил, потом сел. Затем пододвинулся к дочери вплотную и обнял её за плечи. Он заговорил твёрдо и внушительно, глядя ей в глаза: – Анжелка, родная, тебя надо лечить. Понимаешь? Давай в клинику ляжем, а? Я найду лучших психиатров, психологов, кого надо – всех найду. Ты только не отказывайся, хорошо? Осознай, что ты – больна.
Девушка резко встала:
– Если я ещё раз услышу такое, я сразу, прям сейчас уйду и всё! Никогда меня не увидите больше! Обещали же помочь, а сами? В психушку меня сдать хотите! Это вы осознайте, наконец, что в жизни может происходить иногда то, что кажется невозможным. Просто поверьте!
– Ладно, давайте без эмоций, – предложила Лариса. – Мы тебя готовы выслушать, дочка. Обещаю, что мы не будем перебивать и попытаемся понять… Успокойтесь же все.
Супруги сели на свои места. Анжела налила себе стакан воды, отпила половину, приготовившись к долгому повествованию. Она села снова напротив Яранских и помолчала некоторое время. А потом вот что поведала:
– Меня зовут Рамиль Садыков. Вы простите, если я буду груб или резок. Начну сразу с главного: ваша дочь уже месяц как на небесах… Она погибла от аллергии тогда, в апреле. Её душа покинула это тело. Если вы верующие люди, то должны знать, что тело бренно, а душа вечна… О том, как это произошло я расскажу чуть позже, а пока главное: я здесь, чтобы спасти от смерти мою дочь. На самом деле, я умер в декабре 2015 года. Чтоб вы не сомневались, что слышите правду, я докажу. Принесите, пожалуйста, ноутбук.
Лариса встала и сходила за ноутом в зал. Девушка, назвавшаяся Рамилем, включила компьютер и в поисковой строке Яндекса набрала: "Торговый центр "Радуга" ". Через одну секунду Яранские увидели на странице множество сайтов по данному запросу.
– Ну вот, например, – сказала Анжела (или парень Рамиль?), кликая на первый же попавшийся сайт. Супруги уставились на экран и стали бегло читать. Сначала шла речь о сети магазинов оптово-розничной торговли под названием "Радуга" (они действительно заполонили весь их город) и о двух крупных торговых центрах, пятиэтажных гипермаркетах с одноимённым названием. Затем была небольшая заметка о новом современном кинотеатре, расположенном в спальном районе. В конце статьи некролог : "03.12.2015г после продолжительной болезни скончался владелец торговой сети "Радуга" Садыков Рамиль Хасанович, предприниматель, общественный деятель, меценат. Рамиль Хасанович принимал активное участие в жизни города, занимался благотворительностью. Рамиль Садыков не дожил до своего 34-летия всего одной недели. У бизнесмена остались жена и пятилетняя дочь". Дальше следовали соболезнования от редакции газеты, из которой была статья. Внизу страницы порядка десяти фотографий самого Садыкова в окружении семьи, на каких-то встречах. Яранский увеличил фото. С экрана на него смотрел видный молодой парень с ярко-выраженной мусульманской внешностью. Под ёжика стриженые чёрные волосы, заострённая короткая бородка, выступающие вперёд скулы, монголоидный разрез глаз. Чёрных глаз. "Какое волевое лицо", – подумал Вадим.
– Это – я, – коротко произнесла девушка.
– Это неубедительно, – еле слышно ответила Лариса.
– Ну ладно, – сказала "Анжела", и пальцы её забегали по клавиатуре, – вот глядите. Это – соцсеть "Одноклассники". Набираем логин…, пароль…, и – уаля! Мы вошли на мою страницу! Вот мои фото, вот друзья… Моя страница не удалена с сайта. Как бы посторонний человек смог попасть в мой аккаунт?
Вадим с Ларисой переглянулись. Яранский видел, что лицо жены бледное, как полотно. Она дрожала. Яранский не осмелился обнять её.
– Всё что ты говоришь, дочка, похоже на сумасшествие, – произнёс Яранский.
– Дочка, дочка… ! Ну услышьте же меня, наконец! Я понимаю, вам трудно смириться с тем, что Анжелы больше нет. Но это правда.
– Да ни один нормальный человек не поверит в такое! – вскричала Лариса с горечью в голосе.
– Хорошо. Тогда слушайте.
Тут из уст девушки полилась незнакомая речь. Это были какие-то стихи на нерусском языке. Речь произносилась с выражением и нараспев. Минуты через три девушка перешла на русский:
– Это – суры из Корана. Мои родители – деревенские. Они очень набожные люди, истинные мусульмане. Они заставляли меня изучать Коран на нашем родном татарском языке. Скажите, ваша дочь знала татарский?
– Нет, – тихо ответила Лариса и из её глаз брызнули слёзы.
"Ну вот, хоть какая-то эмоция проявилась", – подумал Яранский. Сам он, конечно, не верил в весь этот бред. Хотя, где-то на задворках ума возникла картина того самого кинотеатра, современного, облицованного зеркальной плиткой с неоновыми огоньками по периметру крыши. И ещё всплыл в памяти рекламный щит на проспекте Космонавтов с изображением улыбающегося бизнесмена, держащего на руках упитанного младенца, и надписью сверху : "Подари жизнь". Не зря лицо в компьютере, лицо Рамиля, показалось ему знакомым. Просто он не знал и никогда не интересовался элитой города. Знать не знал, кому принадлежат все эти магазины, бизнес центры, рестораны и так далее. Ну ничего, он потом всё переосмыслит, а сейчас главное – не довести жену до инфаркта!
А безжалостная их ненастоящая дочь всё не унималась:
– Послушайте! Вам придётся мне поверить! Ну вы что же, совсем атеисты что ли? Сейчас я объясню главное: зачем я здесь. Зачем я нахожусь в теле Анжелы. Как я в него попал, расскажу позже. Я здесь для того, чтобы спасти мою дочь! Мою родную дочь. Дело в том, что я не просто умер от болезни. Меня убила моя жена. Она меня отравила. Я узнал об этом слишком поздно, когда умер. То есть, когда умерло моё тело. Тело молодого парня, которого буквально за месяц высушила болезнь. Вернее, яд. Когда ты попадаешь за черту, тебе всё открывается. Каково же было моё изумление, когда я увидел, что это со мной сотворила моя любимая жена! Она это сделала для того, чтоб получить наследство. Я ведь владею не только кинотеатром, всеми этими магазинами и развлекательными центрами. У меня есть недвижимость в Нью-Йорке, Лондоне и на Гоа. Не говоря уж о России. В общем, теперь жена захочет избавиться от дочки. Сразу она этого не сделала, так как было бы подозрительно, но прошло полгода.
Яранский так увлёкся рассказом, что забыл, о том, что находится в весьма странной и жутковатой ситуации. Он спросил:
– Так зачем же ей это нужно? Она ведь итак могла пользоваться всеми этими благами. Да и как она может угрожать своей дочери?
– В том то и дело, что Альфия – не родная дочь Роксаны. Родная мать девочки умерла при родах. Дело в том, что, как я уже говорил, мои родители и родители моей первой жены ортодоксальные мусульмане. Мать с отцом сами нашли мне невесту. По своему вкусу. Не важно, что я давно жил сам по себе, занимался бизнесом. Меня поставили перед фактом: так принято и всё. Я не привык ослушиваться родителей. Мог бы, но не захотел. Маму не хотел огорчать. И женился на восемнадцатилетней Зарине. Я уважал её, но был равнодушен, как к женщине. Когда жена забеременела, моему счастью не было предела. Я любил своего ребёнка с того момента, как узнал о нём. Жена расцвела, будучи в положении. Я даже стал смотреть на неё другими глазами. Но случилось страшное: родственники настояли, чтоб рожала Зарина дома. Я был категорически против, но роды начались раньше срока. В тот день я был в командировке. Из Москвы смог прилететь лишь на следующий день. Пока меня не было, домой пригласили акушерку, которая приняла мою девочку. Но у жены началось кровотечение, и до больницы её не довезли. До сих пор не простил я родне смерти Зарины. По их вине моя дочь осталась сиротой. Отец с матерью уговаривали меня оставить её жить с ними в деревне, но я не согласился. Не хотел, чтоб её воспитывали в строгих мусульманских традициях, как меня. С самого рождения у Альфиюшки были няни. А она всё о маме мечтала. И когда ей было четыре, я познакомился с Роксаной. Мне прямо крышу снесло от такой красоты. Я влюбился впервые в жизни. Решил, что будет моей эта женщина, чего бы мне это не стоило. А ей, оказалось, только деньги мои нужны были. Поженились мы через два месяца. Надо отдать должное, хорошей она была мачехой для моей дочки. Та её полюбила, как родную маму. Я летал от счастья, когда наблюдал, как они играют вместе, целуются, обнимаются. И со мной Роксана была ласкова и заботлива. Я ничего не замечал… И не предполагал, что за змею пригрел… Через несколько месяцев после свадьбы я почувствовал себя плохо. Не сразу, постепенно. Стал уставать, худеть. Голова всё время болела и тошнило. Лёг на обследование. Поставили диагноз: острый лейкоз. Я месяц в онкологии пролежал, лечился. Надеялся на лучшее. Принимал гормоны. От них моё лицо преобразилось. Я стал жиреть. Не мог на себя в зеркало смотреть. Донора мне подобрать для пересадки костного мозга не смогли. Мне оставалось пить эти убийственные гормоны, чтоб не умереть быстро. Я понял, что если не хочу окончательно потерять человеческий облик, надо отказаться от этих препаратов и выписаться из больницы. Решил, сколько проживу, столько проживу. Зато дома умру, в кругу любимой жены и дочки. Написал завещание (о нём позже расскажу). Умирал я счастливым, не скрою. Рядом были те, кого я любил больше жизни. Было спокойно, что жена и дочь обеспечены, радовался, что Альфие такую хорошую мать нашёл.
Девушка замолчала. Она отхлебнула глоток воды. Собиралась продолжать рассказ, но тут её глаза встретились с глазами Ларисы. Матери, к которой медленно, но неотвратимо приходило осознание того, что она потеряла дочь. Яранский тоже посмотрел на жену. Лариса встала и подошла к окну. Слёзы катились по её щекам. Вадим подошёл к жене. Он понимал, что что-то должен сделать, но не знал что… Анжела, не обращая внимания на супругов, продолжала:
– Вы должны мне помочь…
– А мне кто поможет!? – громко, с вызовом спросила Лариса.
А потом случилось вот что. Вадим попытался обнять жену, но она резко вырвалась и накинулась на него с кулаками:
– Это ты виноват! Ты! Всё из-за тебя! Сволочь! – кричала Лариса, задыхаясь и давясь слезами. Она била Яранского в грудь, в лицо и куда попало со всей силы и исступлённо кричала и кричала: – Ненавижу тебя! Почему, почему ты мне ничего не сказал?! Это из-за тебя я потеряла дочь! Если бы ты вызвал "скорую", когда она умирала, ты бы мог спасти её! Где теперь моя девочка?!
Яранский даже не пытался уворачиваться от ударов, он крепко схватил Ларису за плечи, и вдруг почувствовал, как женщина обмякла в его руках. Лицо её пылало. Она замолкла и прошептала:
– Сердце…
Вадим понял, что у жены сердечный приступ. На этот раз он не стал полагаться на свои силы и сразу позвонил в "03". Трубку взял его коллега, фельдшер Крапивин. Яранский обрисовал ситуацию в двух словах, и уже через три минуты за окнами послышался вой сирены. Анжела всё это время стояла возле Ларисы и робко держала её за руку. А несчастная женщина всё продолжала тихо плакать, глядя в одну точку на стене.
Глава пятая
На следующее утро Яранский стоял возле дверей ординаторской кардиологического отделения 2-ой горбольницы. Накануне Ларису госпитализировали с гипертоническим кризом. Для своей коллеги медика выделили отдельную палату. Прежде чем навестить жену, Вадим решил обстоятельно поговорить с лечащим врачом:
– Сергей Геннадьевич, скажите как врач врачу, насколько у Яранской серьёзная ситуация?
– Ну Вы сами понимаете, при поступлении давление у неё было 240 на 120. Высок был риск инфаркта. Слава богу, давление нам удалось быстро стабилизировать. На утренней ЭКГ никаких ишемичеких изменений, к счастью, не обнаружено. Проводится гипотензивная терапия. Посмотрим, что дальше будет. Видно, у пациентки сильный стресс, она постоянно плачет. Ночью делали ей даже феназепам.
– Да, понимаю, – стал оправдываться Яранский, – у нас с дочерью проблемы. Понимаете? Бросила институт… – Вадим кивком указал в конец коридора, где на скамейке для посетителей сидела молодая блондинка в чёрных джинсах, та самая нерадивая дочь.
Доктора-кардиолога, видимо, не очень интересовали семейные проблемы пациентов, и он сказал:
– Если хотите повидать супругу, сто раз подумайте, не станет ли ей хуже после вашего визита. Женщине нельзя волноваться. Иначе… Сами понимаете…
– Доктор, я аккуратно, не беспокойтесь, – пообещал Яранский и приоткрыл дверь в палату.
Лариса лежала под капельницей. Левая рука с небольшим синяком под иголкой системы безвольно лежала поверх клетчатого байкового одеяла. Лицо повёрнуто к стене. Женщина не шевелилась. Яранский присел на край кровати и погладил Ларису по руке. Она повернулась. Глаза жены были красными и распухшими от слёз. Сердце у Вадима сжалось от боли.
– Милая моя… – Яранский положил голову на грудь Ларисы.
– Ты знаешь, – начала Лариса охрипшим голосом, – я всю ночь думала. О том, почему так несправедлива ко мне судьба. Я поняла и осознала, что нет больше моей девочки… Но вот что ужасно, так это то, что я не помню, как это случилось… Когда я потеряла её. Для тебя всё определённо. Есть до, и есть после. А вот я… Всё пытаюсь вспомнить тот день, когда ты купил путёвки. Тот самый, роковой день. Помню смутно, что рассматривала их, представляла, как мы прилетаем в Египет, какой будет у нас номер в отеле, какой пляж, как на пирамиды едем смотреть представляла. Весь тот день я провела в мечтаниях. Даже не отложилось, была ли дочь дома или гуляла. Постепенно я стала замечать, что Анжела изменилась. И ты изменился. Ни ты, ни она не могли объяснить мне в чём дело. Отношения между нами тремя становились всё холоднее. Я стала посещать психолога. Одному Богу известно, что было у меня на душе. И главное, причин никаких для таких перемен я не видела. И с чего всё началось, не понимала. Если б ты мне сразу рассказал всё, Вадим… Мне было бы легче. А сейчас…
