Мог ли Николай II не отречься 2 марта 1917 года? И как встретила Россия известие о казни Николая II

Версии

Предположим, Николай II отрекаться отказался. Через три-четыре часа ему сообщают, что Александра Федоровна арестована, и весь Петроград требует его отречения (ложь, но сказали бы). Предположим, он все равно отказывается отречься. В этом случае пришлось бы заговорщикам его арестовать, а скорее всего и убить. На престоле, по закону о престолонаследии, оказался бы больной Алексей при регентстве Михаила. Михаил отрекся и при живом брате, при отречении Николая II в его пользу – значит, отрекся бы и в этом случае – в пользу того же Временного комитета (правительства). Все это произошло бы в три-четыре дня. Ну, возможно, в течение недели. Итог – все то же самое, только с арестованными на несколько дней раньше Николаем и Александрой (не исключено, что и с убийствами), с больным Алексеем, который скончался бы без ежедневного внимания матери в месяц или два.

Народ поднялся бы за государя?

Может и поднялся бы, если бы призвала Церковь. Но Святейший Синод в Петрограде еще 26 февраля отказался призвать православных мирян (то есть практически весь город) не участвовать в беспорядках и демонстрациях под красными флагами, а через несколько дней после отречения радостно приветствовал новую власть и благословил ее.

Следуя логике оппонентов, можно сказать, что и в этом виноват Николай II. Однако католический приход в Петрограде выпустил воззвание к своим прихожанам – не участвовать в демонстрациях – и ни один католик в событиях февраля-марта 1917 года участия не принял! Об этом честно написал в своих воспоминаниях товарищ (заместитель) Обер-Прокурора Святейшего Синода (с сентября 1916 по март 1917) князь Н. Д. Жевахов [4, Жевахов Н. Д. «Воспоминания …", с.385—387] Что, Николай католиков любил особо? Нет, этого не было.

Таким образом, при любом варианте развития событий результат был бы аналогичным, или хуже (с убийством его или царицы). Возможно, Николай II это понимал. Возможно, не думал об этом, а думал о жене и больных детях. В любом случае, другого выхода у него не было. Не говоря уже о том, что с точки зрения нормального человека он поступил совершенно правильно.

Наиболее вероятно, что еще вечером 1 марта в Пскове Рузский в самые бурные часы шантажа («буря была» – по выражению самого Рузского), после почти неприкрытых угроз в адрес императрицы открыто сказал царю, что у них (у заговорщиков) в случае дальнейшего упорствования не будет другого выхода, кроме как убрать и его, государя – и что это вызовет раскол в армии, но у них теперь нет другого выхода. Скорее всего, еще тогда же, вечером 1 марта, Рузский сказал Николаю и то, что отречение согласовано с союзниками, с послами Англии и Франции. Почти наверняка так оно и было: заговор был согласован в общих чертах, и Рузский сказал об этом государю. Можно не сомневаться, что после общей победы в Первой мировой союзники не хотели видеть ни того, как Россия становится в Европе гегемоном, ни того, что во главе ее стоит сильный государь. То, что США не хотели вступать в войну, пока на троне Николай II, а в России нет конституции – это давно известно. Николай II это знал. Напомню, что США вступили в войну после падения монархии в России. Вероятно, все это Рузский и обрушил на царя вечером 1 марта в царском вагоне литерного поезда в Пскове.

Николай II согласился отречься на следующий день, 2 марта, когда Рузский показал ему пять телеграмм от командующих фронтами в поддержку отречения, скрыв при этом резкий отказ представителя флота в Ставке адмирала А. И. Русина. Возражали против отречения также генералы Ф. А. Келлер и Хан Нахичеванский. Не поддержал идею отречение 2 марта также командующий Черноморским флотом адмирал А. В. Колчак. Напомню при этом еще раз, что Николай II все это время в Пскове был изолирован от всех коммуникаций и не имел возможности повлиять на ситуацию.

Судя по всему, главная причина, по которой Николай II согласился как бы добровольно отречься от престола было его опасение раскола в армии в случае известия о его смерти. Вряд ли в армии поверили бы в его естественную смерть или в гибель в железнодорожной катастрофе.