Ирония на два голоса

18. Законы судьбы и беззаконие улицы

Мы шли вдвоем, в воздухе доминировали запахи цветов, трав, деревьев и раннего утра. Стояла почти идиллическая тишина, только позади нас вдруг раздался топот ног. А еще через пару минут какие-то странные шарики начали падать на нас сверху, как град. Я обернулся и с удивлением обнаружил аморфную толпу подростков, которые, явно забавляясь, стреляли на бегу горохом из пластиковых трубочек. Ясно было, что они догоняли нас и уже поздно убегать, да и выглядело бы все это нелепо. Я обнял Алину за плечи и быстро проговорил на ухо, что сейчас постараюсь их отвлечь, а ей надо выбрать момент, чтобы сбежать. Увидев впереди возле тротуара сдвоенную пару бетонных столбов линии электропередач, я сделал Алине ручкой и повернул туда. Следующая за нами орава подростков загудела, словно блуждающий рой пчел, и повернула следом за мной, как за ускользающей приманкой. Подбежав к столбам, я развернулся и прижался к ним спиной, назвав мысленно братьями. Они ответили мне тем же, и стало ясно – нас теперь трое. Внутренний голос произнес с сомнительным дружелюбием, что Бог троицу любит.

Буквально за секунды я был окружен со всех сторон распаленной шайкой подростков разного возраста, примерно от десяти до пятнадцати лет. Из этой биомассы недорослей на передний план выдвинулись два взрослых мужика. Один, довольно крупный, но рыхлый, с татуировкой на плече, которая, казалось, с любопытством выглядывала из-под рубашки с короткими рукавами. Второй был намного худее, выше ростом, с вороватым выражением на лице, как будто он что-то украл, съел и этим страшно доволен. Оба запыхались от бега, до меня доносился плотный запах смеси пота и водочного перегара. Внешне им можно было дать лет тридцать-тридцать пять, однако сколько им дал суд и как много они отсидели, определить было труднее. Когда толпа сгрудилась передо мной, вперед выскочил подросток лет тринадцати и с каким-то глупым азартом замахнулся на меня. Он выкрикнул:

– Я ему сейчас врежу!

С этими словами он изо всех сил ударил, как он думал, мне по лицу. Но ему это только показалось. Я слегка повел шеей в сторону – пригодились занятия боксом в спортивной школе. Рука парнишки с размаху врезалась в бетонный столб, и он взвыл от боли, будто передвижная пожарная сирена. Брату-столбу его удар наверняка показался щекоткой. Толстый мужик, по всей видимости, главарь, отгреб неудачника в сторону как сноп соломы, пробурчав с запозданием:

– Погодь, узнаем сперва, что за фраер!

Поскольку я продолжал молчать, худощавый взрослый чувак, бывший явно в помутнении от недавней попойки, с нажимом спросил:

– Ты х-хто такой?!

Я поморщился от наплыва изысканных ароматов и подчеркнуто безразлично ответил:

– Для тебя никто.

Ответ сначала поверг парня в тупое недоумение, но потом его глаза зло сверкнули – похоже, ему что-то не понравилось в моих словах. При необходимости я мог бы долго поддерживать академические дискуссии с этими «интеллектуалами». Мельком посмотрев на Алину, окруженную сборищем самых младших недорослей-хулиганов, я понял, что она стоит с нарочито безразличным видом, как бы скучая и не пытаясь убежать. Осознав красноречивую остроту момента, я решил идти ва-банк. Для последующего розыгрыша мне пришлось напрячь все мышцы и морщины мужества. Я сделал суровое, почти зверское лицо и, демонстративно сунув руку в карман, поднял ее вместе с оттопыренной полой пиджака вверх, направив на тощего мужичка. У него вдруг побелели губы, и стало явственно видно, как из организма испаряется, извиваясь в каком-то шаманском экстазе, алкогольный дух или, возможно, джинн. Парень безмолвно зашевелил губами и забормотал что-то нечленораздельное, выставив перед собой обе руки, истово веря, что защищается от нечистой силы в моих руках. Выражение глупого испуга на лицевой части его головы убеждало, что он точно знает – я буду стрелять. Я дернул рукой, спрятанной в кармане, как будто повел стволом, увеличив в разы перекос хулиганской физиономии. Толстый главарь рванулся ко мне, пытаясь достать, но я сделал поворот как в вальсе – раз-два-три. Он был неповоротлив, и я мгновенно оказался у него за спиной.

– У него пистолет! – бешено заверещал тощий и стал отступать в сторону к кустам. Главарь все еще соображал, куда я исчез, и вертел в недоумении крупной головой, озираясь во все стороны. В ответ пришлось доверительно, но грубовато прокричать ему в ухо:

– Шли бы вы отсюда!

Толстяк размахнулся и попытался ударить, но там, куда он махнул рукой, меня уже не было, его ноги при этом не успевали поворачиваться за туловищем. Я сделал аккуратную подсечку и всего лишь слегка потянул его за руку, помогая нелепому движению. В следующий момент он потерял равновесие и всей своей массивной тушей рухнул в пыль.

В следующем акте этой короткой интермедии выступили подростки поменьше, стоявшие в сторонке, которые заорали нестройным хором:

– Де-евка сбежала!

Стало ясно, что надо сделать что-то хорошее и доброе для начавшейся паники, поэтому я крикнул, подражая подростку с ломающимся голосом:

– Ата-ас! Милиция!

Конечно, еще раньше я заметил, что в стороне от освещенного круга на дороге мелькнула фигурка Алины. Она воспользовалась суматохой и ловко покинула общество мелкоты, застигнув их врасплох. Рухнувший в пыль главарь с руганью и кряхтением поднимался, искренне недоумевая, что он тут делает. Конечно же, двое взрослых, воспитанных зоной мужиков, явно расслышали ключевые для них слова «атас» и «милиция». В голове у каждого из них непроизвольно совершился сложный алгебраический расчет, и с криками «Уходим!» они бросились прочь. Группа подростков, еще недавно казавшаяся единой силой, быстро устремившись в разные стороны, растворилась в окрестных кварталах. Ну а я с неискренним раскаянием почувствовал себя суфлером, случайно сорвавшим спектакль.

Вскоре наступила такая тишина, что стало слышно даже пение мельчайших божьих тварей в рассветных зарослях. Это казалось специально исполненным сценическим эффектом. Так же фантастично светлело небо, так же тускло светили бесполезные уже фонари, но никого вокруг меня не было. Как будто тут вмешался сам великий Станиславский, убедительно проведя режиссуру. Внутренний голос издевался, говоря, что я участвовал в постановке пьесы, где роли играли корифеи сцены. Видимо, подобное случалось прежде, и подростки были натренированы в умении разбегаться. Когда Алина, сыграв свою роль, ловко покинула сборище, никто из них не пожелал встречаться с милицией, посты которой дежурили в ту ночь по всему городу. Честно говоря, меня все же обескуражила такая смена декораций, поэтому я поспешил в ту сторону, куда могла скрыться Аля. Впереди, примерно в тридцати шагах, я увидел ее в тени под деревьями, почти незаметную при слабом уличном освещении. Мы бросились друг к другу навстречу и обнялись. Я похвалил ее за то, что она смогла так ловко вырваться. Алина была встревожена и спрашивала, что они мне сделали. Смеясь, я ответил, что мне – ничего, а вот я их вполне мог «перестрелять». С этими словами я вытащил сувенирную фигурку жирафа, которая весьма кстати оказалась в кармане.