Палач

Глава 5. Фархад

– Ты нам нужен, командир. Вопрос жизни и смерти.

Важный телефонный звонок спас меня от метаний, а спальню – от дальнейшего разрушения.

После Катиного ухода я отнюдь не успокоился, а принялся громить все, что попадалось под руку.

Усевшись на кровать посреди комнаты, в которой воцарился жуткий бедлам, и вся мелкая мебель была сломана, я бросил взгляд на картину, которую чудом не задел, пока буйствовал.

И почувствовал себя откровенной сволочью, которая без зазрения совести лжет своей жене в глаза.

Но приходится лгать. Иначе проблем не оберешься.

– У нас «Джамаловские». Два десятка живых, из них половина доходяжные. Прибудешь в течение дня?

Я как будто только что проснулся.

Несколько секунд просидел в непонятках, тупо пытался вдуплить, в чем заключалась суть сказанного. И только потом до меня дошло, в чем собственно дело.

Ну и утречко…

– Этого дня, что ли?

– Да, этого, командир.

– Так-так… Накладка… Что ж придумать… – и снова придется ужом выкручиваться.

Обещал же Кате с детьми провести несколько дней в открытом море, как решили сами дети. Но я несметно рад, что появилась работа, на которой смогу отвлечься и побыть собой хотя бы недолго.

И снять напряжение хоть так!

– Буду. Передай Тайгуру, пусть готовит вертушку. К которому часу? – я поглядел на наручные часы, рассчитывая, как скоро смогу оказаться в России. – Где-то к семи. Если получится, постараюсь раньше. Но не обещаю. Дела решить надо. Малых на яхту посадить и няню успеть подыскать. Собирались в круиз, а тут эти… Ладно. Ждите. Вечером буду.

Закончив разговор, я подошел к окну и подозвал Аврору, которая в этот момент разговаривала с видеокамерой в саду.

После вышел из спальни, чтобы дочь не увидела всего того, что там творилось.

Ждал ее на кухне.

Когда Аврора подошла, я с ходу объяснил ситуацию.

Не полностью, конечно, а лишь главную суть сказал.

Аврора всегда выручала, когда мне надо было срочно улететь по делам, и так происходило много раз.

Катя ни сном, ни духом о моих проделках и тайных перелетах. А значит, Авроре можно доверять все, даже самое сокровенное.

Как и ожидал, Аврора и на сей раз пообещала, что прикроет меня. А после, поинтересовавшись, не желаю ли позавтракать вместе, если у меня найдется лишнее время, взялась готовить, а меня заботливо усадила за стол.

В ее-то возрасте, Аврора так много умеет и так много понимает.

Порой кажется, что она гораздо старше своих лет. И умна не по годам, и перспективна.

Стремится к правильным знаниям, и увлечения у нее схожи с моими.

Тайком от Кати мы изучаем всякое оружие. Аврору больше интересует огнестрельное: из чего состоит пулемет, к примеру, как и что в нем работает, и какова сила поражения того или иного дробовика.

Правильно целиться не учил; Аврора самостоятельно догадалась, что следует делать, чтобы поразить цель.

К моей превеликой гордости, Аврора чувствовала оружие, как частицу себя. Она, как и я, одушевляла оружие и даже разговаривала с ним.

Мне приятно было наблюдать, с каким удовольствием и трепетом Аврора сжимает винтовку и с каким восторгом смотрит на мой арсенал, упрятанный в подвале, подальше от Катиных глаз.

Я подарил Авроре винтовку, на которую она запала с первого взгляда.

Когда-нибудь мы обязательно выйдем на охоту и применим полученные знания на практике. Возможно, что и дальше пойдем рука об руку. Аврора способна вести дела империи самостоятельно и, полагаю, после моей смерти именно ей достанется по наследству то, что я сейчас активно отвоевываю назад. И хоть предпосылки к тому были не столь велики и практически не выражались наглядно, я уже разглядел в Авроре то, что она пойдет по моим стопам.

Аврора выросла в той же клоаке, что и я. Она не знала другой жизни, а теперь, когда ее поместили в неестественную среду обитания, в точности как я, мечется из одной крайности в другую. То религию сменила, то на горло своей нелюдимости наступила и вдруг стала рассказывать о себе массам.

Не разделял ее увлечения вести видеоканал, но и не препятствовал саморазвитию личности.

Изредка контролировал, о чем ведется ее контент, и ничего провокационного не нарыл. Аврора умница и трудяга. Пусть познает механизм влияния на массы, и чем раньше это станет у нее получаться, тем лучше. Мастерство отточит к нужному времени как раз.

…Аврора пожарила омлет и, разложив его по тарелкам, заварила зеленый чай. Поухаживала за мной, подала вилку.

– Ты чего не ешь? – заметив, что Аврора к еде не притрагивается, а лишь смотрит, как ем я, неловко стало как-то.

– Нельзя, пап. Первые едят мужчины, а потом уже женщины. Пап, ты что? Забыл, как правильно у нас?

Аврора имела в виду ограничения, которые познала из нашей общей религии и старательно их соблюдала.

– Х-ха. Конечно, забыл. – безрадостно хмыкнул я и тяжко вздохнул. – Как тут не забудешь… Кушай. Это не принципиально.

Аврора встала с места и, сначала порезав омлет в моей тарелке, принялась за свой завтрак.

Немного погодя, она заговорила со мной о том, что беспокоит.

– Отдыхать тебе надо, пап. Ты слишком много работаешь. Не приведи Аллах, с тобой что-то случится. Я очень за тебя волнуюсь и каждый день молюсь о том, чтобы у тебя все получилось.

Как же Аврора похожа на свою мать стала.

Пока та говорить умела, всегда за меня молилась.

– Твоими молитвами… все получается, дочка. – я пересел к Авроре поближе и обнял ее за хрупкие костлявые плечи.

Дочь моя питается хорошо, но такова конституция ее тела. Излишне худощавая. Такая же особенность была у Олеси, матери Авроры. Та тоже ела достаточно и не толстела.

Аврора отложила вилку в сторону и, немного откинувшись на спинку стула, внимательно изучала татуировку Фемиды на внутренней стороне моего предплечья. Ослепшая Фемида с окровавленной повязкой на глазах, к моему упущению, так некстати оказалась на уровне глаз Авроры.

Я всегда старался носить перед детьми одежду с длинным рукавом, чтобы не вызывать своим видом ненужных вопросов. Но сегодня буквально всякая мелочь вылетела у меня из головы.

– Знаешь, кто это? – решился я и выбрал непростую и очень щепетильную тему для разговора, на которую, полагал, не решусь заговорить с Авророй никогда.

Аврора хмыкнула и коснулась татуировки, бережно погладив женский образ.

– Все ждала, когда ты спросишь. Конечно, знаю, папа. Это мама. У тебя остались какие-нибудь еще рисунки с ней? Кроме тех, что уже видела?

Аврора, хоть и бросила ее Олеся после рождения, вопреки моему изначальному домыслу, общалась с матерью вплоть до дня ее кончины.

Правда, редко общалась.

Что такое материнская любовь, Аврора так и не познала, ведь Олеся была для нее вроде как сестрой или тетей, которая приходила в гости редко, но зато одаривала щедро. Воспитывала Аврору, если это можно так назвать, Кобрина, мать Олеси, а ныне мразь, которую мечтаю увидеть в гробу.

Не дают покоя ее чертовы гаремы.

Надо было не щадить и не слушать сопливые клятвы, которые по факту оказались чухней. Надо было забить на совесть и молча воспользоваться детонатором, когда выпадала возможность.

Гаремы и их злокачественные образования, которых моя банда прозвала «Амирхановскими», чтобы отличать от «Джамаловских» вояк и сталкеров, почуяв свободу после распада «Иллюзии», активизировались с небывалым размахом и жестко надавали по щам «Джамаловским», которые не подозревали об их намерениях. Раскидав «спящих» церберов и отомстив обидчикам, гаремы «сбросили с себя оковы» и провозгласились независимым ханством, состоящим из разобиженных рабынь и меркантильных «шестерок» Амирхана, которыми правит проститутка, и начали войну с конкурентами за падшую империю.

Даже племенной герб придумали с печатью, которую не стесняются ставить в документах, в том числе, и международной важности: три срубленные головы, единой косой из волос сплетенные между собой в треугольник: Джамала, Амирхана и моя голова. Как авоська с апельсинами, только вместо апельсинов – головы мертвецов.

Кичатся гаремы, публично афишируя лютый обман, что вожаков «Иллюзии» покромсали они собственноручно, и это только начало их пути к полной независимости.

Трепещите враги, бойтесь бабской мести…

Как хорошо, что никто в криминальном мире не воспринимает гаремы всерьез. Но моя голова на их гербе красуется – достаточно весомый булыжник в мой огород и негласное объявление войны мне – теперь уже первостепенному оппозиционеру их шайки.

Ну ничего, пробьет тот час, и я доберусь до гаремов. А сейчас есть дела важнее, чем сражаться с армией бл***дей.

– Где-то должны лежать, дочка. Я, вроде бы, не выбрасывал никакие эскизы. Может, быть тут есть…

Я подошел к шкафчику у плиты, где хранились крупы и прочие сыпучие продукты, открыл его и, отодвинув в сторону то, что мешало, вытащил черную папку, плотно набитую  канонической запретностью.

Катя все равно не пользуется этим шкафом, так что прятать папку куда-то еще, смысла нет.

Открыл папку на весу, бегло пересматривая рисунки, которые там имелись. Нашел некоторые забытые эскизы, которые так и не стали татуировками, и очень много обнаженных портретов Олеси в эротических позах, которые по этическим соображениям не стоило показывать ребенку.

Я отобрал из стопки самые откровенные портреты женщин и вернул обратно. Папку на автомате бросил в шкафчик.

Остальное, что можно видеть Авроре по возрасту, я принес и положил на стол.

Аврора отставила завтрак и тут же взялась увлеченно перерывать бумажки в поиске портретов своей матери.

– Это все Катя? – она быстро пролистывала ненужное, спрашивая меня, когда не узнавала, кто был изображен на том или ином портрете. – И это она? Сколько же ее много тут… А это кто?

Добравшись до последнего портрета, который я по невнимательности проглядел и не спрятал, Аврора развернула его ко мне и с недоверием поинтересовалась.

– Кто эта восточная девушка в платке?

– Айша. – не стал лгать дочери. Пусть знает обо мне чуточку больше. Все ж, Кате она не сболтнет. Надеюсь. – Моя…м-м-м, первая любовь. Как она сюда попала… Странно…

Выхватил из рук портрет и, смяв, выбросил в мусорное ведро.

– Кате об этом ни слова. Хорошо?

Аврора согласно кивнула и еще раз пересмотрела рисунки.

– Мамы тут нет. Жалко. – с грустью констатировала она, отодвинув от себя пачку.

– Где-то они есть. Точно помню, что не выбрасывал. Обещаю, что поищу, дочка. Но не сегодня, хорошо?

Я полистал рисунки сам.

– Один пропустила. – вытащив из пачки портрет крупным планом, к моему счастью, приличный и, наверное, самый приличных из всех, так как изображал Олесю до плеч, отдал его дочери. – Держи. Вот твоя мать.

Аврора с улыбкой рассматривала портрет.

– Ты любил ее, папа?

Трудный вопрос…Очень трудный.

– Ну, м-м-м… Конечно, любил, дочка… Дети ведь без любви не получаются…

– Мы с мамой похожи, нет? – с надеждой спросила Аврора и повернулась ко мне лицом, чтобы я мог оценить их схожесть.

Изучая черты лица Авроры близко и сравнивая их с образом ее матери, меня невольно отбросило воспоминаниями в один из теплых вечеров, когда только-только взошел на титул третьего императора «Иллюзии».

Незадолго до того я получил грозную и мрачную кличку «Палач», ставшую единственным моим именем на несколько лет вперёд. Первые годы в «Иллюзии» прошли так, что мало кто знал мое настоящее имя, а фамилию и сейчас многие не знают. Все поголовно, даже Джамал и его сын, по старой привычке звали меня Палачом. Как и предыдущего своёго «Палача», Джабира Ильясова, никто и никогда не звал по имени.

С появлением Олеси, мне привычное стало уходить на второй план, а потом и вовсе исчезать. Она проявила смекалку и безграничную смелость, в итоге напомнила мне, что я, прежде всего, человек, а не просто палач.

Вечер, перечеркнувший кое-какие мои принципы в отношении к женщинам и рабыням в частности, имел место быть, грубо говоря, четырнадцать лет назад, в период бурного расцвета моего тщеславия и всемогущества.

Когда моя карьера и власть молнией понеслись в гору.

Когда стал принимать свои бесчисленные победы как обыденность.

Как раз тогда, когда, по моим нынешним расчетам, и была зачата Аврора.